Весеннее равноденствие

— …Но если сказать правду, то ваши проценты перевыполнения следовало бы несколько скорректировать…

Зал настороженно притих.

— Наши плановики, товарищ Готовцев, считать умеют, — подал реплику Агапов.

— Слишком хорошо они умеют считать. В выполнение плана они вписали и те заготовки, которые заводу не принадлежат.

В тишине зала Агапов так резко повернулся на стуле, что надсадный скрип рассохшегося дерева услышали, наверное, и в задних рядах.

— Понимаю, что в такой день вам, товарищи, не очень приятно слушать подобные откровения, но я говорю на будущее, так что потерпите.

Андрей Алексеевич вытащил из кармана спецификацию и для убедительности помахал ею в воздухе.

— Полчаса назад я эту спецификацию лично проверил. Двенадцать заготовок, принадлежащих ОКБ и переданных вам на ответственное хранение, использованы по распоряжениям руководства завода, чтобы покрыть брак и прорехи в работе. Чужим добром вы свои дырки заткнули, товарищи…

По залу прокатился смутный гул.

— В чужой карман, извините за прямоту, ваше начальство залезло, а потом начало бить в литавры о перевыполнении плана…

— Да вернем ваши заготовки! — громко, перекрывая нарастающий гул, крикнул Агапов в председательский микрофон. — Обещаю, что вернем и больше винтика вашего в руки не возьмем, раз уж вы такие крохоборы. На этой неделе и вернем все, Готовцев!

— Ладно, Максим Максимович, не будем считаться. А чтобы у вас не было неприятностей по официальной, так сказать, линии, я, как начальник ОКБ, задним числом даю вам наше разрешение на временное использование в связи с трудностями производства наших заготовок… На будущее такую критику учтите!

— Будь уверен, учтем, — разряжая напряжение в зале, громко сказал Агапов, мысленно благодаря Готовцева за великодушие задним числом. Уперся бы он, крутую кашку пришлось бы расхлебывать Максиму Максимовичу. А тут — согласие есть, значит, не имеется ни приписок, ни очковтирательства.

— Нам, товарищ Готовцев, чужого не надо. А за то, что наши производственные трудности учли и дали согласие на временное использование литья, от станкостроителей спасибо. Взаимовыручка всегда должна быть… Человек человеку друг, товарищ и брат.

— Так это, Максим Максимович, человек человеку, а не станкостроительный и ОКБ. Про нас такого лозунга не написано.

Шутливый ответ смягчил атмосферу в зале. Готовцев-старший вытер лицо и подумал, что самое скверное, кажется, пронесло более или менее благополучно. Есть у Андрюшки соображение. Стегать — стегает, но наотмашь не бьет.

— Но это товарищи, станкостроители, не главное, что я хотел сказать. Это я просто ваше начальство покритиковал в порядке воспитания…

«Долго будешь ты помнить это воспитание, Готовцев, — думал Агапов, недружелюбно оглядывая выступающего. — Мы тоже найдем возможность тебя воспитать. Лепите за кульманами свои чертежи, а мы программу даем. Люди пришли на торжественное собрание, а ты им блох за воротники сыплешь…»

— Сказать я хотел о другом…

Зал снова настороженно притих. С таким мужиком, как Готовцев, не соскучишься. Выдал с трибуны рашпилем по мозгам. Начальство разливалось соловушками, а он вылез и влепил… Смылили, значит, у конструкторов деталюхи. Некрасиво получилось. Не годится на чужие караваи зариться.

— …О научно-технической революции. В ней ведь не только одна сторона — техническая. В ней не менее важна и другая часть — психологическая, человеческая. Двигает эту сторону ум людей и их совесть. Уровень совести станкостроителей насчет чужих заготовок мы с вами выяснили, теперь прикинем, как с этим делом у вас обстоит в других частях. Не пора ли вам спросить себя: какие станки делаем?

— Дипы делаем… «Догнать и перегнать» — так раньше они назывались, — снова подал реплику Агапов.

— Раньше они верно назывались, Максим Максимович, а теперь, судя по всему, их название надо изменить. По совести сказать, правильнее будет ваши станки назвать сейчас постоянно отстающими от движения технического прогресса. Устарела ваша продукция. Оглянитесь, подумайте, что происходит сейчас в станкостроении: станки с числовым управлением, с электронным, полуавтоматы в крайнем случае. А у вас как было десять лет назад, так и осталось.

Начальник главка делал в блокноте торопливые пометки. Агапов наливался бурой кровью. Готовцев-старший махнул рукой на собственный «парад», стянул галстук и расстегнул накрахмаленный воротник. Дышать стало свободнее, и пришло облегчающее сознание, что говорит сын с трибуны правду и в сторону ее не отмахнешь.

— Заводу нужно переходить на выпуск станков более совершенных конструкций. Сделать эти конструкции можем мы — конструкторы. Общее это наше дело, и я с себя и своих коллег вины не снимаю…

В зале прокатился разнотонный гул. Сидящие и принимали слова Готовцева и протестовали против них.

— Это наше общее дело, наша задача. Но чтобы ее выполнить, сначала надо крепко подумать над модернизацией производства и помочь нам, конструкторам, чтобы получилась здесь не тяп-ляп, а совершенная машина. Без опытных и экспериментальных образцов ее не сработаешь. Мы сконструируем, вы сделаете образец, а потом вместе проверим в работе каждый винтик, каждую шестеренку, чтобы в серию пошло на высшем уровне. Так я думаю насчет нашего общего дела… Станок ведь тоже воспитывает. На программное управление не сунешь заготовку со слоновыми допусками. Не примет он ее — и все дела. Значит, кое-кому вместо спокойной жизни придется чесать затылки и поворачиваться так, чтобы не переводилась половина металла в стружку.

— Правильно! — раздался выкрик из зала. — Суют тебе бандуру на два пуда, а надо валик выточить на десять килограмм. Вот и начинаешь гонять на обдирке…

— И резцы тоже… Две проходки сделаешь и меняй инструмент.

— Мой карусельный уже и «десятки» брать перестал! По годам он вровень с моей бабушкой!

Агапов, схватив председательский микрофон, утихомиривал анархистские выкрики.

«Ну, Готовцев, ну, дорогой воспитатель, — яростно думал директор завода. — Будь спокоен, за мной такое не пропадет…» Налаживая порядок, Максим Максимович сочинял варианты мести возмутителю спокойствия, оскорбившему принародно, в присутствии уважаемого начальника главка и завод, и людей, и его, директора. Что теперь подумает Балихин? На директорской должности Максим Максимович, как говорится, зубы съел и хорошо знает, какая это тонкая и чувствительная материя — служебный авторитет и как начальство относится к здоровой критике.

— …Сумеем мы, товарищи, по настоящему развернуть опытные и экспериментальные работы — осилим задачу выпуска станков и станочных линий на современном техническом уровне. Не осилим — будем либо топтаться на месте, либо проливать семь потов, чтобы доводить машины в работе…

Готовцеву полагалось сойти с трибуны под свист и негодующие выкрики, а его проводили аплодисментами, и Агапову пришлось опять в растерянности гладить плоскую бритую макушку.

— Что же ты, Готовцев, при всем народе облил меня помоями? Не мог с таким разговором прийти в кабинет?.. Считаешь, что я пень и слов не понимаю?