Весы Лингамены

Но вот тело мальчика обмякло, а руки свесились вниз. И снова заспешил на помощь бессменный М-387 и проделал обычную процедуру. Теперь Текано лежал неподвижно как каменная статуя.

Дарима осторожно выпустила ладонь мальчика. В уголках её расширившихся глаз набухли слезинки. Она поднялась и, отойдя на несколько шагов, стала, скрестив руки на груди.

– Посмотри, только посмотри на него, - запричитала она в слезах.
– Он же словно воплощение всех страданий нашего мира. И если все достижения современной цивилизации в итоге ведут к этому, то грош им цена!

Я ещё не успел на это отреагировать, как лицо Даримы вновь изменилось. Было понятно, что сейчас она переживает сильнейший эмоциональный всплеск, и почти физически можно было наблюдать, как засветилось её лицо.

– Namo Ratna Trayaya...
– царапнули безмолвную поверхность мироздания древние как свет слова.

Тут даже М-387 прекратил возиться у кровати Текано и уставился на поющую женщину. Как бы он ни решил, что ей тоже требуется помощь! Я положил руку на голову робота и, приложив палец к губам, тихонько прошипел: "Тс-с-с!"

– Мы подождём его пробуждения здесь, - обратилась Дарима к роботу, когда дочитала до конца.

– Хорошо, - ответил М-387.
– Разрешите поинтересоваться - что пела Дарима? Я перебрал в памяти все слова на всех существовавших языках, но не обнаружил ничего идентичного.

– Это из учения Дхармы, мой металлический друг, - сказал я, - мягко похлопав М-387 по плечу.
– Не обижайся, но вот тебе это точно ни к чему. Роботы, по-моему, единственные существа на этой планете, которым дхарма совсем ни к чему.

Бежали дни, а мы всё никак не уезжали из Механического Города. Мы каждый день навещали Текано, и сами не заметили, как сильно привязались к нему. А юноша, тем временем, быстро шёл на поправку. Ещё пару дней приступы продолжались, затем они стали происходить всё реже, и вот, наконец, наш новый друг твёрдо встал на ноги и сказал:

– Ну вот, теперь я, кажется, полностью здоров и готов приступить к изучению дхармы по-настоящему!

И вот он весь стоял перед нами - нескладный мальчик с щуплыми руками, длинной шеей и большой головой с выделяющимися лобными долями. Он являл собой слишком явное превосходство интеллекта над инстинктами, которыми всё ещё жило большинство людей. Поэтому он и не смог жить как обычный человек и оказался в городе духовных инвалидов. Но сейчас надежда, подаренная Даримой, желание выздороветь и вылечить весь мир оказались в нём столь сильны, что Текано уже превозмог свой недуг.

Собственно, брать ли его с собой, мы с Даримой даже не обсуждали. Лишь в самом начале, когда приступы "пружинности" ещё повторялись, у нас состоялся небольшой разговор.

– Давай позовём его с собой, - предложила Дарима.

– Мне тоже хотелось бы. Но это - ответственный шаг, - ответил я неуверенно.
– Если болезнь вернётся, не станет ли ему ещё хуже?

– Все мы на одной и той же узкой дорожке. У нас с тобой тоже рано или поздно может возникнуть подобная болезнь, если... У всех нас только один путь - увидеть свет.

И вот, наконец, через полтора месяца после знакомства с Механическим Городом N 227, мы втроём покидали сиё скопище смутного недоразумения.

– Я слышал, - сказал Текано, вглядываясь в иллюминаторы, - что где-то в тайге обитает счастливая коммуна людей, ушедших из городов и порвавших с цивилизацией. Живущих натуральным хозяйством и охотой - в точности как люди прошлых эпох. Они не развращены, не опустошены всем этим призрачным многообразием однотипного, оказавшимся на деле лишь великолепной бутафорией, трёхмерной пустышкой. Раньше я думал - как же они не понимают, что всё бесполезно? Что через несколько десятилетий их жизнь закончится и перед лицом вечности все их труды всё одно ничтожны? А теперь думаю - как хорошо было бы уединиться так и изучать дхарму.

– Я тоже слышала про это поселение, - улыбнулась Дарима.
– И я даже знаю людей, которые отправлялись искать его. Но все они возвращались с пустыми руками, разочарованные. Так что большая вероятность, что этот город - просто легенда. Но ты можешь уехать в любую точку мира и изучать дхарму даже в гордом одиночестве.

– Ты моя учительница, - Текано прижался к Дариме и положил ей голову на плечо.
– И Минжур мой друг. Куда же я без вас поеду?

Вимана продолжала набирать высоту. Очертания Механического города истончались, неспешно уплывая за пределы видимости. Беззаботное, полудетское личико Текано теперь было совершенно умиротворённо, он спал. И я подумал - это ведь несложная арифметика: если каждый 10000-й житель Земли найдёт путь увезти отсюда хотя бы одного человека, дать ему шанс на новую жизнь? Для этого нужен всего один из десяти тысяч, имеющий силы и способности сделать это. Так Механические города бы опустели. Но всё это, понятно, мечты. То, что удалось Дариме, видимо, исключение, лишь подтверждающее правило.

Но долго любоваться идиллической картиной и вынашивать текановские планы совершенствования мира мне не удалось. Тревожно запиликала связь, и взволнованный, хриплый голос Гелугвия наполнил рубку:

– Ящер! Он появился, - быстро проговорил он.
– Давайте ходу, вы нужны тут!

Мезозойский Ящер ра справляет перепонки

Когда мы вошли, он был уже там. Высокий темноволосый мужчина, которого мы мельком видели на экранах кристалловизоров в тот памятный день, когда всё изменилось. Ящер. Это был он, собственной персоной. Да, он сам явился в институт и сейчас находился прямо в нашей рабочей комнате, сидя на стуле в центре зала. Впрочем, мы были предупреждены.

На звук наших шагов Ящер обернулся, и я впервые встретился с ним взглядом.

– Вы, верно, Минжур и Дарима?
– спросил он.
– Здравствуйте.

Текано, который попросился с нами, Ящер едва заметил, слегка кивнув ему.

– Да, - ответили мы с Даримой одновременно.

– А ты, похоже, тот самый Ящер, - добавила Дарима, стараясь не сильно интонировать.

– Да, так меня прозвали в этих стенах... Мы вас ждали, чтобы начать.

Я вопросительно посмотрел на окружающих. Что тут ещё можно начинать? Штольм поспешил объясниться:

– Ящер сообщил, что собирается навестить нас, и мы поспешили позвать отсутствующих сотрудников, чтобы все были в сборе.

– Итак, - взял слово Гелугвий, - все уже поняли, что это Ящер. А Ящеру представили каждого из нас. Можем приступать к делу.

Все смотрели на незваного гостя. Лицо его с выдающимися скулами и чёрными усиками над упрямой складкой тонких губ сейчас являло собой выражение напряжённого ожидания.

– Меня зовут...
– начал он и осёкся.
– В прошлом у меня было имя, данное мне при рождении, но после известных событий оно потеряло всякое значение, и я хочу навсегда забыть о нём. Теперь меня зовут Ящер. И мне вполне нравится, как меня прозвали ваши корифеи, - тут Ящер слегка кивнул Штольму и Гелугвию, которые, впрочем, внешне никак не прореагировали на эти слова.

– Я даже не знаю толком, с чего бы начать. У нас ведь явно много вопросов друг к другу. Особенно, я думаю, у вас ко мне. Но объясниться нам необходимо. Давайте, сначала я выскажу свои соображения насчёт города и Эксперимента в целом, и в этом контексте постараюсь объяснить и свой поступок. А вы, уж конечно, изложите мне в процессе общения всё, что сочтёте нужным. А после этого пусть меня подробно допросят кристалловизоры.

При упоминании "допроса" мы несколько стушевались. Да, Ящер проник под Колпак, он фактически сорвал нам весь Эксперимент. Но допрашивать его с помощью "честных машинок", это уже, извините, та же "святая инквизиция", разве что сильно пропитанная гуманностью 32-го века, но сути своей от этого не растерявшая. Как я уже рассказывал, доискиваться правды с помощью кристалловизоров перестали уже вскоре после их изобретения...