Весы Лингамены
Шрифт:
– Тэкс, - бросил я, - ну-ка, ребята, давайте откроем, что там гласит сия клинопись!
На нескольких плюшевых изделиях машинного общепита, обмотанных вокруг головы Будды, действительно виднелись таблички. Первая гласила: "я - причина следующей сосиски", следующая говорила: "я - следствие предыдущей съеденной сосиски". Я только потянул за цепочку и стал подтягивать к себе самую дальнюю от Будды сосиску, на которой болталась ещё одна табличка, как сзади нас раскрылась входная дверь и послышался весёлый возглас Даримы:
– Ох, ничего себе! Да это же совершенная визуализация причинно-следственной связи!
Мы уставились на вошедшую в ожидании объяснений. Дарима подошла ко мне, и, заметив табличку, которую все мы хотели достать, стала
– Во дают!
– первой опомнилась Дарима.
– Моё почтение!
– Кто?
– вскричали мы втроём со Штольмом и Гелугвием.
– Тоссирх, Бессаланх и Фриазон, - улыбнувшись, ответила Дарима.
– Я их вчера тоже поздравила.
Так мы постигли тайну явления новогодних гирлянд в холле института и в приподнятом настроении направились прямо в нашу любимую комнату на втором этаже, где по-прежнему находился центр управления Экспериментом.
– Что-то вы задерживаетесь, молодёжь!
– подмигнула нам Лингамена, как только мы вошли.
– Подарки судьбы потом обсудим, а сейчас - вперёд!
Так, без всяких помпезных речей Лингамена Эклектида потянула на себя символический рубильник и запустила "вечный" эксперимент ИКИППСа. И хотя за этим не последовало никаких внешний проявлений, долженствующих, казалось бы, во всех подобных случаях непременно сопровождать события такого порядка, холодок пробежал у меня по спине - началось! Словно наяву я увидел, как застучали не ведающие усталости детали тысяч машин, перегоняя и просчитывая первые блоки принятого от измерителей потока информации. На миг я будто сросся с этой неимоверной мощью и представил, как приходят и уходят под мерный стук железных сердец целые поколения землян, а Эксперимент всё тянет свои вековечные нити в бесконечность, и на одной чаше весов его гордо восседает время, а на другой робко, с оглядочкой приютились деяния всего человечества. Может статься, через тысячу лет и людей-то не останется, а вычислители, подпитываемые энергией из космоса, всё будут доказывать наличие нерушимой причинно-следственной связи...
Вскоре, однако, это наваждение покинуло меня, и я, как и все наши сотрудники, влился в процесс пассивного слежения за Экспериментом. После завершения подготовительной части проекта все мы превратились из активных участников в наблюдателей. Правда, оставалось ещё оплести измерительным оборудованием не охваченные ранее участки планеты - но это можно было делать уже не особенно торопясь, ведь в обозримом будущем никто не ждал от проекта хоть сколько-нибудь заметных результатов. Но он всё-таки умудрился преподнести нам своего рода сюрприз: график Кармопроцента, предсказуемо находясь вблизи нулевых значений, неожиданно начал выкидывать нам номера. В сущности, я бы не и не стал упоминать здесь об этих микроскопических колебаниях в пределах тысячной доли процента, если бы они не потянули за собой события совсем иного порядка.
Первым забеспокоился Штольм. Он заметил, что при увеличении масштаба графика его кривая перестаёт быть похожей на беспорядочно двигающиеся точки, характерные для нынешнего Кармопроцента. И хотя никто из нас толком не знал, как будет вести себя этот график дальше, всем было ясно, что сейчас, в период неравномерного поступления в ИКИППС информации со всего земного шара, никакого адекватного поведения от кривой Кармопроцента ждать никак не приходится. Так что же демонстрировал нам график? Сначала в хаотично скачущей кривой Штольм на глаз уловил некие похожие символы, повторяющиеся через некоторое время. Наспех проведя машинный анализ, мы не добились никаких результатов. Вскоре уже я и Гелугвий, ежедневно вглядываясь в график, смогли обнаружить ещё несколько идентичных мест. А вот Лингамена по этому поводу вообще не
беспокоилась. По её расчётам в ближайшие сто лет график должен неспешно расти, и не стоит слишком напрягаться из-за петелек и завитушек, которые суть прямой результат просчёта всей мировой кармы на данный момент. Но настолько ли это слепая сила?Постепенно и Штольм, не видя больше никаких разумных объяснений, начал склоняться к мнению Лингамены и понемногу успокоился. Но мы же с Гелугвием упорно видели в графике присутствие явно одинаковых участков, и готовы были поклясться Неймаром, что здесь во сто крат вероятнее присутствие разумной составляющей, нежели "слепой" руки суммы мировой кармы. В конце концов, я рассказал всё Дариме, которая сразу заинтересовалась происходящим и тут же пришла посмотреть на график. При виде этих весёлых линий лицо девушки на миг вспыхнуло, но затем будто спряталось под вуаль: несколько дней она с непроницаемым лицом всё ходила и часами рассматривала кривую Кармопроцента. Наконец, когда Гелугвий уже подумывал о том, чтобы привлечь дополнительные мощности для анализа происходящего, Дарима оторвалась от экрана и сказала:
– Не нужно нового анализа. Я видела эти символы в Гималаях.
– Какие?
– с удивлением спросил Гелугвий.
Дарима показала на несколько затейливых значков, образуемых графиком.
– И я бы никогда не догадалась, в чём тут дело, - добавила девушка, - если бы не события последних месяцев. Тут несколько раз повторяются три санскритских слова. Вот этот символ означает "не ждать", а эти два повторяющихся - "начинать немедленно".
– Ничего себе!
– воскликнул Штольм с иронией.
– А я-то думал, по хорошо прижившейся традиции расшифровывать это теперь придётся лет пятьсот кряду! У нас ведь всё растягивается то на 50, то на 400, а то и на все 1000 лет!
Никто, однако, не засмеялся. Меня больше интересовало, что это за события последних месяцев, о которых упомянула Дарима. Наспех перебрав в уме нагромождение всякой всячины, выпавшей на нашу долю в течение последнего полугодия, я так и не смог выделить ничего такого, что могло иметь хотя бы отдалённое отношение к этим странным символам. Но в одном я был уверен - уж на этот раз это точно не работа Ящера!
– Не утруждай себя, ты и не сможешь догадаться, - сказала Дарима тихо, видя моё замешательство, - об этом я просто здесь ещё никому не говорила.
То, что мы услышали далее, было, с одной стороны вполне логичным, а с другой вызывало неоднозначную реакцию. Случай с вызволением Текано из Механического Города, как оказалось, был уникальным. Ещё ни одному пациенту этих учреждений не удавалось выйти оттуда в добром здравии (и уж тем более руководить впоследствии городом). И, хоть я и присутствовал при описываемых событиях, но больше просто радовался выздоровлению полюбившегося нам парня, чем делал далекоидущие выводы. Вскоре пучина событий поглотила нас, и я и думать забыл о нерадостном прошлом нашего мальчика. Но в мировом масштабе это выздоровление вовсе не прошло незамеченным. Где бы Текано ни ездил, он везде восхвалял свою учительницу и охотно делился со всеми историей своего чудесного исцеления. И вскоре это принесло первые плоды: Дариму начали закидывать мольбами о помощи. Началось это уже после старта большого Эксперимента. Сначала дал о себе знать ещё один юноша из того же Города N 227, откуда мы вытащили Текано. Затем посыпались просьбы из многих других Механических Городов, и одна пришла даже от живущего вне их мрачных стен.
Рассказав нам всё это, Дарима отвлеклась какой-то своей мыслью и отстранённо посмотрела поверх мониторов. В этот момент я решил, что она слишком многое притягивает за хвост, и только попусту беспокоится.
– Да, я ездил с тобой и видел всё это собственными глазами, - сказал я.
– Но разве Учение не объясняет это так, что Текано уже был готов к освобождению? Случай, конечно, для этих безрадостных мест из ряда вон выходящий, но не кажется ли тебе, что с тобой или без тебя он всё равно бы вышел оттуда?