Ветер Безлюдья

— Андрей, а прознать по базам данных они могут? Помнишь, ты говорил, что пока дело не закрыто, участники и свидетели под защитой, засекречены? Так теперь-то все, и давно все.

Тот покачал головой:

— Я предусмотрел, провел закрытие под ветку основного дела, чтобы информация не ушла. С Гранидом возиться больше никто не будет, но ведь с другими жертвами, этим вот трупом и запрещенными веществами «Гербария» ничего не закончено.

— Они его до сих пор ищут, Гранида.

— Это не секрет. Кстати, он помог мне здесь, в трущобах вычислить машину отлова и выявить четырех гонцов-курьеров без персоников.

— Я не знала. Он как съехал, так и все, не общаемся. А что за машина отлова?

— Транспорт-прикрытие для того, чтобы можно было вывезти жертву или клиента из мегаполиса сюда. А в трущобах легально только два вида транспорта постоянно ездят — мусоровозы и служба отлова животных. Скорые и крематоры редко, да там так строго, что трудно вклиниться левым.

— Как все сложно…

— Тебе полегче? Найдешь еще силы описать подробно — как эти двое выглядели, все приметы и мелочи?

— Да. — Я посмотрела на время, вспомнив про встречу с Виктором. — В квартире есть проводной телефон?

— Нет.

— А таксофон где-нибудь рядом?

— Есть. Но надо дойти до бывшего стадиона, там целый ряд будок. Не уверен, что связь сохранилась.

— Проводишь?

— Конечно. Я тебя и домой провожу, а то мало ли — свалишься, или опять неудачно нарвешься. Заодно инъектор коллеге сдам.

* * *

Гудок был. Андрей вежливо отошел, а я набрала Почтовый двор. Через две квартиры, вышла и на Виктора:

— Витя, извини, но сегодня я прийти не смогу…

— У меня на звонки срабатывает плохое предчувствие, — послышался его вздох, — если я жду твоего прихода и звонит телефон, значит, я тебя не увижу.

— Обстоятельства изменились.

— Что-то с родителями?

— Нет.

— Из-за работы?

— Не по телефону…

— Эльса, — на том конце провода дохнуло и обидой и мольбой, — сегодня особенный день. Я к нему давно готовился!

«Только не это…» — мелькнула испуганная мысль и я стала мычать что-то невнятное. Виктор продолжил:

— Это сюрприз, особенный вечер! Отец достал бутылку старого красного вина, мать уже наготовила все к праздничному ужину… Эльса, умоляю, что бы там ни было — отложи на завтра, и приходи. Ради меня приди!

— Хорошо… тогда скоро буду.

Я поняла одно — меня ужаснула мысль о том, что Виктор может сделать мне предложение. Больше так пытать себя и его нельзя.

Укорила себя же за отвратительное малодушие — мне так хотелось, чтобы произошло нечто… что угодно, что выставит Виктора в плохом свете. Он струсит, он непристойно себя поведет, он обидит меня или оскорбит. Тогда бы я с чистой совестью заявила «вот ты как, не хочу с тобой больше общаться». Чтобы я осталась хорошей… чтобы не я оказалась той свиньей, которая втерлась в доверие, поиграла ожиданиями и чувствами целой семьи, а потом заявила «а я не с серьезными намерениями». Трудно сказать хорошему человеку «я не люблю тебя», намного выгоднее для совести выставить себя белой и пушистой…

Еще не прошла моя гордость за то, что не струсила перед побоями. Пора набраться храбрости для четного разговора с Виктором и его родителями.

— Андрей, проводишь меня до входа во Двор?

И у следователя хищно блеснули глаза.

— Вдвоем пойдем.

— Только не сегодня. Есть очень серьезные причины, почему в другой раз, но поверь мне на слово. Пожалуйста.

Сюрприз

Скула была разбита — глаз распух и уже наливался синяк, руки замотаны, ноги прихрамывают. На плечах висела объемная ветровка следователя, закрывавшая порваный рукав моей рубашки и большой кровоподтек на плече. Но лицо… как буду отвечать на расспросы?

Во Дворе я услышала Нюфа. Пес лаял так громко, что я встревожилась на миг, пока не разобрала и причитания Виктории Августовны:

— Да что с тобой, бешеный?! Я тебе и мяса свежего дала… Зачем ты дверь расцарапал, а?

Окна по-летнему были распахнуты, слышно не только верхний этаж, но и гораздо лучше — нижние. Лиричная музыка, смех застолья, женские громкие голоса и звук старого кино. На лавке сидела соседка с котом, который мирно лежал на коленках и щурился от поглаживания. Солнце было вечерним, било со стороны и женщина не сразу меня разглядела. Лишь когда пришлось поздороваться, проходя мимо, та воскликнула:

— Что с тобой, деточка?

— Упала, — соврала я, чтобы побыстрее уйти от расспросов.

— Какой ужас! Ты же к Витеньке? — И улыбнулась с таким значением, что я поняла — весь Двор в курсе «сюрприза». — Тебя там ждут! Ой… у них собака сегодня прям сумасшедшая. Посреди дня как завоет! Я поспать прилегла, так чуть с кровати не упала… Маркиз мой всю шерсть дыбьем вскинул, когти выпустил, едва из окна не сиганул. Заболел он у них что ли?

— Надеюсь нет.

Виктория Августовна открыла мне дверь, и остолбенела, всплеснув руками.

— Гос-с-споди… что случилось? Эльса, родная, как же ты так?

— Долго рассказывать. Но все будет хорошо. Ммм… я зайду?

— Да, — она посторонилась, но тут же взмахнула рукой, — но Фима и Витя не тут… я как раз должна тебя проводить.

— Куда?

— В том и секрет… тебе нужно что-то холодное приложить.

— Не стоит, не сейчас. А что с Нюфом?

Я догадывалась, что с Нюфом — пес постоянно заперт и выгуливался на привязи. И сегодня он рвался меня спасать. Каким чутьем? Откуда знал? Но с тех пор как однажды он появился из ниоткуда, чтобы проводить меня через опасный квартал, я знала — пес про пространства и недобрых людей знает больше, чем кто бы то ни было. Я бы не держала его взаперти, и была бы счастлива, если бы он ходил рядом таким клыкастым рычащим защитником. Но, увы, у него есть другие хозяева и им решать, как поступать.

— Успокоится… жалко, во Дворах ветеринаров нет. Так бы хоть понять можно, чего он с ума сошел? Да и тебе врач нужен, только…

— Во Дворах и врачей нет, и больниц, и кладбищ. Райские места где никто не болеет, не ломает ноги или руки, не ходит с фингалами. А из жизни уходят, как слоны, куда-то далеко и насовсем…

Что на меня нашло, и сама не знаю. Лицо дергало болью, я сердилась сама на себя, — не смогла сказать твердое «нет» Виктору и поехать домой. И не смогла удержать фальшивое хорошее настроение, скатившись в мрачное. Дворы именно сейчас показались мне особенно чудесными и безоблачными именно на фоне всего, что я узнала про преступность трущоб. И в этом раю я оказалась грязным пятном, битая, пыльная и чужая.

Бедная Виктория Августовна застыла в недоумении, не ожидав и не зная, что мне сказать. Не в духе это было. Не говорили здесь о таком. И не с тем настроением прежде я появлялась у них в гостях. Но, что поделать? У жизни есть не только светлые и счастливые моменты, но и темные, болезненные.

— Привет, Нюф!

Пес громко ворчал и пыхтел носом прямо в дверную щель у пола. Мне он радовался не смотря ни на что!

— Перед соседями так неудобно. Пусть тут остается, а мы пойдем.

Прошли мы всего два этажа ниже, и зашли в квартиру — планировкой в одну комнату и кухню, но с такой же большой прихожей, как и в доме Виктора. Пахло едой, цветами и чистотой. Двухстворчатая дверь в комнату распахнута — с накрытым на четверых столом, большим букетом пионов, и рядом я увидела спину Ефим Фимыча, — он настраивал старый телевизор. Обернулся: