Ветер над яром (сборник)

— Суд может сесть, — пробубнил кто-то скрипящим голосом.

Где-то впереди и по бокам, сзади Караваева захлопали, заскрипели невидимые стулья, и все стихло.

— Пожалуй, начнем, — сказали впереди. — Все в сборе?

— Нет еще Соколова. Его доставят с минуты на минуту, — проговорила невидимая женщина.

— Хорошо, подождем.

“Соколов… Соколов… — заработала память Караваева. — Да ведь это Константин! Ничего не понимаю. А может, кого-то другого ждут? Мало ли на Земле Соколовых? Или все же он? Попался где-то и сообщил обо мне… вот и будут судить обоих…

Мысли Караваева прервал неприятный скрип двери. В хату ввалился, бросая недоуменные взгляды по сторонам, приятель Федора Ивановича.

— Привет! — зло произнес Константин. — Давно не виделись. А ты что здесь делаешь? — Он огляделся. — Куда это я попал?

Караваев только пожал плечами.

— М-да, ситуация! Спал дома, оказался здесь. Может, я еще сплю?

Обычно придирчивый к одежде, Соколов на этот раз был одет в футболку, джинсы и комнатные тапочки на босу ногу.

— Я попрошу свидетеля покинуть помещение суда на время допроса подсудимого, — раздался уже знакомый Караваеву женский голос.

— Вы мне? — вытаращился Константин, оглядываясь по сторонам.

— Да, именно вам. И побыстрее, пожалуйста, вас позовут.

Константин пожал плечами и прошел к двери, которая тут же захлопнулась за ним. В комнатенке стало еще темнее.

— Подсудимый, встаньте и расскажите суду все, как было.

— О чем я должен рассказывать? — снова вскочил со скамьи Караваев.

— О вашей торговле книгами, которым цены нет, о вашем воровстве из Всегалактического запасного культурного фонда.

— Всегалакти… что? — изумленно произнес Караваев. — Из библиотеки, что ли?

— Из культурного запасного фонда. Здесь, на Земле, филиал этого фонда, где каждое созданное людьми произведение культуры и искусства хранится в единственном экземпляре. Теперь понимаете, какой вред вы нанесли фонду? Для восстановления пропавших экземпляров нам пришлось израсходовать столько энергии, что хватило бы на создание еще одного филиала.

— Позвольте возразить, — взяла слово женщина, наверное, защитник. — Федор Иванович не знал, что это Всегалактический культурный фонд.

— Он все равно не имел права трогать чужого. Как вы, Федор Иванович, докатились до такой низости?

— Я, понимаете, я… — Караваев не мог найти подходящего слова в свое оправдание и потому мялся. — Я и впрямь не знал, что эти книги… — Неожиданно он осмелел: — А зачем тогда вы держите это, как вы говорите, бесценное богатство в этой глуши? Да еще без охраны?

В хате стало совсем темно и тихо. Странный ветер подул на Караваева от печки — сырой и холодной, с запахом плесени и старости. Федора Ивановича пробрал озноб, он сжался, ожидая какого-то наказания. Однако услышал только голос:

— Мы последние хранители фонда, подсудимый, мы уходим в вечность и давно ищем себе замену, приглашая сюда ваших соотечественников, но ни один из них не выдержал экзамена. Как и вы…

Караваев сглотнул ставшую горькой слюну.

— А что я должен был делать?

— Наверное, не воровать, Федор Иванович, — с усмешкой произнес невидимый собеседник. — Что вы думали делать дальше с фолиантами?

— Как что? — удивился Караваев. — Продавать. Тем, кому они нужны.

— Вам они были не нужны?

— Мне?

— Именно вам, Федор Иванович?

— Чего нет, того нет. А вот деньги — другое дело, гражданин судья, деньги были нужны. Поиздержался я. Почти две с половиной тысячи долга было. Все занимал у товарищей, как получил квартиру, — то на мебель, то на кафель, то на одежду.

— Но вы же работали. Неужто на заработанные деньги не могли прожить?

Караваев засмеялся.

— На зарплату жить? Не смешите, гражданин судья. Плохо вы нашу жизнь знаете. На зарплату просуществовать можно, а чтобы купить что-то стоящее — нет, я пробовал.

— Значит, плохо работали, Федор Иванович, если мало денег получали. Впрочем, нет смысла говорить об этом. Что думает защита?

— Граждане судьи! Я хотела бы заметить, что у всякого народа существуют свои обычаи и нравы, и никуда от этого не деться. Подсудимый не выдержал экзамена, зачем же его судить? Пусть идет своим путем, забыв о существовании фонда. Как и его товарищ, виноватый, может быть, больше, чем подсудимый. Предлагаю продолжать поиск хранителей в других временах. Наш суд не решит проблемы, а перевоспитать этих людей невозможно, хотя Караваев еще мог бы нам помочь.

“Интересно, видит ли она меня? — меланхолически подумал Караваев. — По голосу, приятная женщина, а может, и девушка. Вот бы посмотреть. Может быть, тогда и на Валентину смотреть не захотелось бы?

— Уважаемые коллеги! — продолжала невидимая защитница. — Поскольку мне было поручено защищать этого молодого, душевного человека, я изучила его биографию, прошла вместе с ним по всем, так сказать, ошибочным ступеням его биологического развития и пришла к выводу, что не он один в этом виноват. Практически во всех случаях его подталкивали на ошибочный путь другие: ложные друзья, недруги, которых у него на редкость много, сослуживцы, соседи. А он просто слабый человек и не может бороться с соблазнами. Давайте отпустим его, пусть подумает над тем, что сделал. И если вернется, значит не все еще потеряно.

Молчание, долгое и страшное.

Караваев сидел, обомлев, обливался потом и пытался разобраться в мыслях и чувствах, ища и не находя нужных слов.

— Хорошо, — раздался наконец голос судьи, скорее печальный, чем суровый. — У меня осталось несколько вопросов свидетелю.

Константин вскочил в хатенку, словно кто-то подтолкнул сзади. Щуря свои близорукие глаза, он сел на скрипучий стул.

— Вы покупали у Федора Ивановича Караваева, подсудимого, книги, иконы?

— Да, покупал.

— Давно знакомы с ним?

— Еще со школы.

— Зачем вы покупали у него выкраденные из Всегалактического фонда книги?

— Во-первых, я не знал, что они из фонда, на них ведь нет штампа, а во-вторых, кто вы такие, чтоб задавать мне вопросы в таком тоне?

Стена хатки вдруг словно провалилась наружу, в провале выросла жуткая черная фигура, на мгновенье вспыхнули страшные огненные глаза, и Константин, а вместе с ним и Караваев, едва не закричали. Стена вернулась на место.