Ветер нашей свободы

Останавливаюсь на парковке, глушу мотор и почти бегу к центральному входу. Рядом с белой дверью курит невысокий мужчина в черной шапочке, натянутой почти до самых глаз — судя по бейджу, прикрепленному к теплой куртке защитного цвета, местный охранник.

— Куда собрались? Больница закрыта.

— Знаю, мне позвонила Анна Михайловна и просила срочно приехать.

Задыхаюсь от нервного напряжения и быстрого бега. Мужчина молчит, глядя на меня в упор, потом выбрасывает окурок.

— Меня предупредили, — говорит и, повернувшись, открывает дверь в корпус. — Нелегкий тебе, парень, разговор предстоит.

— Что произошло? Может, вы мне скажете?

Охранник искоса смотрит на меня, потом цокнув языком, тихо говорит:

— Вообще нам болтать не положено, без работы нет желающих сидеть, но после этого случая с твоей мамашей, думаю, моя шапка точно в кусты улетит. Хоть бы голову на плечах теперь сохранить.

— Можно ближе к сути?

Теряю терпение — мне так надоела вся эта загадочность и непредсказуемость, что сил нет. Еще немного и я окончательно сдвинусь и вцеплюсь кому-нибудь в горло.

— Хм, — дергает плечом мужчина, — твоя мать где-то…

— Аркадий Семенович, — слышу властный голос, принадлежащий высокой полноватой брюнетке в белом халате, неожиданно показавшейся из-за угла, — спасибо, что провели нашего гостя. Но не стоит самому пытаться вводить его в курс дела, потому что, как мне кажется, вашу роль в этой истории сложно переоценить — вы и так сделали больше, чем представить можно было. Будьте любезны, вернитесь к исполнению ваших прямых обязанностей.

— Хорошо.

Охранник вздыхает, бросает на меня тяжелый взгляд, будто именно я виноват во всех его бедах, поворачивается на пятках и уходит, а врач резко меняется: приветливо улыбается, излучая само радушие, и протягивает мне руку.

— Филипп Сергеевич, очень рада.

— Взаимно.

— Жаль, конечно, — вздыхает она, — что познакомиться нам пришлось при столь неприятных обстоятельствах, но ничего уже не поделаешь.

Мы обмениваемся рукопожатиями, и она жестом приглашает пройти в свой кабинет — светлый и довольно уютный, с цветами на подоконнике.

— Рада, что вы смогли быстро приехать, — улыбается врач. — Дело действительно очень важное и срочное.

— По телефону я так ничего и не понял, но решил не задерживаться. И раз я все-таки приехал, то давайте перейдем сразу к самой сути вопроса.

Она некоторое время молчит, сосредоточено выискивая на столе что-то, бесспорно, жизненно необходимое. Но я-то вижу, что она просто затягивает время. В итоге она берет со стола какую-то папку, на которой написаны данные моей матери.

— Изольда Арнольдовна Домбровская поступила к нам совсем недавно, но уже шла на поправку.

— Я в курсе. Есть какая-нибудь более свежая информация?

— Хм, я так понимаю, вы не слишком близки со своей матерью, — вскидывает на меня взгляд карих глаз.

— Вы думаете, в час ночи самое время вести беседы о наших семейных взаимоотношениях? Да и ни в какое другое время разговаривать об этом не намерен.

— Собственно, вы правы. Мне дела до этого нет, — кивает и снова смотрит в историю болезни. — Дело тут вот в чем. Думаю, для вас не секрет, что Изольда Арнольдовна — алкоголичка.

Правда больно бьет под дых. И сам знаю о ее пороках, но от других слышать об этом особенно неприятно. Словно кто-то пытается залезть своими грязными руками по самые плечи в мою душу, мою жизнь и хорошенько там все разворошить. Почему-то всегда считал это своим личным делом — какая у меня мать не должно никого волновать.

— Вы меня за идиота держите? Думаете, это можно не заметить?

— У нас она, — игнорирую мой вопрос, продолжает доктор, — помимо того, что лечила последствия, кхм — кхм, неудачного падения с лестницы, еще и проходила курс полной интоксикации организма после длительного запоя.

— И об этом я знаю, потому что сам все и оплатил. Доктор, — устало вздыхаю и прикрываю глаза. Если эта дура не перестанет водить хороводы вокруг правды, я за себя не ручаюсь. И сейчас рядом со мной нет Арчи, который может остановить приступ. Этой женщине лучше не знать, на что я способен в гневе, — давайте ближе к сути вопроса. У меня терпение не железное.

— Хорошо, — кивает и, оторвавшись, наконец, от своих бумажек, смотрит прямо в глаза. — Поймите меня правильно, но я не знаю, как это произошло.

— Что именно? Что произошло? Ей стало хуже? Она в порядке?

— В том-то и дело, что не в порядке, но это не из-за нашего лечения.

— Вы меня с ума сейчас сведете, честное слово. Начните с самого начала и расскажите уже, в конце концов, что случилось.

— В общем, дело в том, что кто-то сегодня днем пробрался в ее палату. Да не просто так пробрался, а принес ей бутылку водки. Само собой, что спиртное она выпила и после этого впала в такое безумное состояние, что мы долго не могли ее успокоить.

Сижу и пытаюсь переварить услышанное. У меня в голове не укладывается, кому это нужно.

— Но дело в том, что моя мать в пьяном состоянии не буйная. Да, она может наговорить гадостей, особенно мне, но никогда ее не приходилось, как вы говорите, успокаивать. Уж я это знаю, как никто другой.

— Я вам верю, даже не сомневайтесь. И знаете еще, что самое странное во всей этой ситуации?

— Есть еще что-то, о чем вы никак не можете решиться сообщить? Прекращайте ходить вокруг да около!

— В общем, дело в том, что она нашла где-то нож, хотя его точно не было в ее палате, и ранила санитара. Сильно ранила.

Чувствую, как земля уходит из-под ног. Сижу, пытаясь прийти в себя, но мысли превращаются в ватное облако и норовят покинуть сознание.

— Вы не волнуйтесь, с ней сейчас все хорошо. И с санитаром тоже, хотя и пришлось с ним повозиться.

— Вы вызвали полицию?

— Нет, не вызвали, потому что все-таки это наша вина — не смогли предотвратить. Наша охрана не доглядела и произошла такая ситуация.