Ветер нашей свободы
Шрифт:
В виду последних событий еще больше мечтаю найти ее, а все остальное — полная ерунда.
— Слушай, — вдруг неожиданная мысль врывается в сознание. — Ты говорил, что слушал ее, да? Что жучок в фотоаппарате и все в этом духе. Правильно?
— Да.
— А почему ты сейчас не слушаешь?
— Мы взяли этих упырей, прямо в «Бразерсе». Сейчас все дружно дают показания. Поэтому я и снял прослушку.
Понимаю, что без вмешательства Роджера и его озорных приятелей, к которым он обращался за помощью, не обошлось, но не говорю этого вслух: не хочу впутывать сюда еще и рыжего.
— А
Серж молчит, прижав изрядно опустевшую бутылку к боку, а его распухший нос сияет всеми оттенками красного. Размышляет, обдумывая мои слова.
— Точно, — наконец, произносит, что — то еще прокручивая в голове. — Сейчас вернусь на службу за оборудованием, потом позвоню тебе и будем дальше думать, что делать.
— Знаешь, хоть ты и говнюк, но другого выхода, как сотрудничать, у нас нет, поэтому жду. Но я, если честно, так и не понял, почему ты меня невзлюбил? Потому что подозревал в торговле наркотиками? Поэтому?
— Понимаешь, я не такого возлюбленного хотел своей сестре. Я хотел для нее парня из хорошей семьи, а у тебя, уж прости, с этим не все в порядке. Плюс твои друзья, круг общения, пристрастие к алкоголю.
— Тормози! — восклицаю, берясь за ручку двери. — Алкоголика — то из меня не делай, хорошо?
— Ладно, — соглашается он, — не буду. Но и ты пойми меня — на тебя только взглянешь, и сразу делается плохо.
— Какой ты зануда, аж противно, — говорю на прощание и выхожу из автомобиля. Свежий ветер ударяет в лицо, и мне хочется стоять здесь на тротуаре вечно, никуда не спеша и ни о чем не думая — просто наслаждаясь порывами ветра.
Серж уезжает, а я медленно иду к «Банке», размышляя обо всем, что случилось за последние несколько часов. Мысли прыгают в голове, как бешеные лошади. Значит, не только у меня родственники приносят в жизнь только проблемы? И у Птички тоже не все так хорошо, как кажется на первый взгляд. Просто она пока об этом не знает.
Внезапно в кармане оживает телефон. Вытаскиваю аппарат из кармана и, не глядя на экран, отвечаю на звонок.
— Фил, ты где?! — слышу приглушенный голос Роджера. — Быстрее в «Банку», здесь беда.
Беда.
Какое страшное слово. И самое ужасное, что я почти перестал на него реагировать.
40. Заплаканная мегера
Врываюсь в «Банку» и сначала не могу понять, что происходит. Какие — то люди мельтешат перед глазами — сплошь в белом, на полу стоят носилки, в воздухе витает терпкий запах лекарств. Несколько раз моргаю, чтобы нормализовать зрение — слишком быстро бежал, и в глазах пляшут разноцветные зайчики, но, наконец, мне удается сообразить, что люди в белых халатах — врачи. Да какого черта?!
— Фил, хорошо, что так быстро приехал. — Роджер подходит и хлопает меня по плечу. В его глазах плещется тревога, которую там раньше никогда не видел. И это у самого позитивного человека на земле? — Боялись, что не успеешь.
— Что случилось? — Наспех пожимаю протянутую ладонь.
Широкие спины двух санитаров,
укладывающих кого — то на носилки, не дают мне рассмотреть всю картину. Почему — то на ум приходит мысль, что если и живут на земле ангелы, то их белые крылья давно заменили белые халаты.— С Арчи беда. — Брэйн становится рядом, сжимая и разжимая пудовые кулаки покрытые плотным слоем татуировок. Он пока еще бледный и немного слабый после ранения, но выглядит вполне прилично. А еще он злой настолько, что страшно даже мне. — Мы не смогли до него дозвониться, хотя точно знали, что никуда из «Банки» отлучаться не собирался. Но телефон упорно молчал, поэтому приехали и, судя по всему, вовремя — нашли его лежащим здесь, на диване, с пеной у рта, в судорогах. Не знаю, есть ли на свете Бог, но кто — то привел нас с Роджером сюда в нужное время. Опоздай мы хоть на полчаса, ничего нельзя бы было поправить.
— А Матильда? С ним же была Матильда, когда я уезжал. Где она? — Пытаюсь протиснуться к носилкам, парни следуют за мной.
— Не было никакой Матильды здесь, — пожимает плечами Брэйн. — Думаешь, она может быть замешана?
— Откуда мне знать? — срываюсь на крик, потому что все эти вопросы без ответов меня окончательно достали. — Но точно знаю, что, когда уезжал, она никуда не собиралась, а сейчас ее нет. Это странно, слишком странно.
Я устал, не могу так больше — это все уже слишком. Не успеваю уворачиваться от потоков дерьма, льющихся на меня изо всех щелей. Если так будет продолжаться дальше, просто задохнусь, пойду на дно.
— Что с ним? Он жив? — спрашиваю у стоящего рядом с диваном доктора. На Арчи стараюсь не смотреть — боюсь, что сорвусь и начну рыдать, как девчонка.
— Молодой человек, успокойтесь, — отрывает он взгляд от бумажек, которые заполнял все это время. — Предположительно, у пострадавшего передозировка сильнодействующими наркотиками. Ваш друг употребляет?
— Наркотиками? Этого не может быть! Арчи никогда, ни разу в жизни не употреблял эту гадость.
— Ну, все бывает впервые, — вздыхает врач. — Уносите его!
— С ним можно поехать? — спрашиваю, догнав белохалатную процессию на входе.
— Вы ему родственник?
— Нет, просто друг. Мы компаньоны.
— Оставайтесь здесь, — говорит врач, не терпящим возражения тоном. — Его все равно сейчас в реанимацию определят. Позвоните позже, узнаете, как у него дела. И обязательно сообщите родственникам. И не волнуйтесь так, поставим вашего друга на ноги.
Киваю, вспомнив о родителях Арчи. Его мать не переживет, если с ним что — то случится, да и не заслуживает она этого. Никто такого не заслуживает, даже Иза.
Врач называет номер больницы, в которую повезут лысого, дверца автомобиля захлопывается, и я остаюсь на улице в полном одиночестве. Все произошло настолько быстро, что даже не успел ничего сообразить. Как это произошло, а, главное, где Матильда? Судя по тому, как она льнула к нему и выпрашивала внимание, уходить ей не хотелось. Может, он ее выгнал? Не знаю, ничего не знаю.
— Не переживай, все с ним будет нормально — он живучий.
Парни бесшумно подходят, и мы стоим втроем, глядя вслед удаляющемуся автомобилю скорой помощи.