Ветер отчаянных надежд
Шрифт:
Раньше я свободно посещала все мероприятия, ведь Лёшка сидел с бабушкой. Но моей мамы не стало полгода назад. Она сгорела от рака за считанные недели, и никакие деньги не могли её спасти.
Пока я искала возможность вылечить маму, мой муж Борис – к слову сказать, второй – решил, что имеет право воспитывать моего сына. За пролитый пятилеткой чай на столе, он достал ремень и … Собственно, в это время я вернулась домой из больницы и выставила этого недомужчину за дверь со всеми его вещами.
Лёшка воспринял перемены стойко, в отличие от меня.
Моя личная
– Лёшка, – я сажусь перед малышом на корточки, – веди себя прилично и не отходи дальше, чем на пятьдесят метров.
– Мамочка, – он оставляет на моём лице влажный поцелуй, вызывая улыбку. – Я не уйду от тебя дальше, чем на пятьдесят метров.
– И? – хмурюсь я.
– И буду вести себя прилично, обещаю, – он корчит смешную рожицу, недовольный данным обещанием.
Дорога в комфортабельном автобусе не занимает много времени. Парк-отель расположен в экологически чистом районе Подмосковья, в живописном сосновом бору. От обилия чистого воздуха голова начинает побаливать, и я спешно пью таблетку.
Всё идёт отлично. Я устраиваюсь в гамаке с Тамарой из финансового отдела, её сын Тимофей чуть старше моего Лёшки, и им весело вместе покорять панда-парк.
– Здесь столько народу, – вздыхает Тамара.
– И не говори, – киваю я.
– Говорят, новый босс тоже здесь, вас ещё не познакомили?
– Нет, – я нервно улыбаюсь и признаюсь ей: – Я избегаю Ивана Константиновича.
Она смеётся:
– Боишься, что большой босс не нуждается в личном помощнике?
– Не без этого, не хочу искать новую работу. Наш офис рядом с моей квартирой и садиком Лёшки. Три автобусных остановки – это не расстояние. Да ещё и зарплата приятная.
– Уверена, что тебе не укажут на дверь. В худшем случае перейдёшь на этаж пониже.
– Надеюсь.
– Пока пацаны заняты, может, дойдём до шатров? Выпьем немного, перекусим? – предлагает Тамара.
– Не знаю, – я ищу взглядом сына.
– Полина, да что тут случится? Закрытая территория, арендованная для наших сотрудников. Дай парню глоток свободы.
– Ну хорошо, – улыбаюсь я.
Мы идём к шатрам, берём по бокалу вина и тарелочку сыра. Цепляемся языками с главным бухгалтером. Все ожидают знакомства с новым боссом с затаённым опасением. Проходит не больше десяти минут, прежде чем мы возвращаемся на прежнее место.
Я делаю глоток вина, отправляю в рот кусочек бри и пробегаюсь глазами по лабиринту препятствий. Вижу Тимофея и других детей, но среди них нет моего сына.
Я подлетаю к инструктору и описываю внешность Лёшки, и тот подтверждает, что сын покинул лабиринт. Захотел в туалет. Я бегу в туалет, врываюсь
в каждую кабинку, игнорируя взгляды мужчин. Спохватываюсь и бегу в номер в надежде, что он отправился туда. Но около двери сыночка нет.Я бегу назад к панда-парку. Вдруг вернулся? Но его нет! Осматриваю стол. Все детские зоны. И не могу его найти.
Я начинаю плакать. Тамара приводит ко мне сотрудников отеля и охраны, и я описываю каждую деталь, показываю фото ребёнка в телефоне. Кто-то протягивает мне платок, и я утираю слёзы. Мне нужно взять себя в руки и найти сына!
Слышу его голос издалека: «Мама! Я нашёлся!», и облегчённый вздох срывается с моих губ.
Я внимательно осматриваю его. Вроде цел. Улыбаюсь от облегчения. Сажусь на траву и просто притягиваю его в свои объятия. Хочу обернуться вокруг него, как кокон. Но встречаю неожиданное сопротивление.
Лёшка вцепился в руку какого-то мужчины. Я тяну ручонку сына, но он не разжимает пальцев. Да что это такое? Почему сын так крепко вцепился в него? Рука мужчины, напротив, расслаблена. Я физически ощущаю его дискомфорт от происходящего, поднимаю лицо вверх, чтобы поблагодарить и извиниться, да так и замираю.
Возвышаясь надо мной, прикованный цепкими детскими пальчиками, стоит Николай Петрович Бакинский. Это… дед моего сына… или его отец.
Он смотрит вежливо. Не более того. Во взгляде ни малейшего признака узнавания, и я дышу ровнее. Выдавливаю подобие улыбки:
– Спасибо большое, что вернули мне сына и извините за это, – я киваю на их сцепленные руки. – Лёшка, отпусти мужчину.
Сын лишь сильнее хватается за его руку.
– Лёшка, – строго говорю сыну, – ты ведёшь себя неприлично. Ты обещал.
– Дружок, – внезапно говорит Николай Петрович, – на-ка твою золотую рыбку.
Эти слова действуют на него лучше, чем мой строгий тон. Он отпускает руку мужчины и подхватывает банку с… ну, с золотой рыбкой. Что здесь происходит?
– Лёшка, – я сощуриваю глаза, и он показывает мне язык.
Бакинский опускается коленями на траву и вздыхает. Он кладёт руку на плечо моего сына и тянется губами к его уху. Мальчик внимательно слушает, что говорит мужчина, а я невольно сравниваю их.
Сын похож на меня, но в нём слишком много небольших штрихов от второго своего родителя. Вот только… Я не знаю, кто из мужчин вышел в этой гонке сперматозоидов победителем! А внешне Стас похож на отца.
У Лёшки глаза Николая Петровича (и Стаса), тот же цвет и разрез. У Лёшки такая же улыбка с ямочками. Тот же цвет волос.
Сын сосредоточенно запоминает информацию, которую доносит до него мужчина. Улыбается и подставляет ладошку.
– Дай пять, – говорит Николаю Петровичу, и я хмурюсь.
– Лёшка, – предупреждаю сына.
– Всё в порядке, – качает головой мужчина.
Он легонько хлопает по ладони ребёнка и с улыбкой говорит:
– До завтра, дружок! Береги рыбку и не огорчай маму.