Ветвь оливы

— Давайте сделаем вид, что пока мы здесь все вместе, ничего не изменилось, — предложил я. — Для меня Мержи тоже навсегда останется капитаном. Давай, дружище, выкладывай, что у тебя там! Не просто же так ты примчался сюда пулей.

Каррико шумно выдохнул и с трагическим видом нам поклонился:

— Реймс и Труа захвачены! Я привез приказ выступать в поход.

— Что?.. — выпалил я изумленно.

— Захвачены? — переспросил Мержи. — Кем это захвачены? Как?

— Хранителями, — нетерпеливо сказал Фонтаж. — Так они себя называют! Власть в городах захвачена ими, города объявлены независимыми республиками!

— Ох ты черт! — Мержи восхищенно прищелкнул языком.

— Да тебя расстрелять мало, Каррико! — воскликнул я полушутя, но наполовину уже всерьез. — И ты молчал?..

— Я запыхался, — невинно пояснил лейтенант.

— Выступать в поход! — выдохнул я. — Блестяще!..

— Ну не прямо же сейчас… — вставил Каррико.

— Что значит — не сейчас?

— Буквально… Командует походом генерал де Ла Рош-Шарди. Так что как он скажет, так и будет пора.

— Ясно, — я кивнул. — То есть, мне срочно надо домой…

— Зрите в корень! — обрадованно кивнул в ответ Каррико. — Мы только что оттуда. А я тем временем всех подниму, и все будут готовы. Теперь уже ждем приказа от вас. И выступаем, как только, так сразу!

— Я выступаю с вами! — вставил Фонтаж.

— Славно, — сказал я.

— Быстро все… — заметил Мержи, повернувшись ко мне со странным волнением. Разве не именно об этом мы говорили лишь несколько минут назад.

— Не то слово.

— А вы не с нами? — почти жалобно спросил его Каррико.

— Может быть, позже, — ответил тот сдержанно.

Каррико перевел жалобный взгляд на меня.

— Бросил он нас! — вздохнул он печально. — Одних! На произвол судьбы!

— Справимся, — ответил я. — И тогда он, может, даже вернется. Ну что ж, пора так пора!

Каррико, похоже, повеселел от моих последних слов и отвесил мне картинный поклон. Все мы пожали друг другу руки, Мержи пожелал нам удачи. Вид у него был задумчивый и колеблющийся, но проводил он нас с улыбкой.

Едва скатившись с лестницы и выскочив на улицу, Каррико птицей взлетел в седло и, бодро помахав нам шляпой, умчался вскачь, высекая искры из мостовой. Не то, чтобы в этом была какая-то особенная необходимость — судя по его словам, пока еще не было, но Каррико всегда легко воодушевлялся.

— Ну что ж… — пробормотал Фонтаж меланхолично и в то же время как-то просветленно. — Как мы там шутили про «пару деревень»? Не ожидал, что «деревнями» будут Труа и Реймс!

Я расстался и с Фонтажем, и почти так же быстро как Каррико понесся к дому, раздумывая, когда же про эти новоявленные республики стало известно на самом деле. Верно ли, что отец ничего не знал утром, когда мы с ним разговаривали?

Ощущение повисания в воздухе и неведения в последнее время не было случайностью и иллюзией. Я думал, что во всем повинен сам — не понимая чего-то или не желая вникать. Это, отчасти, тоже… Я пытался это исправить. И только сейчас осознал, что наверняка со всеми сейчас происходит то же, не только со мной, не только потому, что я был на время выведен из строя. Никто из нас не видит полной картины того, что мы делаем. Может быть, кроме одного — для кого картина наиболее полна. Но должно быть, каждому он что-то недоговаривал. Почему? Потому что с каждым может случиться то, что вчера чуть не случилось со мной. В таком случае любая мелкая недоговоренность может стать спасительной. А узнаем мы о чем-то чуть раньше или чуть позже — не имеет большого значения. И все же, от этой мысли коробило. Если мы не знаем всего, как же не наделать ошибок? Наверняка не предвиделось, что я спонтанно уеду из дома, предполагалось, что буду дожидаться приказа на месте, чего я делать не стал. Может быть, я сейчас позарез там нужен, а вместо этого отправился на прогулку и еще ждал, пока Каррико соизволит что-то сказать толком. А ведь если бы Каррико все знал и понимал, он бы тянуть не стал. Хотя в дороге он и не тянул, по нему было видно, и по лестнице мчался пулей. А незнание — что уж там… Если есть такая необходимость, значит, есть. Как для всех прочих, так и для нас, но для всех в разной степени…

Первой в доме мне встретилась бледная и встревоженная, с горящими глазами, Диана.

— Привет!.. — пробормотал я, пытаясь проскочить мимо к кабинету отца.

— Поль, погоди!

Диана была в доме. Отец тоже. Сомнительно, чтобы она не знала, важна сейчас скорость или не важна. И если нет… да и похоже, что и ей не терпится сказать что-то важное, что мне знать необходимо.

— Что такое? — спросил я настороженно.

— Не знаю толком, но ничего хорошего, — сказала она. — Рауль пропал.

— Что значит, пропал? — не понял я. — Когда он успел пропасть? Когда мы возвращались, было почти утро. Он был с нами. Ушел наверняка не так давно и просто не успел вернуться. Может, и не знает, что надо возвращаться. Что за горячка?..

— Ты не понял! — мрачно сказала Диана.

— То есть, известно, что с ним что-то случилось?

— Нет…

— Тогда?..

— Нет!

— Что?!

— Он оставил записку!

— Записку?

— Всего четыре слова: «Простите, я должен попробовать». Его слуга передал ее отцу совсем недавно, когда его стали искать, чтобы передать новости, все думали, что он еще дома.

— Ох ты черт… — я тяжело оперся на лестничные перила. И вдруг с изумлением и ужасом почувствовал, что вряд ли у меня достанет сил от них оторваться и сделать еще хоть шаг.

— Отец в ярости. Знаешь, как это у него бывает — холодное бешенство. Смял записку и ушел к себе. Мебель, конечно, не ломает, но у него подозрительно тихо.

— Понятно, — я кивнул.

— И он тебя ждет.

— Понятно… — повторил я. — Я как раз шел к нему. — Видно, чтобы выслушать все о том, куда это я делся, почти так же как Рауль.

Отец был в комнате один и сидел за столом, сжимая ладонями виски. На меня он посмотрел устало.

— Входи.

Я вошел.

— Когда в поход? — спросил я.

— Позже, — ответил он. — Садись.

Похоже, не время было спрашивать, когда он об этом узнал. Смятая записка была разглажена и лежала у него на столе. Увидев, что я смотрю на нее, отец коротко вздохнул.

— Ты знал об этом? — он задавал этот вопрос мне.

— О том, что он ушел — нет.

— А о том, что он собирался сделать, он говорил?

— Нет.

— А мне — да.

— Ты знал, — констатировал я. — Как и многое другое.

Он помолчал. Атмосфера была предгрозовой. Но ни грома, ни молний пока не было. Может, и не будет.

— Он делился своими мыслями. Очень осторожно. Очень условно. О том, что быстрее и легче всего было бы подобраться к Клинору в одиночку, не узнанным.

Мы помолчали.

— Ты тоже так думаешь? — спросил он напрямик.

— Конечно, — признал я.

— И?

— Он наш единственный настоящий специалист по «смирне». Лучше бы это был кто-то другой.

— Понятно, — сказал он холодновато. — Ты тоже собирался.

— Конечно, нет, — возразил я. — Разве что подвернулся бы удобный случай… — Он слегка дернулся, будто я его чем-то уколол, но сдержался. — Может быть, у него и получится. Это ведь Рауль. Никто никогда не знает, что у него на уме.

— Иногда на уме у него совершенно сумасшедшие вещи. Он знает, что Клинор отлично защищен. Шансы подобраться к нему незамеченным он сам оценивал невысоко. Но если и пойти на это, он считал, что это должен быть только он сам.