Ветвь оливы

— Почему? — вырвалось у меня, хотя этот вопрос стоило бы задать самому Раулю.

— Именно потому, что он знает больше остальных о «смирне» и значит, это его моральный долг, потому что он может попытаться в том случае, если все провалится, заблокировать некоторые сведения в собственной памяти самогипнозом.

— О господи, бред какой… — пробормотал я. — Неужели эти безумные непроверенные теории повод выдавать себя на блюдечке? И какой еще моральный долг? Он сам это сказал?

— Да, сам. И конечно, услышал в ответ, что это бред. После чего о подобном уже не заговаривал.

— Да с такими мыслями он точно не подойдет к нему незамеченным!..

— Что-то мне подсказывает, что он и не собирался.

От этих слов по моей спине прошел мороз.

— Ты что же, думаешь?..

— Что он любитель экспериментов. В том числе, на себе.

— Этого у него всегда было не отнять… — Я подумал об отце Франциске. Тот случай не мог не повлиять на Рауля. Как и все прочие, за которые он чувствовал себя в ответе. В этом веке, или в двадцать седьмом, или в бог знает каком еще.

— Думаю, тот эксперимент, что он когда-то на себе поставил, не прошел для него даром. Что-то у него в голове осталось еще с тех пор.

Я только вздохнул.

— Все эти его предостережения о том, что не чувствуешь опасности, не можешь принять все всерьез — он говорил о том, что чувствовал сам, сам прекрасно понимал. Я думал, он предостерегал потому, что знал, в чем опасность, а на деле, все это действовало на него куда сильнее, чем на всех нас. Он действительно знал, что это, и на что может стать похоже. Тот ужас он не забыл. Но он ведь сам говорил, что бороться со смирной невозможно!.. Так какой еще самогипноз?

Мы минуту молча смотрели друг на друга.

— Похоже, он его уже применил, — сказал отец.

Я опустил голову.

— Опасная штука.

— Верно.

— И именно поэтому ты стараешься всем хоть что-то недоговаривать. Может быть, всем в разной степени? — Он промолчал, только тихо вздохнув. — Ну что ж, пусть так и будет. Но и растерянность и «подвешенность в воздухе» толкнули Рауля на риск.

Я поднял голову и посмотрел ему в глаза, его взгляд стал жестче.

— Это не тот фактор, который должен толкать на риск.

— Но не зная точно, не строить догадки и не импровизировать невозможно.

— Не заблуждайся, — сказал он. — В точности я не знаю ничего. А на то, что вы будете строить догадки и импровизировать, я могу только надеяться.

— Как импровизирует Рауль?

— Может быть, даже так, — он мрачно и уверенно кивнул. — То, чего я не знаю, может быть очень плохо, а может быть неожиданностью не только для нас. Даже если это очень плохо, это не значит, что в какой-то момент все еще не может обернуться к лучшему.

— Но пока — их снова может стать двое.

— Именно так. А нас уже шестеро.

— И Рауль знает гораздо больше наших уязвимых мест, чем Клинор может себе вообразить.

— Совершенно верно.

— Но ты знал, зачем сегодня приезжал Пуаре.

— Знал.

— И знал точно, где я вчера был. Встречать меня — это была вовсе не идея Жанны, а твоя.

— Но она лучше знала, что тебе действительно грозит опасность и где именно лучше тебя искать.

Я только вздохнул.

— Так когда выступаем? И надеюсь, ты не будешь скрывать — куда?

— Немного позже, — сказал он. — Выпей пока кофе, у тебя такой вид, будто ты скоро упадешь.

— Папа! — воскликнул я.

— ? — Он поднял взгляд и посмотрел на меня почти так же кротко и невинно как Каррико.

— Я прекрасно все понимаю, но давай не будем считать заранее, что все кончено!

В его глазах отразилось почти потрясение. И я уверен, что искреннее. Сознательно — конечно, искреннее.

— С чего это ты взял?..

— Ни с чего. — Я поднялся и оперся рукой о спинку стула. — Ни с чего… — повторил я. — Просто с одним таким человеком я сегодня уже виделся. Ты пытаешься все удержать в одиночку. Я знаю — почему. Потому что так надо. Приходится. Но это еще не отделяет тебя от нас. Я верю в то, что ты знаешь, что делаешь, и рассчитываешь все правильно. И не требую, чтобы ты поступал иначе и даже что-то объяснял — надо будет, докопаюсь сам. Надеюсь на это! Оттого, что ты пытаешься все удержать в одиночку, ты сам одиночкой еще не становишься!

Он тихо усмехнулся в усы. В глазах искорками заплясало веселье.

— Я мог бы сказать тебе то же самое, — сказал он. — Или Раулю, или любому из нас. Даже Клинору. Все делают что-то, о чем приходится только догадываться. Потому что все очень ненадежно. И в каждом плане есть бездна слабых мест.

— Ты знаешь, о чем я! Ни к кому другому этого нельзя отнести в такой мере.

— Знаю, — спокойно признал он.

— Но насчет Труа и Реймса…

— О них можешь всерьез не беспокоиться. — Я посмотрел на него с изумлением. — Это только отвлекающий маневр. Но он позволит нам выдвинуть войска ближе к его замку. Он провел там много времени в последние годы, и сколько бы баз в Париже он ни ликвидировал, ту, что в собственном доме, он не захочет потерять. Следя за нами здесь, ее он пока не тронул. Если мы двинемся туда прямо, то спровоцируем его на спешку и рассредоточение, но если войска будут небольшими, с которыми, как бы ему казалось, он мог справиться, и выйдем мы не все, это будет идеально, какое-то время он будет только присматриваться и выжидать. Завтра вы выйдете по дороге прямиком на Труа, но затем, не входя в город, двинетесь дальше — не в его замок, а в наш собственный. Это поблизости, и нам тоже стоит укрепить тылы. А кроме того — было бы и впрямь неплохо увести сейчас несколько отрядов из города и вообще перенести действие в другое место, чтобы разрядить обстановку.

— Разрядить обстановку?

— Пока не поздно. Иначе Клинор может снова использовать ее против нас, устроив любую удобную диверсию, чтобы всем стало не до него. Тем более теперь — если он узнает то, что знает Рауль и поймет, что мы здесь практически безопасны и ничем серьезным грозить ему не можем. Париж пока не останется в безопасности. Тебе будет лучше забрать с собой наших девушек.

— Ты думаешь, там им будет безопасней, чем в городе?

Он склонил голову.

— Вполне возможно. Кроме того, их исчезновение вызовет у него меньше опасений. И вопрос даже не в этом — если действия переместятся туда, они больше будут нужны там, чем здесь, а чем дальше, тем передвижения станут опаснее — когда он будет лучше понимать, что происходит. Но когда он станет лучше это понимать — он постарается удержать свои позиции, и нам не придется гоняться за ним по всему миру.

— Понятно…

— И тебе пока, возможно придется продолжать быть мной.

Я посмотрел на него вопросительно.

— По некоторым признакам, Клинор продолжает считать, что ты это я. Ему так удобнее.

— Хотел бы я знать, кто тогда я, по его мнению… — усмехнулся я.

Отец пожал плечами.

— Кажется, у вас с Фонтажем всегда было что-то общее, — обронил он небрежно.

И я вдруг снова запнулся, пораженно на него глядя… «Я выступаю с вами», — сказал сегодня Фонтаж. Это что же, тоже было подстроено? Отец тихо рассмеялся, глядя на меня, похоже, он был искренне позабавлен.

— Нет, — ответил он напрямик. — Я этого не подстраивал. Пришло в голову, когда он вызвался ехать с вами. Клинор и впрямь может подумать и такое.

— А как же Рауль? От него-то он все узнает.

— Если Рауль действительно попадется. Но вдруг ему повезет или он, подумав хорошенько, еще вернется. А если нет… он может узнать о его попытках самогипноза и не поверить ему в таких мелочах. Человеческая способность постигать истину — очень избирательная вещь.

— Не выйдет, — сказал я решительно, — ведь это ты у нас командуешь парадом и походом. Он не может не понимать, что это означает.