Ветвь оливы
Шрифт:
— Ну… для насущных потребностей.
— Человек — нечто большее, чем его насущные потребности. Иначе зачем затевать такую сложную игру как цивилизация? Если довольно просто ощущения жизни, возможности урвать пару съедобных кусков, пока жив.
— Но ведь есть еще вопрос безопасности — то есть, продления этой самой жизни, — вставил я.
— То есть, мы узнаем что-то, для того, чтобы это продлило нашу жизнь? — тут же вцепился в это Нейт.
— И улучшило ее, сделало приятнее. Насколько возможно, — продолжила Линор. — И потом…
— Да?
— Что ты там сказал про то, что другие измерения —
— И мы будем постоянно узнавать что-то новое, тоже несущее в себе опасность…
— Однозначно, — поддержал я.
— Мальчики, вы пессимисты! — решительно заявила Линор.
— Почему это? — удивился я.
— Потому что вы не стараетесь смотреть на эту жизнь как-то приятнее!
— Что-то в этом есть, — засмеялся Нейт. — Но я смотрю! И говорю, что все это интересно! А как раз ты говоришь мне, что скоро я потеряю чувство реальности собственной жизни.
— И говорю, что чем агрессивнее мы будем вторгаться в чужие миры, тем больше шансов очень быстро узнать, что этому мешает.
— Э… мешает?
— Ведь наш мир более или менее логичен и все в нем более или менее последовательно и закономерно?
— Да, пожалуй…
— А почему именно?
— В каком смысле?
— В самом прямом. Почему этот мир кажется нам закономерным, если на самом деле, все это легко может быть не так. Возникает вопрос — может ли это быть не так. И насколько серьезно это может быть не так?
— Э?..
— Постоянно имея дело со схожими и смежными измерениями, действительно начинаешь выражаться странно, — кивнул я. — Всё прямо здесь давным-давно может идти кувырком, но если что-то такое происходило, то очень-очень давно, куда даже нам заглянуть сложно. А почему? Потому, что такое происходит только либо в самом-самом начале цивилизации, либо в самом ее конце — формация, если не может поглотить и «переварить» все неестественности, получается столь нежизненной и нестабильной, что рушится и начинать приходится с нуля, или с состояния, близкого к нулю.
Нейт помолчал.
— Что-то в этом есть… Тогда это действительно… даже страшно.
— Есть немного, — согласился я.
— То есть, мы можем рушить целые миры…
— Очень похожие на наш. Смежные. Находящиеся, если можно так выразиться, очень близко, текущие с нами в одном и том же русле.
— И если мы будем слишком неосторожны, мы можем нарушить все течение реки? И однажды, может быть, уничтожить вместе с этим собственный мир?..
— Возможно. Не исключено.
— Все бы тебе пугать новеньких, — проворчала Линор. — Теоретически, это все-таки невозможно. Что случилось, случилось!
— Может быть, и нет.
— Может быть, — подхватил Нейт, — и наше прошлое все время меняется, только мы этого не знаем? Не чувствуем? Настоящее — это вещь в себе…
— Может быть, хватит допущений?!
— Да полно, — улыбнулся я. — Каждый же из нас начинал с таких вопросов. Быть может, пока меняются мелочи, это не имеет никакого значения, это естественные дыхание и пульсация вселенной.
— Уф! — Карелл шумно выдохнул и оттянул стоячий воротничок. Его глаза блестели и искрились. — Это просто завораживает. Живое и дышащее прошлое, неведомое подвижное
чудовище!..— Сказки, — хладнокровно сказала Линор. — Пусть и красивые!
— Страшноватые.
— А бывают другие сказки? — поинтересовался я.
— Но теперь я хотя бы знаю!.. — воскликнул Нейт, экспрессивно взмахнув рукой, будто что-то поймал в воздухе.
— Что именно? — скептически спросила Линор.
— Почему надо быть осторожней! Это стоит того. Хоть, наверное, это не так интересно, как мысль, что возможно все, — заключил он уныло, впрочем, тут же снова воспрянув духом: — Но опасность — это тоже что-то! Она делает этот мир настоящим!
Задавался Нейт порой и такими вопросами, о которых мы уже и думать забыли:
— Послушайте-ка, а почему, если мы можем переместиться в любую точку времени и пространства в прошлом, мы не можем сделать этого в настоящем?
— Потому, — терпеливо объяснила Антея, — что главным условием такого перемещения является сдвиг измерений, смещающихся друг относительно друга пространств. Проще всего это представить с плоскостями, хоть это будет грубо и несовершенно. Сколи булавкой две плоскости и начинай поворачивать их в разные стороны вокруг этой оси. Просто? Просто. А в одной и той же плоскости, между двумя точками придется проделать длинный путь. С пространствами одновременно и сложней и еще проще — в «сколотых плоскостях» удобно добраться лишь до разных точек на одной окружности, а здесь такой скованности нет.
— Но все же, в настоящем мы этого сделать не можем?
— Нет, не можем, — кивнула Антея почти со странным удовольствием сытой кошки. — Есть такая вещь как «буферное время». С одной стороны, это все-таки та самая «булавка», обеспечивающая сцепление пространств, с другой, если сможешь себе это представить, это пространственно-временной аккумулятор…
— Но если каким-то образом все изменить, принципиально это было бы возможно?
Антея немного помолчала.
— Думаю, да. Рано или поздно…
— Но мы до сих пор этого не можем. Почему?
— Мы можем перемещаться в гиперпространстве, — сказала Антея, — и очень давно. А ведь это тоже практически игра с другими измерениями.
— Но мы не можем переместиться из одного места в другое мгновенно.
— Нет.
— Потому что таковы законы природы, или потому что мы чего-то не знаем?
— Потому что чего-то не знаем, конечно, — снисходительно ответила Антея.
— А нематериальное перемещение? Если мы можем переместить себя в прошлое нематериально, ну, или что-то, что можем так назвать, то почему мы не можем сделать этого в настоящем? Совершенно ли исключена возможность того, что можно направить свое сознание в сознание другого человека.
— Нет, не исключена. — Антея мягко наклонила голову. — Но как бы ни интересна была эта возможность, надеюсь, до практического применения не дойдет при моей жизни. Это все как-то очень… нехорошо. Кроме того, сколько ты обычно находишься в капсуле, пока твое «сознание» блуждает в прошлом? На самом деле, несколько минут. А сколько придется проводить времени в настоящем? Очень много. Это бессмысленно. И кроме того, практически все-таки пока невозможно, с теми методами, какими мы пользуемся.
— А если переменить методы?