Видение

Лоу, подняв брови, посмотрел на Макса.

— У тебя есть разрешение на ношение оружия?

— Да, — ответил Макс, вставая со стула и направляясь на кухню.

— А как тебе удалось добыть разрешение? Обычно они берегут их для людей, связанных с перевозкой бриллиантов или крупных сумм денег.

На кухне Макс налил себе двойную порцию виски.

— Пару раз мы сотрудничали с шерифом округа Лос-Анджелес. И он видел, в каких опасных ситуациях Мэри может оказаться. Он знал, что я коллекционирую оружие. Он знал, что я снайпер, и он понял, что я не отношусь к типу людей, которые могут возбудиться и случайно застрелить какого-нибудь прохожего.

Макс быстро допил свой виски: это была нервная жажда, которая быстро снимает напряжение, исходящее из подсознания.

— И он выдал мне разрешение.

Он ополоснул свой стакан под краном на кухне, вернулся в столовую и встал рядом с Мэри.

— Но я не собираюсь заряжать его и стрелять в того, на кого мы будем охотиться.

— Ты не будешь охотиться за кем-то, — сказала Мэри, — ты будешь охотиться за человеком, который...

— Забудь об этом, — повторил Макс. — Я этого не сделаю.

— Давай обсудим, — начала она.

— Бесполезно. Это я решил.

Лоу заметил в ее глазах искорку гнева. Сопротивление Макса только усилит ее решимость.

— Хорошо, Макс. Оставайся здесь. Я возьму пистолет и поеду туда сама.

— Мэри, ради Бога, ты же даже не знаешь, как его держать!

Она не моргая посмотрела на него и сказала:

— Ты снимешь его с предохранителя, вставишь патрон и взведешь курок — остальное сделаю я.

Лоу знал, каким упрямым мог быть Макс. Он увидел, как сжались его кулаки, напряглись плечи и шея — Лоу поспешил предупредить ситуацию. Макс привык быть для Мэри отцом-любовником. Он привык решать за нее, что она будет делать и что — нет. Но в этот вечер она не была уже той легкоубеждаемой Мэри, которой они привыкли ее видеть. Даже в этот момент в ней происходили изменения. Противоположные эмоции отражались на ее лице, но преобладала решимость. Она собиралась выполнить свое собственное решение — и она не собиралась слушать чьи-либо советы. Он никогда раньше не замечал в ней такой силы, такой уверенности. Это возбуждало и тянуло к ней. Он онемел, так как хотел предостеречь Макса от авторитарного решения, но был не в состоянии это сделать.

— Это абсурд, — сказал Макс. — Мэри, я не дам тебе оружие.

— Тогда я поеду без него.

Он посмотрел на нее сверху вниз:

— Ты никуда не поедешь.

Она встала и глянула ему прямо в лицо. Она встретилась с ним взглядом, пытаясь внушить ему мысль о серьезности своих намерений. Она говорила с такой спокойной напряженностью, что по спине Лоу поползли мурашки.

— Я поднимаюсь против чего-то, столь страшного и такого дьявольского, что только могу предположить его размеры, как маленький ребенок, который наступает на ногу слона. Макс, эти прошедшие несколько дней были для меня настоящим адом.

— Я знаю. И...

— Ты не можешь знать. Этого не может знать никто.

— Если ты...

— Не прерывай меня, — продолжала она. — Я хочу, чтобы ты понял. Чтобы ты только послушал меня. Макс, я боюсь засыпать, я боюсь просыпаться по утрам. Я боюсь открывать любую дверь, боюсь оборачиваться назад. Я боюсь темноты. Я боюсь того, что может случиться, и того, что не случится. Черт возьми, я боюсь одна идти в туалет! Я больше не могу так жить. Я отказываюсь так жить. Что-то в этом деле есть такое, что отличает его от всех предыдущих. Что-то, что разъедает меня изнутри, как кислота, пожирает меня заживо. Этот случай затронул мою жизнь, как никакой другой, над которым я работала, но я не знаю, почему. Макс, я ощущаю, я чувствую, я знаю, что, если я не буду преследовать этого человека каждой унцией моей энергии, которая есть у меня, и всеми способами, на какие только я способна, преследовать меня будет он!

Указатель спиритической доски качнулся, но только Лоу заметил это. Он указал на слово «Да», будто бы соглашаясь с предсказанием Мэри.

— Если я не возьму инициативу в свои руки, — сказала она, — я потеряю то небольшое преимущество, которое имею. Я не могу уйти в сторону. Если я обращусь в бегство, я не уйду далеко. Я просто умру.

— Но, если ты начнешь преследовать этого человека, — возразил ей Макс, — если ты настаиваешь на том, чтобы ехать в порт и подняться на эту башню сегодня вечером, ты умрешь гораздо раньше.

— Может быть, — ответила она. — Но если я сделаю это, по крайней мере я возьму ответственность за мою жизнь и мою смерть в свои руки. Всю свою жизнь я всего боялась и всегда предоставляла кому-то другому быть моим телохранителем. Больше — нет. Потому что сейчас никто другой не сможет помочь мне. Ответ — внутри меня, и, если я не найду его как можно раньше, мне — конец. Прошло время, когда я пыталась спрятаться за сильным мужчиной. Я должна использовать этот шанс. Когда я рискую чем-то и проваливаюсь, я должна отвечать за последствия, как и все другие. Но если я размякаю от удара, то мои успехи в жизни ничего не стоят. Я решила, что никто — ни Алан, ни ты, Макс, ни особенно та моя половина, которая все еще живет своей зависимостью от той шестилетней девочки, — никто не сможет помешать мне жить полной жизнью.

Минуту они все стояли молча.

Дедушкины часы пробили четверть часа.

— Через сорок пять минут он застрелит королеву парада, — сказал Лоу.

— Ну, Макс? — спросила Мэри.

В конце концов он кивнул.

— Поехали.

* * *

Кровь. Кровь засохла у нее в волосах. Кровь запачкала ее порезанные груди. Кровь на руках, на ладонях, на бедрах, на ногах. Кровь на стуле и на диване. Кровь на занавесках, на стенах. Маленькие кровавые отпечатки кошачьих лап на светлом ковре.

Пытаясь взять себя в руки, офицер Руди Холтсман осторожно обошел изуродованное тело Эрики Ларссон, вышел на кухню и включил свет. Сняв трубку висевшего на стене телефона, он позвонил в управление.

Когда ночная дежурная Уэнди Ньюхарт ответила, Холтсман сказал:

— Я звоню из дома Ларссон.

Его голос хрипел и прерывался. Прочистив горло, он продолжил:

— Когда я вошел, везде, кроме кухни, горел свет. На звонок никто не ответил, но дверь была распахнута. Она мертва.

— О Боже! Я не смогу сказать это ее отцу. Это без вопроса. Это должен сделать кто-то другой.

— Лучше всего направить сюда Чарли с другой патрульной машиной, — сказал Холтсман. — Вызови судебного медэксперта и, конечно, Патмора. И скажи Чарли, чтобы он поторопился — мне не хочется оставаться здесь одному.

— А когда она была убита? — спросила Уэнди Ньюхарт.

— Откуда я знаю? Это должен знать медэксперт!

— Я имею в виду, это произошло только что? Сразу перед тем, как ты приехал? В течение получаса?

— А в чем дело? — спросил Холтсман.

— Руди, ответь мне! Это произошло только что?

— Да нет. Кровь уже почти везде свернулась и высохла. Я не могу назвать тебе точное время смерти, не уверен, что она наступила много часов назад.

— Спасибо Всевышнему за призрак надежды, — сказала она.

— Что???

Она повесила трубку.

Холтсман сделал то же самое и, обернувшись, увидел в дверях черную кошку на расстоянии пяти футов от него. Ее симпатичная белая манишка была красно-коричневого цвета. Холтсман сделал шаг вперед, попытался схватить кошку, но промахнулся.