Викинги. Потомки Одина и Тора
Шрифт:
После этого сражения стало ясно, что Ирландия никогда не будет принадлежать норманнам; однако скандинавов так и не удалось вытеснить с острова окончательно. Они играли заметную роль в ирландской торговле, основывали города; у них были собственные конунги и предводители, и, пережив военные неудачи 1052 г., они все еще выступали как самостоятельная сила против англичан в 1160–1170 гг.
Перемены, последовавшие за смертью Кнута и его сыновей, были на руку Норвегии. Выраженное более цинично, это утверждение сводится к тому, что они были на руку норвежскому конунгу Магнусу и его соправителю и наследнику Харальду Суровому. Кнут оставил после себя троих сыновей: матерью Свейна, изгнанного из Норвегии по возвращении Магнуса, и Харальда, по прозвищу Заячья Стопа, была первая жена Кнута — Эльфгиву; третий сын, Хардакнут, появился на свет от брака Кнута с Эммой, вдовой злосчастного Этельреда. Кнут считал, что и в Англии, и в Дании должен править его единственный законный наследник — Хардакнут, но даже если бы все кланы, группы, королевства, матери и сводные братья согласились на подобный вариант, воплотить его в жизнь все равно не представлялось возможным. Хардакнут уже носил титул датского конунга и жил в Дании, Его сводный брат Свейн, сын Эльфгиву, бежал к нему, когда его изгнали из Норвегии, и жил несколько месяцев при дворе Хардакнута, после чего умер. Харальд Заячья Стопа в это время был в Англии. При нормальном развитии событий Хардакнуту следовало сразу после смерти отца приехать в Англию, где его провозгласили бы королем. Но он никак не мог этого сделать. Решимость норвежцев впредь отстаивать
Хардакнут знал обо всем этом, но руки у него были связаны. Только в 1038 г., договорившись, наконец, с Магнусом, он начал собирать флот, чтобы отстоять свои законные права в Англии. Первым делом Хардакнут отправился с 10 кораблями в Брюгге посоветоваться с матерью. Возможно, там ему сообщили, что его сводный брат болен, ибо Хардакнут все еще оставался в Брюгге, когда Харальд умер 17 марта 1040 г. Через три месяца сын Кнута и Эммы явился в Сандвич с 62 кораблями. "Англы и даны сразу его приняли, хотя те, кто его поддержал, потом горько об этом пожалели, когда было приказано заплатить командам 62 кораблей по восемь марок за весло". В 1041 г. содержание флота стоило Хардакнуту 32 000 фунтов серебра, а его подданным — больших печалей, Новый король повелел выкопать тело Харальда из могилы в Винчестере и бросить его в Темзу и простил эрлу Годвине, подарившему ему роскошный военный корабль на 80 гребцов, его причастность к гибели Альфреда. Он прошел огнем и мечом весь Вустершир, отомстив таким образом за убийство двух сборщиков податей, вероломно предал Эадвульфа, эрла Нортумбрии, и, как сказано в манускрипте «С» Англосаксонской хроники, "за все время, пока правил, не совершил ничего достойного короля". Так продолжалось два года. Запись 1042 г. того же источника сообщает, что "в этот год Хардакнут умер так: он пил стоя и вдруг упал в страшных судорогах; те, кто был рядом, держали его, но он не заговорил больше и расстался с жизнью 8 июня". Англия и Дания остались без верховного правителя; род Кнута угас в хилых и беспомощных сыновьях этого могучего конунга и короля. Свейн потерпел крах в Норвегии, Харальд и Хардакнут — в Англии. Норвежцы, изгнав Свейна, избрали своим властителем потомка исконной норвежской династии, и теперь ровно так же поступили англосаксы: сразу после смерти Хардакнута с общего одобрения был избран королем его сводный брат Эдуард, сын Этельреда и Эммы. Даны не правили больше в Англии никогда. В Дании решить вопрос о наследовании оказалось намного сложнее, и чтобы понять ситуацию, нам следует вернуться немного назад, во времена правления Хардакнута и Магнуса сына Олава.
Магнусу, когда он в 1034 г. вернулся в Норвегию, было одиннадцать лет. Хардакнут стал полновластным правителем Дании в семнадцать лет. Тот и другой, очевидно, слушали своих наставников, но что за советы им давались, мы не знаем. Датские, норвежские и исландские письменные памятники ("Хроника Роскилле", Саксон Грамматик, Теодорик, "Обзор саг о норвежских конунгах", "Гнилая кожа", "Красивая кожа" и "Круг Земной"), сообщают, что между двумя королевствами было заключено соглашение, Адам Бременский пишет о войне. Магнус и Хардакнут, повествуют источники, встретились на острове в устье реки Эльв, по которой проходила граница между двумя странами, принесли клятву побратимства и договорились соблюдать мир, пока оба они живы, а если один из них умрет, не оставив наследника, другой получит его земли и подданных. Двенадцать знатных людей с каждой стороны принесли клятву вместе с конунгами, что мир будет сохраняться, пока кто-либо из них остается в живых. Если подобная договоренность действительно существовала, после смерти Хардакнута, на тот момент правившего в Дании и Англии, она вступила в силу. С другой стороны, если прав Адам Бременский и Магнус подошел к датским берегам, пока Хардакнут находился в Англии, разбил Свейна Эстридсена, которому конунг доверил командовать флотом, и еще до смерти Хардакнута захватил власть в его королевстве — это оказалось очень кстати.
Впрочем, если Магнус и был в своем праве, нашлись другие претенденты. Первым оказался еще один Харальд, сын достославного Торкеля Длинного, однако его убил в тот же год Ордульв, сын саксонского герцога Бернгарда, женатый на сестре Магнуса. Оставался еще Свейн, которого иногда именовали по отцу — сыном Ульва (того самого гордого и коварного ярла Ульва., убитого в церкви Роскилле по повелению Кнута), а иногда — Свейном Эстридсеном по матери, сестре Кнута. Он был ближайшим родичем и, соответственно, законным наследником Хардакнута и имел все основания претендовать на датскую корону, а теоретически — и на корону Англии. Кстати, в Англии он жил в юности в качестве заложника, пока его отец оставался наместником Кнута в Дании. Он также провел двенадцать лет в Швеции, на службе у конунга Энунда-Якоба. Этот красивый и богатый молодой человек, щедро одаренный природой, обладал тонким политическим чутьем и отличался непоколебимым упорством и умением ждать. Но у Магнуса имелись четыре весомых, а вкупе неоспоримых преимущества: его авторитет (Магнус выигрывал битвы, а Свейн их проигрывал; к тому же Магнус был сыном святого, а Свейн — неотмщенного предателя); договор, заключенный с Хардакнутом и датской знатью, либо сам факт, что страна находилась в его руках; богатство и быстрота действий. Важным дополнением ко всему этому был норвежский флот. Прежде чем Свейн успел собрать своих сторонников, Магнус приплыл в Ютландию, и на тинге в Виборге его провозгласили конунгом.
В подобных обстоятельствах Свейн Эстридсен счел за лучшее договориться. Соперники встретились все на той же реке Эльв, и Свейн признал власть Магнуса, за что тот дал ему титул ярла и сделал его наместником в Дании. Начни Свейн войну, он вряд ли добился бы большего. Вернувшись в Данию, он попытался, воспользовавшись нынешним своим положением и недовольством, вызванным убийством Харальда сына Торкеля Длинного, под шумок утвердить свою власть. Вскоре он предстал перед виборгским тингом и объявил данам, что отныне они должны признавать конунгом его, а не Магнуса. Но радость Свейна оказалась недолгой. Магнус, как обычно, действовал быстро и решительно, и когда он со своими кораблями подошел к датским берегам, Свейну ничего не оставалось, как благоразумно бежать в Швецию к Энунду-Якобу. На какое-то время он предпочел следить за всеми захватывающими перипетиями датской истории в качестве зрителя.
Свейна назначили наместником в Дании, в частности, и потому, что стране "нужен был правитель для защиты" от местных народов и поселенцев южной Прибалтики, в первую очередь вендов. В итоге Магнусу пришлось разбираться самому. Либо непосредственно перед изменой Свейна, либо сразу после упомянутых выше событий он отправился в поход против Волина. Город населяли теперь в основном венды, но и даны там еще оставались, и эти даны, явно больше симпатизировавшие Свейну, нежели норвежцам, "вышли из повиновения". В 1043 г. Магнус взял город штурмом, сжег укрепления и разграбил все вокруг. Снорри (насколько можно ему верить) сообщает, что Магнус сражался с "вендами в Йомсборге", и в висе Арнора Скальда Ярлов, включенной в сагу,
ничего не говорится о викингах — упоминаются только венды и язычники. Согласно Адаму Бременскому (schol. 56), Магнус осаждал Юмне, "богатейший славянский город". Так или иначе, сказочные йомсвикинги, о которых на протяжении почти столетия ходили легенды, с этого момента исчезают со страниц истории навсегда.Следующей задачей Магнуса было остановить наступление вендов, вторгшихся с юга в Ютландию. Продвижение славянских племен на запад через Северо-Германскую низменность являлось серьезным препятствием для датской торговли и угрожало безопасности страны в не меньшей степени, чем в прежние времена — честолюбивые поползновения Карла Великого. Сложившееся положение тревожило также и саксов, и их правитель Ордульв, женатый на сестре Магнуса, присоединился к нему, чтобы совместными усилиями решить проблему раз и навсегда. Однако притом что ситуация прочитывалась достаточно ясно и требовала незамедлительных действий, возникали и определенные сложности. По политическим соображениям норвежцы были не прочь предоставить данам почетное право самим защитить свои приграничные земли и потратить как можно больше сил и ресурсов в этой войне. Даны хотели изгнать вендов, но их не устраивало, что вся слава победы над язычниками достанется норвежскому конунгу; а сторонникам Свейна не нравилась растущая популярность его соперника. Но Магнус, как обычно, не стал медлить. Он привел флот к Хедебю и высадился в тылу у вендов, двигавшихся на север. После высадки к норвежскому войску присоединились саксы под предводительством Ордульва. Далее следовало выбрать место для сражения, и выбор этот, с нашей точки зрения, кажется столь же очевидным, каким он, вероятно, представлялся Магнусу и Ордульву в сентябре 1043 г. Объединенное норвежско-саксонское войско заняло позиции на плоской равнине Люрсков Хеде, к северо-западу от современного Шлезвига, и с этого момента (если, конечно, не раньше) история вновь уступает место легенде. В ночь перед сражением, происходившим накануне дня святого Михаила, воины Магнуса, как положено добрым христианам, спали — в доспехах и под щитами. Конунг бодрствовал и читал молитвы, но перед рассветом уснул и увидел во сне своего отца Олава Святого, который сказал ему, что наступающее утро будет роковым для язычников. Так оно и случилось. На рассвете северяне услышали в вышине колокольный звон, и те из них, кто бывал в Нидаросе, подумали, что колокол этот звонит точь-в-точь как колокол Радости, который Олав Святой подарил церкви Святого Клемента. Слышался ли звон вендам, легенда не сообщает. Все христианские источники отмечают, что численный перевес был на стороне вендов, но пророчество святого Олава укрепило дух северян, защищавших свои земли. Говорится также, что Магнус, воодушевленный христианской верой и видением, сбросил кольчугу и сражался в красной шелковой рубахе. В руках его была секира Хель, некогда принадлежавшая его отцу. "Венды падали густо, как волны в прилив, а те, кто стоял позади, пустились в бегство, и тут их били как скотину". Тела убитых вендов покрывали всю пустошь. Согласно Адаму Бременскому, потери среди противников северян составили 15 000 человек, Снорри ограничивается утверждением, что "такого количества убитых не было в северных странах в христианское время, как у вендов на Хлюрскогсхейде". В целом, несмотря на нестыковки и противоречия, присутствующие в большом количестве в ранних источниках (190), не приходится сомневаться, что венды потерпели в Ютландии сокрушительное поражение и отныне никакая опасность с этой стороны Дании не грозила.
Магнусу, однако, еще предстояло выяснить отношения со Свейном Эстридсеном, который по-прежнему пытался оспаривать его власть в Дании. Кроме того, норвежскому конунгу следовало предпринять некие действия в отношении Англии, ибо английская корона, как он полагал, по их договору с Хардакнутом должна была принадлежать теперь ему, а вовсе не Эдуарду. В Англии его притязания вызывали серьезное и вполне обоснованное беспокойство, ибо за претендентом стоял объединенный флот двух крупных морских держав. Однако необходимость улаживать конфликты сначала со Свейном, а потом со своим дядей по матери Харальдом Суровым не позволила Магнусу собрать достаточные силы для похода в Англию, где он никак не мог рассчитывать на доброжелательный прием хотя бы у части населения (191). Впрочем, противник конунга, Свейн Эстридсен в своих попытках найти в Англии союзников тоже не преуспел. Дважды, в 1045 г. и 1046 г., король Эдуард собирал флот в Сандвиче, ожидая нападения норвежцев, а в 1047 г. он и его советники ответили отказом на просьбу Свейна Эстридсена предоставить ему 50 кораблей для войны на севере. Но здесь следует прервать наш рассказ и вернуться в 1045 г.
Свейн Эстридсен был не единственным будущим властителем, нашедшим зимой 1045 г. приют у гостеприимного Энунда. Ибо в ту зиму вернулся на родину последний полулегендарный герой-викинг Харальд Суровый, "гроза севера", как величает его Адам Бременский. У Стикластадира, юный, еще неопытный, он доблестно сражался плечом к плечу со своим сводным братом Олавом. Тогда, в 1030 г., ему было пятнадцать лет. Пятнадцать лет спустя он вернулся в Швецию зрелым мужем, в зените славы и полный честолюбивых надежд. О его воинском мастерстве и доблести ходили легенды, так же как и о его деяниях в качестве военного предводителя. Один из сторонников Олава помог раненому Харальду бежать из битвы и отвел его к некоему бонду, жившему в лесу, вдали от людей. Залечив там свои раны, Харальд через мыс Киль добрался до Швеции, а следующей весной отплыл в русские земли, где поступил на службу к князю Ярославу Мудрому. В 1031 г. он принимал участие в военном походе Ярослава против Польши. Через три года он со своей дружиной, насчитывавшей 500 воинов, появился в Византии и стал наемником у императора. Едва ли стоит принимать на веру все, что рассказывается в саге о военных походах Харальда на протяжении следующих десяти лет, но, несомненно, большую часть этого времени он провел в битвах и в итоге стал предводителем верингов. География военных кампаний, в которых он участвовал по приказу императора, весьма обширна: острова Греции и Малая Азия, Кавказ, Палестина, Сицилия, Болгария (192). Даже если сделать необходимые поправки на то, что имя Харальда очень скоро стало достоянием легенды, перед нами возникает образ человека яростного, решительного, хитрого, стойкого, выносливого физически и исполненного неутолимой жажды жизни, а в определенных ситуациях вероломного, мстительного и жестокого. Словом, мы видим перед собой типичного викинга, живущего насилием и грабежом, жаждущего славы, богатства и власти и не слишком разборчивого в средствах. Эпоха викингов завершилась со смертью Харальда Сурового, и он был одним из ярчайших ее представителей, хотя и не чуждался новых веяний.
Харальд вернулся домой, сделав по пути остановки в Киеве, Новгороде и Алдейгьюборге, не потому, что стосковался по родной земле и языку. До него дошли вести, что Магнус после смерти Хардакнута стал правителем двух королевств, и он хотел получить долю как сводный брат Олава и как человек, проливавший свою кровь в битве за Норвегию, пока Магнус по малолетству оставался при дворе Ярослава. Поскольку Свейн также хотел того же, они с Харальдом, встретившись в Сигтуне, легко сговорились, заключили соглашение и составили план, согласно которому предполагалось нанести удар там, где позиции Магнуса, как они считали, были всего уязвимей. В результате новоиспеченные союзники отправились разорять Зеландию и Фюн; однако они действовали вместе исключительно под влиянием момента — реально их взаимоотношения с Магнусом представляли собой некий треугольник, а не противостояние двоих и одного. Харальд хотел стать правителем или, по крайней мере, соправителем в Норвегии, Свейн желал получить Данию, а Магнус — остаться при своем, хотя согласен был уступить половину Норвегии или Дании, при условии, что он останется полновластным правителем второй страны.
За всеми этими взаимными претензиями и притязаниями просматривается с очевидностью характерное для того времени отношение к «королевству» как к личной собственности властителя, доставшейся ему по наследству, полученной в дар или завоеванной. Наций еще не существовало. Кроме того, говоря о Норвегии, не стоит забывать об отдаленных северных областях и живущих издавна своей жизнью внутренних провинциях, обитатели которых едва ли осознавали свою общность с другими норвежцами. В еще большей мере сказанное справедливо по отношению к Швеции.