Виннипегская Стена и я

Отвечая, он смотрел мне прямо в глаза.

— Пять лет покажутся менее подозрительными. Сначала мне дадут лишь условную зеленую карту. Через два года я получу постоянную.

Пять лет? Эйдену сейчас тридцать; ему будет тридцать пять. Мне двадцать шесть. Когда мы технически разведемся, мне будет тридцать один. Тридцать один — не старость, даже и близко нет. Цифра не кажется такой ужасной, как должна... если я серьезно рассматриваю идею согласиться.

Но все равно. Пять лет. За это время многое может произойти. Но что я точно знала, что никогда не смогу выплатить свои кредиты за десять лет, а тем более за пять, даже если продам машину, везде буду ездить на автобусе, отключу телефон и буду есть лапшу быстрого приготовления на завтрак, обед и ужин.

— Пять лет, — повторила я, выдохнув. — Ладно.

— В этом есть смысл?

Я окинула его взглядом, напоминая себе, что еще не сказала ему «да». Мы просто разговаривали.

— Да, в этом есть смысл. Если я скажу «да», чего я не делаю прямо сейчас, так что угомони лошадей, — позже я похлопаю себя по спине за свою напористость и твердость.

Он просто невозмутимо смотрел на меня.

— О чем ты еще переживаешь?

Я фыркнула.

— Обо всем.

Эйден моргнул.

— О чем? Я оплачу твои долги и куплю дом.

Думай, Ван. Все не может быть так легко. У меня есть честь, и я еще не полностью простила его за то, что он такой мудак, несмотря на его ранние манипуляции и вынужденные извинения. У моей гордости тоже есть цена, и эта мысль заставила меня тяжело вздохнуть и встретить его взгляд, который так долго заставлял меня смотреть в другую сторону.

— Что, если твоя карьера закончится завтра? — спросила я, несмотря на то, что из-за этих слов я была похожа на золотоискательницу. Это деловая сделка, и я буду вести себя соответственно.

Одна его бровь забавно приподнялась.

— Ты знаешь, сколько денег на моем банковском счету.

В его словах есть смысл.

— Если я не буду работать всю оставшуюся жизнь, то буду в порядке. Ты знаешь, я не безответственно отношусь к своим деньгам, — заявил он почти оскорбленно. Под этим он имел в виду, что все еще сможет выполнить то, что обещал мне, и в итоге у него все еще будет все хорошо.

— Но я больше не буду твоим ассистентом, — я удерживала свой взгляд на нем, даже если очень, очень этого не хотела. — Я упорно работала, чтобы полностью посвятить себя дизайну, и не собираюсь от этого отказываться.

Широкая квадратная челюсть сжалась, и даже могу сказать, что его зубы заскрипели, отчего в моей груди расцвело ощущение победы.

— Ванесса...

— Я серьезно. Я не буду это делать. Мы попытались, и ничего не вышло, и я не собираюсь проходить через это снова. Ты знаешь, на самом деле я не хотела этого делать, но ты предложил мне нечто, от чего трудно отказаться, — объяснила я. — Я не пытаюсь воспользоваться тобой, но я этого не просила. Ты попросил меня. Ты вышел за рамки, чтобы заставить меня согласиться; я говорила тебе, в мире миллион женщин, которые сделают это ради тебя, и ничего не захотят в ответ... — «кроме как спать с ним», но я оставила это при себе. — Я тебе не нужна. Мир у твоих ног, Здоровяк. Не знаю, знаешь ты это или нет.

После того, как я это сказала, я поняла, что, вероятно, я самый тупой человек во Вселенной. Самый тупой.

Я почти ожидала, что он скажет мне свалить, но это необходимое условие сделки, и мне надо, чтобы он это понял. Если он скажет, что я выжила из своего чертова ума, тогда следующие двадцать лет я буду корить себя за то, что отвергла его предложение. Я планировала уволиться, чтобы подтолкнуть вперед свою мечту; я не собиралась связывать себя на следующие пять лет таким же количеством работы, которым управлялась до этого. Просто не буду. Я многое могла принести в жертву, но не это.

Я сложила руки на коленях, сильно сжала пальцы одной руки, фокусируясь и поддерживая дыхание.

Он раздражен. Рассержен. Но не сказал «да» или «нет». Мне больше нечего терять, и мне нужно, чтобы он понял, что да, может, я и немного сука, но не без причины. Он делал то, что делал, ради своей мечты, и я делаю то, что делаю, ради своей. Если кто и должен это понять, то это он.

Я подняла руку и подергала свои очки, заставляя себя не отводить взгляд. Нервно облизала губы и приподняла брови. Я сделала это, сказала то, что должна была, и смогу всю жизнь прожить с последствиями, черт побери.

Казалось, прошел месяц, прежде чем Виннипегская Стена вздохнул.

Я уперлась локтями в стол, копируя его позу.

— Ты согласен с тем, что я не буду твоим ассистентом, или нет?

Эйден серьезно, вынужденно кивнул.

Я не была уверена, испытала ли я разочарование или облегчение, так что не стала задумываться над этим. Деловой режим, мне нужно вернуться в деловой режим.

— Я не отправлюсь в тюрьму ради тебя, так что нам надо все прояснить. Что мы скажем Заку?

«Кстати о Заке, где он?» — задалась я вопросом.

— Даже если я скажу ему переехать, он поймет, что что-то происходит. Мы должны рассказать ему. Нам нужны люди, которые подтвердят, что у нас настоящие отношения.

Правда ли это? Я подумала о Диане, и как я уже ей все рассказала.

— Да. Я должна рассказать подруге. Она поймет, что что-то происходит. Остальным я могу не рассказывать, — я подумала об этом и была совершенно уверена, что смогу приукрасить попытку Эйдена вернуть меня в своего рода любовную историю. По крайней мере, я на это надеялась. То, что у меня не было близких друзей, включая моего младшего брата, который был занят своей жизнью, очевидно, помогало ситуации.

Эйден кивнул, практично и с пониманием.

Но... я приподняла оба плеча.

— Что насчет остальных?

Остальных. Буквально. Остальных во всем мире. Лишь от мысли об этом меня тошнило. Любая идея или надежда на то, что мы сможем скрыть возможный брак, смылась в унитаз, когда я вспомнила статью об Эйдене, опубликованную несколько лет назад, когда его заметили на ужине с женщиной — женщиной, которая оказалась представителем компании, которая пыталась привлечь его для рекламы. «Ну, кого это заботит?» — подумала я изначально.

А затем меня осенило. Людям это важно. Их заботит все, связанное с Эйденом Грэйвсом. Он не мог подстричься без того, чтобы кто-то не написал об этом. Кто-то в мире узнает, что мы поженились. Это невозможно скрыть.

Из-за этого я чувствовала себя неловко. Мне даже не нравилось внимание, когда люди узнавали, на кого я работаю. А оказаться привязанной к нему — совсем другое положение дел.

Мне пришлось сглотнуть слюну, чтобы не подавиться.

— Мы можем затаиться на время... — начал говорить Здоровяк. Я послала ему взгляд, который он вернул мне. — Но, в конце концов, кто-то узнает. Мы можем устроить тихую церемонию, и затем такой же развод. То, что происходит на поле, — это для моих фанатов, остальное не их дело, — тон, которым он произнес эти слова, не оставлял никаких сомнений.