Витязь в овечьей шкуре
Шрифт:
Ната, это в самом деле ты, – констатировал Игорь Калашников, остановившись возле их столика, и посмотрел на нее лучистыми глазами.
Здрасте! – поздоровался Сева, успевший туго набить рот капустным салатом.
– Да, Игорь, это я, – покорно согласилась Наташа. Немного подумала и добавила: – Давно не виделись.
– Еще бы! Тебя нет дома, и ты не отвечаешь на звонки... Я весь извелся.
У Игоря Калашникова была внешность, очень подходящая для костра и гитары, – широкие плечи, сильные руки, борода, низкий голос и глаза, обрамленные
– С тех пор как ты убежал в командировку, – заметила Наташа, – я живу новой интересной жизнью.
– С ним? – Калашников кивнул на Севу, поедавшего пищу с удовольствием и соответствующими этому удовольствию звуками.
– Да нет, я просто так, покушать зашел, – чавкнув, признался Шевердинский. – Вы присаживайтесь!
Наташа наступила недалекому Севе на ногу, но было поздно – Калашников отодвинул для себя стул и сел. Он выглядел напряженным и внимательным, словно егерь, услышавший стрельбу в лесу.
– Ната, я понял, что мой отъезд был большой ошибкой, – сказал он и положил свои большие руки на стол. Эдакий настоящий мужчина – немногословный и сдержанный.
– Командировка дала тебе от ворот поворот? – съехидничала Наташа.
На самом деле ей вовсе не хотелось с ним пикироваться. Ибо в голове у нее был один Покровский, ради которого она теперь рисковала жизнью, твердо рассчитывая на взаимность, и Калашников никак не вписывался в ее ближайшие планы.
– Неужели в твоем сердце ничего не осталось? – проникновенно спросил он.
– В моем сердце осталась твоя грязная рубашка, которую ты «забыл» в шкафу для отвода глаз.
Тем временем в машине с затемненными стеклами, припаркованной возле входа в «Бригантину», происходил очень содержательный разговор.
– Кто это, черт побери, такой? И откуда он взялся? – спросил один оперативник другого. Они наблюдали за Наташей от самого Березкина и едва-едва пришли в себя после ее «пончикового» бенефиса. Двое их товарищей – парень и девушка – сидели за соседним с Наташей столиком.
– Понятия не имею, кто это такой. Валентин Львович, ты в курсе?
Негодько запыхтел и отрицательно покачал головой. Через минуту из кафе вышел парень с сигаретой во рту, прошел мимо машины и бросил в приоткрывшееся окно:
– Ее бывший мужик. Хочет вернуться.
После чего выбросил сигарету в урну и отправился на свое место за столиком.
– Его надо – того. Как-то отозвать, – заявил Негодько, переварив информацию. – Он нам всю операцию сорвет. Кто полезет убивать бабу, когда рядом с ней сидит такая гора мускулов?
– И этот еще, Шевердинский, – поддакнул молоденький лейтенант.
– Шевердинского тоже убрать, – согласился Негодько. – Сейчас чего-нибудь изобразим. Но эта-то, дурочка, о чем себе думает? Ведь знает, что ее должны ножом пырнуть, знает – и не делает ничего, чтобы приблизить столь важный момент!
– Ната, – говорил тем временем Калашников. – Вернись ко мне. Я куплю тебе кольцо с бриллиантом. И шубу. Помнишь, ты хотела шубу из этих, как
его?..– Козлов! – радостно воскликнула Наташа.
– Шуба из козлов? – страшно удивился Сева Шевердинский. – Какие у тебя ужасные вкусы, Наталья. Другая на твоем месте попросила бы дорогую, норковую. А козлы сколько стоят?
– Да я не про шубу, Сева, а про молодого человека. Вот, познакомься – это Валера Козлов.
Валера Козлов в самом деле обнаружился тут же, за Севиной спиной. Он только что вошел в кафе, приблизился к столику и теперь стоял весь розовый, словно ярмарочный пряник. Если бы у него в руках была шапка, он непременно принялся бы ее мять.
– А я, видите ли, за вами, – выдавил он из себя, обращаясь к Наташе и опасливо косясь при этом на Калашникова.
– Уже? – удивилась она. – А сколько сейчас времени?
– Я не знаю... Я пораньше приехал, потому что мы уже купили корнеудалитель, а Марине позвонил Андрей Алексеевич...
– Да кто ты такой, – грозным тоном спросил Сева, нацеливаясь на последний оставшийся в живых круассан, – чтобы увозить от нас любимую женщину?
Тот на шаг отступил от стола и сказал отчего-то басом:
– Я – Валера Козлов. Я на машине.
– Да я, знаешь ли, тоже не на поезде! – отозвался Сева и немедленно получил тычок локтем.
– Ната, поговори со мной! – снова подал голос Калашников, который отвлекался на то, чтобы раскурить короткую сигарету. От нее пошел едкий желтый дым.
– Ну и табачок вы курите! – принюхался Сева. – Неужели чуйская марка?
– Так вы поедете? – осторожно уточнил Валера.
– Кстати, ты нас так и не представила, – не обращая на мальчишку никакого внимания, продолжал Калашников. – Это кто?
И он кивнул на Шевердинского, который продолжал самозабвенно жевать и глотать.
– Садись! – велела Наташа Козлову. – Сейчас мы допьем кофе и поедем. Я тебе тоже закажу чашечку, если ты не возражаешь. А это, – она обернулась к Калашникову с любезной улыбкой. – Мой жених Шевердинский.
Сева подавился круассаном и принялся кашлять в салфетку с таким остервенением, словно внутри у него оказалась живая муха и он во что бы то ни стало решил сохранить ей жизнь.
– Мы собираемся пожениться в начале осени и сразу же уедем в свадебное путешествие на Майорку.
– Ната, – заявил наглый Калашников, – что такое Майорка по сравнению с моей негасимой страстью?
Официантка, которая принесла Валере кофе, поглядела на Калашникова с восторгом, а потом на Наташу – с завистью.
– Ты можешь мне предложить что-то лучше Майорки? – поинтересовалась она.
– Я подарю тебе весь мир!
– А булочка тоже мне? – противоположным собственному недавнему басу тощеньким голоском спросил Валера.
Тебе, тебе, мальчик, – ласково ответил Сева, не зная, куда себя деть. Все, что было заказано, он съел и выпил и теперь не мог придумать, чем занять руки и какое соорудить на лице выражение. Статус жениха его вовсе не радовал.