Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III

Она видела Испанскую, Китайскую, Оттоманскую империи в период их падения, Священную Римскую империю и империю Великих Моголов, по сравнению с которыми Ричард Никсон и оба Буша на посту президента казались кратковременными грозами алчности и коррупции. Мусором в бесконечных песках времени. Сегодня люди уже не способны понять, что такое дискриминация женщин и цветных, и это давало надежду на то, что вскоре те же шоры спадут с глаз общества в отношении гомосексуалистов. Природа греха и пуританское сознание когда-то правили на этих берегах, а теперь никого не удивляли чернокожий президент и свободная продажа презервативов в автоматах и общественных уборных.

К сожалению, Дитер не изменится никогда, если только Хлоэ не решится на радикальные меры. Она пыталась достучаться до него, пыталась снова и снова. Пыталась идти собственным путем, дать Дитеру свободу, но он повсюду следовал за ней, как тень. Она уезжала в Берлин, Хельсинки, Париж, Калькутту, Лондон, Лос-Анджелес, но Дитер всегда ее находил.

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

— Привет, это Хлоэ, и я сейчас не могу ответить. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.

Би-и-ип.

— Слушай, после всего, что я для тебя сделал, ты могла бы проявить хоть каплю уважения и взять трубку, когда я звоню. Ты не умрешь, если хоть раз подумаешь о ком-то, кроме себя. Я лишь пытаюсь быть вежливым. Я тянусь к тебе. Через весь мир я протягиваю тебе руку в надежде, что ты ее примешь. Пожалуйста, пойми, я никогда не хотел никого, кроме тебя. И никогда никто не будет мне нужен, но ты по-прежнему говоришь «нет» всему, что бы я ни пытался сделать. Я так скучаю по девочке, которой ты была раньше. По вкусу… По выражению твоих глаз. По божественным звукам твоего голоса. Милая, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, поговори со мной. Я прошу тебя поговорить со мной. Если не сегодня, то вскоре. Я могу подождать. Я буду ждать вечно, если понадобится. Хлоэ, поговори со мной… Я люблю тебя.

Хлоэ вздохнула, но не от раздражения. Она приняла неизбежное. А потом была тишина. И только звук шагов.

Она отправилась на кухню. Сколько бы она ни жила в тени цивилизации, где бы ни снимала дом или квартиру, один ящик в кухне всегда служил хранилищем ее инструментов. Мерная лента, тиски, винты, отвертка со сменными жалами.

Она отложила в сторону молоток и шуруповерт в поисках нужного инструмента.

Забивание кола в грудь было делом слишком личным. Даже романтичным. Проникновение, единение, все такое. Всплеск алой крови означал смерть вампира. И последний взгляд глаза в глаза. Ни за что на свете она не собиралась позволить Дитеру в последний миг ощутить хоть какое-то подобие близости. После всего пережитого кол казался слишком щадящим выбором.

Столько веков прошло с тех пор, как Дитер сделал свою незадачливую жертву бессмертной, и ни разу за все это время он не задумался о том, что она может чувствовать. Она в голос кричала о том, что ему нельзя входить, она отстаивала свое право остаться одной, но он никогда ее не слушал.

Преследователь хотел лишь вымотать свою жертву, загнать, заполучить как приз в им же самим придуманной игре. Хлоэ помнила, как пыталась объяснить ему свои чувства, но наглый ублюдок плевать хотел на личные границы и все возможные аргументы. И теперь, благодаря букету цветов, которые не были ей нужны, Хлоэ наконец поняла, как может получить желаемое.

Поглаживая пальцами длинное лезвие, она думала о том, насколько сильным будет сопротивление плоти. Раз уж осиновый кол мог показаться традиционным и романтичным, то, возможно, медленно отпиливая его голову зазубренным лезвием, она наконец донесет до него простую мысль о том, что она его не любит. И даже если Дитер до самой смерти будет сопротивляться пониманию, он хотя бы не сможет больше ей звонить.

Хлоэ достала из ящика пилу.

Отлично сбалансированное смертоносное оружие с чертовски удобной ручкой. Хлоэ чувствовала, как спокойная сила металла поднимается по пальцам и заполняет все ее тело. Какая разница, было ли ощущение реальным или воображаемым? Она улыбнулась и начала готовиться к следующему шагу.

Нужно же поблагодарить Дитера за цветы.

ВИКТОР САЛВА

Бродячие нечестивцы

Стейнекер смотрел через окно «седана» на падающий снег и вспоминал, как давным-давно, еще в детстве, мама говорила ему, что это ангельская пыль. С тех пор каждый снегопад воскрешал в памяти эту фразу. Цепочка машин подпрыгивала в узком ущелье на выбоинах того, что заменяло здесь дороги. Стейнекер закрыл глаза и мысленно вернулся в маленький дом, где вырос. Снежинки кружились за окном теплой кухни, где мама всегда пекла для него свежий хлеб…

«Седан» налетел на острый обломок скалы, и рывок вернул Стейнекера в реальность.

— Простите, герр фельдмаршал. — Водитель глядел на него в зеркальце заднего вида. — Кажется, эта дорога рассчитана на другой транспорт.

Стейнекер смотрел на паренька и вспоминал те годы, когда и он выглядел, как Ганс: молодой, красивый, голубоглазый и полный жизни. Идеальный солдат фюрера.

«Седан» остановился, и Стейнекер поглядел вперед, на большой крытый грузовик со взводом его солдат. Майор Грюнвальд выпрыгнул из кабины и зашагал к нему по снегу. Стейнекер опустил стекло, когда Грюнвальд склонил к нему свою странную квадратную голову. С каждым словом изо рта майора вырывалось облачко пара.

— Кажется, мы приближаемся, герр фельдмаршал.

— Нужно искать крест, — сказал Стейнекер. — Большой крест. Отправьте двоих на разведку, пусть убедятся, что дорога чиста.

Грюнвальд помахал двумя пальцами, и из грузовика выпрыгнули сержант Киммель с двумя солдатами.

— Разведать дорогу, — приказал Грюнвальд. — И помните, что на белом снегу вы отличные мишени.

Киммель со своими людьми прошли два поворота дороги, обрамленной скованными снегом и льдом старыми деревьями. Один из солдат, стуча зубами, прошептал:

— А что нам здесь нужно, сержант?

— Солдаты, которые держат глаза открытыми, а рот на замке, — отрезал Киммель. — Сохранять тишину!

Звук раздался слева.

Все трое упали на землю, наводя дула винтовок на сугроб в нескольких шагах от дороги. Звук раздался снова, и на этот раз было видно, как странно шевелится снег, словно что-то пытается выбраться из-под корки наста. Что-то большое стремилось к поверхности.

Они едва не открыли огонь, когда из снежной корки показалась рука. Пальцы хватали воздух, словно пытаясь зачерпнуть кислород, а Киммель и его люди поползли вперед, к ней. За рукой показалась голова, заледеневшая и покрытая инеем, как деревья и камни вокруг.

Киммель непроизвольно открыл рот. Глаза солдата, выбиравшегося из снега, были закрыты и залеплены инеем. Следующий рывок стряхнул лед с плеча, стали видны знакомые полосы.

— Это немецкий офицер! — Киммель вскочил на ноги и бросился к нему. И резко остановился, когда замерзшая голова солдата запрокинулась и открыла глаза. Остановил его звук, с которым двинулись веки, ледяной хруст. И вид мертвых, до дна промерзших глаз был совершенно жутким.

У Киммеля перехватило горло, он с трудом смог выдохнуть: