Влас Дорошевич
Шрифт:
Очень интересно!
— Потому я один спать боюсь!
Не ставить же сторожей в свою квартиру! Будем сторожить всю ночь сами. По очереди.
Четверг
Сидоров становится день ото дня невыносимее. Сегодня требует, чтоб в женином будуаре в окна решетки вставили.
— И парашу, — говорит, — мне!
Тьфу!
И ведь главное что! Основания имеет.
— Желаю, — говорит, — чтобы все по закону! И никаких!
Нотации читает:
— Это, — говорит, — с вашей стороны арестантам поблажки! За это, — говорит, — вашего брата по шапке!
Пятница
Сегодня
Сидоров решительно объявил, что желает быть переведенным в тюрьму.
— На тюремном положении. А у вас мне скучно. Барыня сидит цельный день в книжку мордой уткнумшись. Дети чему-то учатся. Не ругается никто. Ни в карты с кем. Желаю в общую!
Долго усовещивал:
— Да пойми же ты, — говорю, — что политика…
Знать ничего не хочет.
— А зачем, — говорит, — тюрьмы махонькие строите! Налоги с граждан берете, а тюрем не строите. Никакого попечения!
Наконец, уговорил.
Дочь для его развлечения на рояле играет. Сын-гимназист «русскую» пляшет. Жена будет ему загадки загадывать.
— У нас, — говорит, — в тюрьме так принято, чтобы жиганы сказки говорили и загадки загадывали.
В карты буду играть я.
Суббота
Хожу с опухшим носом. В носы играли. Выиграешь с него, с черта, когда он все наши карты переметил!
Воскресенье
Сегодня удостоились посещения его превосходительства. Был губернатор.
Сначала обошел политику — тюрьму. Опрашивал:
— Нет ли претензий?
Из каждой камеры подали по три жалобы. Потом изволил проследовать для разбора ко мне на квартиру. Был сервирован чай и предложена легкая закуска. В таком количестве, чтобы не похоже было на задабривание. Сидоров, негодяй, к закуске вышел! А? Представил его губернатору.
— Позвольте представить, ваше превосходительство, наш уголовный арестант. За кражу. В женском будуаре содержится. Как родной!
Его превосходительство посмотрел удивленно.
— А?.. Это очень хорошо…
— Точно так, ваше превосходительство. По случаю переполнению тюрьмы пожертвовать на пользу отечества жениными удобствами. Не угодно ли осмотреть вашему превосходительству женину камеру… То есть арестантский будуар…
Совсем спутался.
Изволили осмотреть.
Клавишей рояли даже перстом коснулись.
— Расстроен!
Это все Сидоров. У него на баса садиться — первое удовольствие. Растерялся:
— Будет исправлено!
Губернатор остался доволен.
В книге почетных посетителей начертал: «Содержатся хорошо. Приятно было бы видеть везде такую отеческую заботливость».
Претензии после этого были забыты в прихожей на ларе.
Приказал сторожам впредь покупаемые для арестованных продукты в эти самые претензии завертывать!
Каждый чтобы в своей претензии получал.
Кушайте!
Вторник
С ума схожу!
Что делается! Что делается!
Дочь на таком языке говорит — не всякий каторжник поймет.
Меня иначе не зовет, как:
— Шесть!
Нынче в кабинет входит:
— Вода или пусто? А я тебе хвостом пришла ударить, бардадым!
Это
вместо того чтобы:— Можно или нет! С добрым утром, папенька!
Сын фальшивые ассигнации делает. Сидоров выучил. И в довершение, — прихожу домой после обеда — в кабинете на письменном столе арестант лежит.
— Карповы мы. Сидорову дружки. Тоже жулики. По мировому приговору сидеть пришли.
Оказывается, негодяй всем своим приятелям письма разослал:
— Приходит: отсиживать.
Сын же и носил.
Среда
Пишу проект. Посылаю в Петербург.
— О необходимости амнистии.
«Ввиду переполнения тюрем политическими настоит крайняя необходимость в амнистии уголовных. Иначе сажать некуда.
Основания следующие:
а) Приговоренные за кражи, грабежи и прочее, без смертоубийства, освобождаются вовсе, как совершившие менее важные проступки.
б) Приговоренные за смертоубийство, в видах общественной безопасности, отдаются под надзор родственников.
в) Приговоренные за отцеубийство ввиду смерти родителей отдаются в городской сиротский дом».
Воскресенье
Получил из Петербурга телеграмму:
— Дельно. Разработайте в подробностях.
Разрабатываю в подробностях.
Сидоров в соседней комнате бьет кулаком по клавишам. Только бы дождаться! Получишь по шее!
Истинно русский Емельян
На днях в Уфу прибыл минский мещанин Тополев, который, явившись ко мне, заявил, что он командирован в Уфу «Советом Союза русского парода». Мною было предложено полицеймейстеру оказать всякое содействие г. Тополеву… Но он содействие полиции отклонил на том лишь основании, что уфимский полицеймейстер — католик. Будучи направлен к полицеймейстеру, Тополев ушел от него и напился пьяным до бесчувствия, так что с улицы был взят в полицейский участок для вытрезвления. Протрезвившись, он снова напился и снова был взят в участок…
Ввиду всего происшедшего я вынужден был по телеграфу запросить Совет Союза, действительно ли Тополев командирован Советом. Глубоко сочувствуя «Союзу русского народа» и так далее.
Из донесений г. уфимского губернатора г. Пуришкевичу
К сожалению, название губернии не разобрано. Но настоящий дневник, принадлежащий перу одного из губернаторов, получен нами из самых достоверных рук: от одного экспроприатора. Так что никаких сомнений в подлинности!
2 января
День прошел благополучно.
И я жив, и злоумышленники все живы.
Ни одного покушения, ни одной казни.
(Название не разобрано) губерния должна быть признана исключительной по благополучию.
3 января
В город прибыл мещанин Емельян Березкин.
Член «Союза русского народа»!
Узнал об этом совершенно случайно.
Слава богу, он сделал скандал.
Вечером в трактире купца Власова один посетитель напился водки, наелся семги, а когда с него потребовали деньги, — начал бить посуду, зеркала, посетителей и кричать: