Власть меча
Шрифт:
Хайди не колебалась.
– Нет, генерал. Можете полностью рассчитывать на мою верность и чувство долга. Я сделаю все, что от меня потребуется.
– Хорошо, фройляйн. – Генерал Цоллер закашлялся и стал хватать ртом воздух. Когда он продолжил, его голос еще звучал хрипло: – Полковник, в наши планы входит получение субъектом золотой медали на Играх. Это чрезвычайно поднимет его престиж на родине, и есть идеологический аспект: белый ариец торжествует над представителем низшей черной расы.
– Понимаю, генерал.
– Нет ли других претендентов на победу в полутяжелом весе?
– Нет, генерал, субъект – единственный серьезный белый претендент. Мы позаботимся, чтобы
– Естественно, полковник Больдт, но сделайте все, что в ваших силах, а фройляйн Крамер будет ежедневно докладывать полковнику Больдту о прогрессе в отношениях с субъектом.
Семьи Кортни и Малкомсов предпочли остановиться не в Олимпийской деревне, а в роскошном отеле «Бристоль», хотя Дэвиду Абрахамсу пришлось подчиниться тренеру и поселиться вместе с товарищами по команде, так что в дни напряженных тренировок перед открытием игр Шаса его почти не видел.
Матильда Джанин уговорила Тару сопровождать ее на тренировки легкоатлетов, а взамен пообещала ходить с ней на поля для поло, так что большую часть времени девушки стремительно носились от обширного Олимпийского комплекса к ипподрому – Тара водила «бентли» отца только так.
Короткие перерывы между тренировками и размах подготовки к играм не повредили Дэвиду – совсем напротив. За эти дни он показал несколько отличных результатов и упорно сопротивлялся предложениям Матильды Джанин улизнуть вечером «на часок-другой».
– У тебя отличные шансы, Дэви, – сказал ему тренер, останавливая секундомер по окончании последней перед официальным открытием игр тренировки. – Сосредоточься на этом, и привезешь домой какую-нибудь бляху.
И Шаса, и Блэйн были довольны пони, предоставленными немецкой стороной. Как и все остальное в конно-спортивном комплексе – конюхи, стойла, упряжь, – все было безупречно, и под железной рукой Блэйна команда сосредоточилась на подготовке, превратившись в тесно связанную и скоординированную когорту всадников.
В промежутках между долгими тренировками они наблюдали за командами, с которыми им предстояло встретиться. Американцы, не считаясь с расходами, перевезли через Атлантику собственных лошадей. Аргентинцы поступили еще предусмотрительнее: они привезли не только лошадей, но и конюхов-гаучо в шляпах с плоскими полями и в кожаных брюках, украшенных серебряными заклепками.
– Эти две команды победить нелегко, – предупредил Блэйн. – Но и немцы удивительно хороши, и англичане, как всегда, работают много и упорно.
– Если чуть-чуть повезет, мы сможем побить их всех, – поделился своим обширным опытом Шаса.
Только Тара восприняла это хвастовство серьезно, когда с трибуны смотрела, как он несется по полю, высоко сидя в седле, этакий прекрасный молодой кентавр, стройный и гибкий, и его белые зубы сверкают на загорелом лице.
«Он такой воображала, такой самоуверенный, – думала она. – Если бы я могла просто не обращать на него внимания. Если бы жизнь не была такой скучной, когда его нет рядом».
К девяти утра первого августа 1936 года олимпийский стадион, самый большой в мире, заполнило более ста тысяч зрителей.
Поле в центре стадиона превратилось в зеленый ковер и было исчерчено белыми линиями и кругами, обозначавшими места проведения различных спортивных состязаний. По периметру проходила кирпично-красная беговая дорожка. Высоко над ней поднимались трибуны, откуда зрителям предстояло наблюдать за парадом спортсменов. В дальнем конце стадиона
располагался треугольный все еще не зажженный факел.Перед входом на стадион раскинулся Майфельд, на этом обширном пространстве возвышалась колокольня с надписью «Ich rufe die Jugend der Welt» – «Я призываю молодежь Земли». Спортивные делегации собирались на длинном бульваре Кайзердамм, по торжественному случаю переименованном в Виа Триумфалис. Над полем плыл гигантский дирижабль «Гинденбург», который тащил на буксире огромный флаг с пятью олимпийскими кольцами.
В еще прохладном утреннем воздухе издалека донесся слабый гул. Он постепенно приближался и становился громче. По Виа Триумфалис двигалась длинная процессия открытых четырехдверных «мерседесов», хром их отделки блестел, как зеркало; машины медленно шли между плотными рядами пятидесяти тысяч штурмовиков в коричневой форме, которые сдерживали огромную толпу, взревевшую от восторга, когда мимо прошел первый «мерседес»; все высоко вскидывали руки в нацистском приветствии.
Кортеж остановился перед спортсменами, и из первой машины вышел Адольф Гитлер. На нем был простой коричневый китель, брюки и сапоги с высокими голенищами – мундир штурмовика. Этот строгий, ничем не украшенный костюм не делал его незаметным, напротив – выделял из толпы шедших за ним сопровождающих в ярких мундирах с золотыми нашивками, с медвежьим мехом, звездами и лентами; процессия двинулась между рядами спортсменов к гигантским воротам стадиона.
«Так вот этот дикарь», – подумал Блэйн Малкомс, когда Гитлер прошел мимо него не более чем в пяти шагах. Он был точно такой, каким Блэйн тысячи раз видел его на портретах: темные волосы зачесаны на лоб, маленькие квадратные усы. Но для Блэйна стал полной неожиданностью напряженный мессианский взгляд, который на долю секунды остановился на нем и скользнул дальше. Он обнаружил, что волоски на его предплечьях встали дыбом: он только что смотрел в глаза библейского пророка – или безумца.
За Гитлером шли все его любимцы: Геббельс был в легком летнем костюме, зато Геринг выглядел величественно и респектабельно в небесно-голубом мундире маршала «Люфтваффе»; проходя, он, приветствуя спортсменов, небрежно взмахнул золотым жезлом. В этот момент высоко над Майфельдом зазвонил колокол, созывая молодежь всего мира.
Гитлер и его свита скрылись из вида в туннеле под трибунами, и несколько минут спустя над полем загремели фанфары, в сотни раз усиленные множеством громкоговорителей; огромный хор запел «Deutschland ?ber alles». Ряды спортсменов зашевелились, готовясь к началу парада.
Выходя из полутемного туннеля на освещенную солнцем арену, Шаса и Дэвид переглянулись. Они взволнованно улыбнулись друг другу; гигантские волны звуков, оглушительная музыка оркестров и хор, поющий олимпийский гимн, приветственные крики сотни тысяч зрителей – все это обрушилось на них. Они осмотрелись, задрав подбородки, разведя руки, и вышли под музыку Рихарда Штрауса.
Перед Шасой шагал Манфред Деларей, но его взгляд был устремлен к фигуре в коричневом в первом ряду трибуны для почетных гостей; Гитлер был окружен королями и принцами. Поравнявшись с ним, Манфред хотел вскинуть руку в нацистском приветствии «Хайль Гитлер!», но ему пришлось сдержаться. После долгого обсуждения и споров победило мнение Блэйна Малкомса и других англоговорящих участников делегации. Не отдав нацистское приветствие, спортсмены только выполнили команду «равнение направо», когда проходили мимо почетной трибуны. Ответом стали свист и неодобрительный гул немецких зрителей. Глаза Манфреда жгло от слез стыда: его вынудили нанести оскорбление великому человеку на трибуне.