Власть меча

Он знал, кто из них твердо, как он сам и оу баас, намерен поддержать Британию, а кто не уверен и может дрогнуть. Герцог продолжал говорить, и Блэйн отмечал реакцию слушателей; с недоверием и растущим стыдом он предчувствовал позорное решение, которое готов был принять парламент. Вместе со стыдом рос и его гнев.

Генерал Герцог продолжал говорить. Блэйн слушал его только краем уха, потому что одновременно писал записку, собираясь передать ее оу баасу, но вдруг с новым вниманием прислушался к словам премьер-министра.

– Наконец, говоря об этической стороне вторжения Германии в Польшу, я склонен оправдать это действие, учитывая соображения безопасности германского государства…

Блэйн воспрянул; он скорее почувствовал, чем увидел неожиданный шок и отвращение, охватившее тех, кто начал склоняться к нейтралитету.

«Он зашел слишком далеко, – написал Блэйн на чистом листке. – Он защищает агрессию Гитлера. Мы победили».

Он вырвал листок из блокнота и протянул генералу Сматсу. Тот прочел записку и молча кивнул. Потом встал, чтобы представить свои доводы.

– Британия – наш друг, наш старейший и лучший друг. Мы должны быть с нею до конца, – сказал он высоким голосом с отчетливым малмсберийским [82] акцентом.

– Вторжение Германии в Польшу – вовсе не локальный спор, его последствия выходят далеко за рамки спора о Данцигском коридоре, они затрагивают сердца и души всех свободных людей в каждом уголке земного шара.

Когда наконец вопрос об участии в войне или сохранении нейтралитета был поставлен на голосование, националистическая партия доктора Малана единодушно проголосовала за нейтралитет, как и треть партии самого Герцога и три его министра.

82

Малмсбери – город на юге Великобритании.

Однако в тот день победили генерал Сматс и его сторонники: Рейтц, Малкомс, Статтафорд, и другие, – и большинством в восемьдесят голосов против шестидесяти семи Южная Африка объявила войну нацистской Германии.

В последнем отчаянном усилии генерал Герцог призвал к роспуску парламента и общим выборам, но генерал-губернатор [83] сэр Патрик Дункан отказал в этой просьбе, принял отставку старого генерала и предложил генералу Яну Кристиану Сматсу сформировать новое правительство и вести страну к войне.

83

Генерал-губернатор – во время существования доминионов Британской империи должностное лицо, представлявшее в этих доминионах короля или королеву Великобритании.

* * *

– Оу баас не отпускает меня, – с горечью сказал Блэйн. Сантэн побежала к нему через спальню коттеджа, встала на цыпочки и обняла.

– Слава Богу, Блэйн, дорогой. Я молилась и молилась, и Он ответил на мои молитвы. Я не могу потерять вас. Ни тебя, ни Шасу – я этого просто не переживу.

– Я не горжусь тем, что останусь дома, когда остальные уедут.

– Ты уже сражался на одной войне, сражался смело, бескорыстно, – сказала она. – Здесь ты в тысячу раз нужней, чем если будешь мертвым лежать на поле боя в чужой стране.

– Оу баас убеждал меня в этом, – вздохнул он. Обняв Сантэн за талию, Блэйн проводил ее в гостиную, и она поняла, что сегодня они не будут заниматься любовью. Слишком сильно он расстроился. Она поняла, что сегодня он хочет только говорить и ее долг слушать, пока он будет выплескивать свои сомнения, страхи и тревоги.

Он излагал путано, непоследовательно, а Сантэн сидела рядом, так чтобы можно было протянуть руку и коснуться его, и внимательно слушала.

– Наше положение очень непрочно; как мы можем вести войну, обладая в парламенте большинством всего в тринадцать голосов? Против нас сильная оппозиция, которая ненавидит оу бааса и то, что она именует «английской войной». Они будут сопротивляться каждому нашему шагу. Весь народ разделился, и многие против нас. У нас в наших собственных границах есть враг, не менее злобный, чем нацисты: «Оссева брандваг», и «Черные духи», и «Серые духи», и «Дойче банд» в Юго-Западной Африке. У нас враги и внешние, и внутренние.

Сантэн налила ему в хрустальный бокал новую порцию виски с содовой. Это была вторая порция за вечер, а она никогда не видела, чтобы он выпивал больше одной.

– Пироу нас предал. Он теперь один из них, а ведь все эти годы ему так доверяли. – Освальд Пироу был министром обороны в правительстве Герцога. – Мы дали ему оборонный бюджет в пятьдесят шесть миллионов и указание подготовить боеспособную современную армию, и он подготовил – но только на бумаге. Мы верили его докладам и заверениям, а теперь он ушел, а современного вооружения у нас нет; у нас горсть устаревших танков и самолетов и постоянная армия менее чем в полторы тысячи человек. Пироу отказался вооружать страну для войны: они с Герцогом были уверены, что мы в этой войне участвовать не будем.

Ночь тянулась, но оба были слишком взвинчены, чтобы думать о сне. Когда Блэйн отказался от третьей порции виски, Сантэн пошла на кухню сварить кофе, и он пошел следом. Встал за ней, обнимая за талию, и они ждали, пока закипит вода.

– В новом правительстве генерал Сматс отдал мне Министерство внутренних дел. Одна из причин в том, что я уже возглавляю комиссию по расследованию дела «Оссева брандваг» и других подпольных организаций. Теперь моя главная задача – расстроить их попытки помешать нам готовиться к войне. Сам оу баас занял пост министра обороны и уже пообещал Британии армию в пятьдесят тысяч добровольцев, готовую сражаться в любом уголке Африки.

Они отнесли поднос с кофе в гостиную, и когда Сантэн принялась разливать, в тихой комнате резко и тревожно зазвонил телефон. Сантэн вздрогнула и пролила кофе на поднос.

– Который час, Блэйн?

– Без десяти час.

– Не буду отвечать, пусть звонит.

Сантэн покачала головой, глядя на дребезжащий аппарат, но Блэйн поднялся.

– Только Дорис знает, что я здесь. Я сообщил ей на случай…

Ему не нужно было объяснять дальше. Дорис – его секретарь – единственная знала о них и, конечно, должна была знать, где его найти. Сантэн взяла трубку.

– Миссис Кортни у аппарата. – Она несколько секунд слушала. – Да, Дорис, он здесь.

Она передала трубку Блэйну и отвернулась. Он послушал и негромко сказал:

– Спасибо, Дорис, буду через двадцать минут.

Повесил трубку и взглянул на Сантэн.

– Прости, Сантэн.

– Принесу твое пальто.

Она подала ему пальто. Он вдел руки в рукава и повернулся к ней, застегиваясь:

– Это Изабелла. – Она удивилась. Блэйн продолжил: – С ней врач… Я нужен. Дорис больше ничего не сказала, но чувствую, что-то серьезное.

После ухода Блэйна Сантэн отнесла кофейник и чашки на кухню и вымыла. Она редко чувствовала себя такой одинокой. Дом был тихим, холодным, и она знала, что не сможет уснуть. Вернувшись в гостиную, Сантэн поставила грампластинку. Это была ария из «Аиды» Верди, ее любимая, и она сидела и слушала, и из прошлого приходили воспоминания: Майкл, и Морт-Омм, и та, другая, давняя война. И Сантэн поглотила тоска.

Наконец она уснула, сидя в кресле и подобрав под себя ноги, и проснулась от телефонного звонка. Она взяла трубку, еще не проснувшись полностью.