Власть Талисмана

«Романтикам нравится видеть связь между ними [т. е. между катарами и тамплиерами], но такой связи не существует. Никакие баснословные сокровища не перешли к тамплиерам после падения катарской твердыни Монсегюра в 1244 году; не было никаких общих антихристианских убеждений, навеянных эзотерическими культами… Разумеется, некоторые обвинения, выдвинутые против тамплиеров, сходны с обвинениями против катаров — но это, в конце концов, объясняется общей линией мышления обвинителей». [1175]

1175

42. Barber, op. cit., p. XIII.

Хотя аргумент Барбера звучит разумно, для нас он ослаблен его очевидным желанием не поддаваться «романтике» и не видеть возможность заговора даже там, где она существует. В отношении таких организаций, как катары и тамплиеры, которые были вынуждены оставаться тайными и конспиративными из-за обстоятельств того времени, такая позиция может оказаться ошибочной. К примеру, если катарские рыцари после Монсегюра просили и получили убежище у тамплиеров, можем ли мы надеяться, что сохранились какие-либо записи об этом событии, не говоря уже о передаче «сокровища»? Могли ли эти гипотетические беженцы, присоединившиеся к религиозному военному ордену, уже славившемуся своей скрытностью в 1244 году, оставить за собой бумажный след для инквизиции и будущих историков? Это представляется крайне маловероятным.

С другой стороны, в гипотезе о том, что тамплиеры находились под значительным влиянием дуалистических идей начиная с середины XIII века, есть рациональное зерно; во всяком случае, она более правдоподобна, чем объяснения Барбера насчет обвинений в ереси, выдвинутых против ордена в начале XIV века. Читатели помнят, что тамплиеров, в частности, обвиняли в надругательстве над христианскими крестами на церемониях посвящения. Такое на первый взгляд нелепое поведение вполне согласуется с догмами катарского вероучения, отрицавшего физическое воплощение Христа, отвергавшего распятие и считавшего обожествление креста разновидностью идолопоклонничества. [1176]

1176

43. See Guirdham, op. cit., pp. 90–91.

С точки зрения инквизиции и французской короны огромный приток тяжеловооруженных и закаленных в битвах тамплиеров, вернувшихся в Лангедок в конце XIII века после утраты Святой земли, был угрожающим событием. В зависимости от уже существовавшего уровня подозрений по отношению к тамплиерам, постоянно проживавшим в этом регионе, такое внезапное усиление вполне могло считаться крайне опасным как светскими, так и религиозными властями. Их подозрения могли усилиться из-за неожиданных признаков возрождения катарского вероучения под руководством Пьера Отье, которое началось в 1299 году (см. главу 7).

С учетом всех этих факторов мы предполагаем, что угроза возрождения катаризма, подкрепленная вооруженной мощью ордена тамплиеров, «поддавшихся ереси», была достаточной, чтобы объяснить решительные действия короля Филиппа и церкви против ордена в 1307 году. Имела ли эта угроза какие-либо реальные основания — другой вопрос, но едва ли король и папа сговорились уничтожить тамплиеров в тот самый момент, когда катаризм вел борьбу не на жизнь, а на смерть, не объединяя эти два вопроса между собой. [1177] Конечно, алчность и зависть к богатству тамплиеров играли значительную роль в их решениях и действиях, но мы считаем, что алчность была не единственным, возможно, даже не главным фактором. События, происходившие с тамплиерами в период между их арестом в 1307 году и сожжением последнего гроссмейстера в 1314 году, лучше всего воспринимать в контексте того времени — т. е. как очередную битву в войне с ересью и общественными реформами, которую церковь вела со времен Константина Великого.

1177

44. Ibid., p. 89.

Элементы тамплиерской ереси

Можно поставить под сомнение какую-либо тайную связь между катарами и тамплиерами на том основании, что их убеждения были фундаментально несовместимыми. В то время как тамплиеры гордились ветхозаветной символикой Храма Соломона, катары отвергали Ветхий Завет как книгу, вдохновленную злым демиургом.

Хотя этот аргумент очевиден, он не имеет отношения к нашей гипотезе. Мы не утверждаем, что тамплиеры находились под влиянием катаров на ранних этапах своего существования, когда они занимали Храмовую гору в Иерусалиме в период с 1119 по 1187 год. Какие-то отголоски, вероятно, доходили еще в XII веке через многочисленные тамплиерские прецептории в Окситании, но они не оказывали существенного воздействия до второй половины XIII века, когда, по мнению некоторых историков, беглые катарские рыцари были приняты в орден. Мы можем предполагать, что этот процесс ускорился после 1290 года с возвратом тамплиеров из Святой Земли. Но прежде чем процесс дошел до критической черты, он был прерван заблаговременным ударом, нанесенным королем Филиппом и Климентом V в 1307 году.

Опять-таки мы не утверждаем, что тамплиеры стали катарами. Наша гипотеза состоит в том, что к 1307 году дуализм катаров был одним из ингредиентов многогранной тамплиерской ереси, совместившей в себе значительное количество на первый взгляд несовместимых религиозных идей. В определенном смысле еретики из числа тамплиеров больше всего напоминают нам не катаров, а воинственную секту христианских гностиков, известных под названием павликиан (см. главу 5), проявлявших такое же бесстрашие и готовность убивать. Общепризнано, что верования тамплиеров были окрашены идеями эзотерического ислама и мистического иудаизма, воспринятыми в Святой Земле.

Иудаистский элемент особенно хорошо сочетался с одержимостью тамплиеров Храмом Соломона и мог быть подкреплен в Окситании через контакты с крупными и влиятельными еврейскими общинами этого региона. В XII–XIII веках евреи играли заметную роль в общественной жизни Окситании до тех пор, пока альбигойские крестовые походы не уничтожили прежний образ жизни и религиозную терпимость. В Нарбонне, Люнеле и Босере существовали прославленные школы Талмуда, и в одной рукописи 1160 года упоминается о том, что многие ученики этих школ «прибыли из отдаленных стран». [1178]

1178

45. Сообщение Вениамина из Туделы в кн. Jonathan Sumption, The Albigensian Crusade, Faber and Faber, London, 1999, p. 90.

Кроме того, как мы могли убедиться в главе 2, среди ученых евреев в прибрежных городах Окситании в XII–XIII веках широкой популярностью пользовалось учение Каббалы, мистическое течение иудаизма. [1179] Ранее мы цитировали Вениамина из Туделы, который в XII веке описал еврея, «отрекшегося от всех мирских дел, соблюдавшего посты и не употреблявшего мяса». [1180] Поскольку это означает, что идеи катаров того времени начали оказывать определенное влияние на иудеев, живших в Окситании, разве нельзя предположить, что оккультная философия Каббалы, разработанная еврейскими раввинами, сходным образом повлияла не только на катаров, но и на тамплиеров?

1179

46. Ibid, p. 90; O'Shea, op. cit, p. 20.

1180

47. Cited in Sumption, op. cit, p. 90.

Эманации и Древо Сефирот

Катаризм был возрождением христианских гностических ересей, пышно расцветших в Палестине и Александрии в первые четыре века нашей эры. [1181] Учение Каббалы тоже представляет собой своеобразное возрождение школ еврейского мистицизма, процветавших в Палестине и Александрии примерно в это же время. Хотя возрождения герметизма не произошло до находки герметических текстов в XV веке, происхождение этих текстов тоже восходит к первым столетиям нашей эры и, более того, — к той же преимущественно александрийской культурной среде, питавшей гностицизм и мистические течения иудаизма.

1181

48. Geoffrey Wigoder (ed.), The Encyclopaedia of Judaism, The Jerusalem Publishing House, 1989, pp. 512–513.

Одним из главных понятий всех дуалистических религий является понятие эманаций. В простейшем виде эманация рассматривается как сознательный или бессознательный творческий акт чистого и непостижимого божества, образующего свои духовные и материальные проявления, которые затем ведут независимое существование. Гностики первых четырех столетий нашей эры называли такие эманации зонами. Они были перечислены в порядке их степени самопознания и часто получали абстрактные названия, такие, как «безмолвие», «интеллект», «истина», «мудрость» и т. д. [1182]

1182

49. Runciman, op. cit, pp. 6–7.