Властелин огня
Шрифт:
– Все так, - сказал Ковач.
– Странно, до чего хорошо ты все понимаешь.
– Чего же тут странного?
– удивился я.
– Ты мне вот что скажи. Получается, когда дом сгорел, привидения лишились своей силы? Ну да, я же видел, как они бесились!
– Не только это.
– А что еще? Погоди, дай самому догадаться ... Ты сказал, что столкнул их ... Значит, теперь призраки обозлились на тех, кто сжег их место ...
– Землю выжег насквозь, - уточнил Ковач.
– Понятно, насквозь выжег! И теперь они на этих бандитов злы даже больше, чем на тебя, и будут им вредить! И те даже на Масленицу, когда призраки имеют самую большую силу, не смогут их призвать в союзники! А значит, и с тобой ничего не смогут сделать, так?
– Приблизительно так. Сам-то дом не важен, он возник намного позже. Дом был нужен как горючий материал.
– Чтобы их землю прокалить?
– Да. Теперь они из этой земли изгнаны.
– Выходит, ты заранее знал, что так будет?
– В точности не знал. Но знал, что мне нужно поселиться
именно в этом доме. Чтобы доделать когда-то недоделанное.
– Недоделанное в сорок шестом году и ... и раньше?
– Да.
– А почему эти призраки на тебя такие злые?
– А как же иначе? Можно сказать, я их когда-то в призраков и превратил.
– Так ты и был кучером этого ... как его ... фон Краутца?
– Не кучером. Меня записали его кучером, чтобы не возникало лишних вопросов.
– А ты тогда был такой же, как сейчас?
– Приблизительно.
– И никто не знал?
– Мастера знали. Но литейных дел мастера всегда умели хранить мою тайну.
– И ты, значит, одолел весь пугачевский отряд и отдал его солдатам, которые всех перевешали?
– Да. Я отвечал за завод и за мастеров, которые на нем работали. Разорения и гибели я допустить не мог.
– Он помолчал, потом добавил: - Это были первые годы тигельной стали, ее только учились варить по-настоящему. Я помогал делать первые тигели, и каждый хороший тигель был на вес золота. Нельзя было, чтобы обозленный отряд взял и уничтожил все под корень.
– Неудивительно, что они на тебя зуб имеют ... Но теперь они больше не сунутся?
– Есть одна возможность ... При этом отряде был писарь, из переметнувшихся к восставшим ради спасения жизни. Да и богатство думал обрести, если Пугачев победит и станет царем. Звали этого писаря Варравка ...
– Предок Варравина!
– сразу догадался я.
– Точно. Он купил себе жизнь, всех предав и продав.
– Ковач говорил медленно и задумчиво, взвешивая каждое слово.
– А знал Варравка много: сам Пугачев диктовал ему свои указы. Он заявил, что принужден был служить бунтовщикам под страхом смерти, и его отправили в Москву, в Следственную комиссию. Приговор ему вышел - бить его кнутом, вырвать ноздри, лишить всех званий и сослать на вечное по селение в Сибирь. Там он и умер. А после смерти вернулся в эти места, потому что успел зарыть здесь большой клад. Награбленное золото, которое утаил от своих сообщников. С тех пор он вместе с другими призраками здесь бродил, стерег свое золото. На меня он больше других зол. Я не дал ему попользоваться золотом в свое удовольствие, а для таких людей это страшнее и обиднее, чем потерять жизнь. Сейчас он тоже силы лишился, но если Варравин обратится к своему предку и одолжит ему от своей силы живого человека, Варравка может против меня выступить. До конца масленичной недели он может призвать на помощь тех духов, которые всю эту неделю в самом неистовстве и разгуле. И тогда кто знает ... может, я выстою, а может, мне несдобровать.
– Но Варравину никогда и в голову не придет, что надо звать давно умершего предка!
– сказал я.
– Может, он об этом предке вообще не знает!
– Точно, - кивнул Ковач.
– Так что, как видишь, бояться мне нечего. Со всем остальным я справлюсь. Успокоил я тебя? Тогда беги домой. Мне надо возвращаться в цех.
Он пошел назад, к мартенам, а я побежал к выходу. В голове у меня возникали все новые вопросы, и я решил, что завтра или послезавтра обязательно задам их Ковачу.
Я
промахнул через проходную и выбежал на улицу. На душе у меня было легко и радостно. Все мои страхи оказались ложными, можно спокойно жить и дышать.А потом ...
Я даже не понял, что произошло. В моих глазах потемнело, туловище оказалось как в тисках, а ноги оторвались от земли. Я бухнулся на что-то ровное, подо мной заурчало, меня слегка затрясло - и я сообразил, что лежу на полу отъезжающей машины, на голову мне что-то наброшено, и меня, выходит, за долю мгновения скрутили и похитили.
Тогда мне стало по-настоящему страшно. Я представлял себе, что пережила Машка. Только ей, наверное, было еще страшней, она же девчонка.
Не было ни секунды сомнений, что меня похитили люди Варравина. Но зачем? Почему?
Я пошевелился.
– Мешок с головы можешь сбросить, - послышался голос. Но с пола не поднимайся.
Я скинул кусок рогожи, который мешал мне видеть, и повернул голову. Надо мной покачивались двое мужиков, сидевшие на заднем сидении большого автомобиля. Их лица
казались далеко-далеко. Один был одет весьма изысканно, в длинное пальто и шелковый шарф, на втором была кожаная куртка на меху и свитер с высоким воротом.
Водителя мне видно не было.
– Вы что, с ума сошли?
– спросил я. Глупый вопрос, но ничего другого мне в голову не пришло.
– Нет, - ухмыльнулся шелковый шарф.
– Мы в полном разуме.
– И тебя в разум введем, - пробурчал кожаный.
– Отпустите меня!
– потребовал я.
Они рассмеялись.
– Вот все бросим и отпустим тебя!
– издевательски сказал кожаный.
– Лежи тихо, ясно?
Куда уж яснее. Я притих и по мелькавшим верхушкам деревьев и крышам домов - единственное, что хоть сколько-то видел - попытался понять, в каком направлении мы едем.
Я сообразил, что мы выскочили на окружную дорогу где то в районе улицы Чапаева, а потом поехали к юго-востоку. От города мы ехали, пожалуй, с полчаса - у меня часов не было, но по личному, внутреннему ощущению времени приблизительно так.
Я пытался понять, зачем я им понадобился. Зачем Машку похищали, ясно: чтобы давить на ее отца. Моим похищением ни на кого не надавишь ... Или они попробуют надавить на Ковача? Может, они следили за всеми, с кем он общается, видели, что я с ним про вожу довольно много времени, и рас считывают, что ради спасения моей жизни он пойдет на все их условия? В ловушку его хотят заманить? Тогда они здорово просчитались!
От этой мысли я немного приободрился.
Мы опять повернули. С двух сторон над нами замелькали верхушки деревьев. Деревья подступали совсем близко - значит, дорога была узкой. Но при этом хорошей: машина шла ровно, без тряски. Я подумал, что такие узкие хорошие дороги бывают на подъездах к престижным дачным поселкам, где роскошные загородные дома обнесены высоченными кирпичными заборами.
Выходит, меня везут в такой загородный особняк. Машина еще немного проехала, притормозила, послышался скрип отворяемых железных ворот.
– Загороди ему глаза, - сказал шелковый шарф.
Кожаный набросил мне на голову мешок. Машина совсем остановилась, меня выволокли из нее и повели. Сквозь мешок ничего не было видно.
Сперва под ногами ощущался утоптанный снег, какой бывает на расчищенных дорожках, потом мы миновали несколько ступенек, шли по скользким полам, - и наконец с меня сняли мешок.
Я оказался в довольно большой комнате, красивой и обставленной дорогими вещами. В изразцовом камине ярко горело пламя, а у камина стоял человек и ворочал кочергой березовые полешки.
Я этого человека узнал еще до того, как он повернулся ко мне. Это был Варравин.
– Так, так, - весело сказал он.
– Доставили нашего гостя? Добро пожаловать ... как там тебя?
– Петр, - сказал я.
– Петр Найденов.
– Добро пожаловать, Петр Найденов. Догадываешься, зачем мы тебя пригласили?