Влюбись в меня себе назло
Шрифт:
Мы залились дружным смехом, ощущая себя лодочками, унесёнными стремительной речкой в спокойные воды озера с надёжными берегами. Будущее показалось нам ясным и безмятежным, хотя я всё же сомневалась, инфак - это то, что мне нужно. Ладно, пусть всё идёт, как идёт! Куда-нибудь кривая дорога да выведет. Всё-таки Дашка у меня молоток: не пропадёт - выход найдёт.
Уроки я пошла учить к ней, поскольку отец её уплёлся в мастерскую. Надо отдать ему должное, хоть и пьёт - за что его, кстати, понизили до сапожника - а на работу не забывает ходить. Вечерами же устраивает запойные "концерты". Мне не хотелось терять время, так как танцы в "Задоринке" с пяти часов, а дом подруги недалеко
Мы пообедали супом и быстренько сделали уроки, успев даже немного помечтать, как будем жить студентками в краевом центре.
Занятие с танцорами-народниками в этот раз провёл папа Дима. Он не вмешивался в содержание самой постановки, но то и дело поправлял каждого из нас, чтобы движения казались красивыми и чёткими.
Через час мы с Никитой оказались в клубке других танцевальных направлений. Я правильно обозвала проект Тищенкова космической феерией. Он на самом деле задумал в хореографической композиции показать аборигенов нашего края, воспринявших первых русских поселенцев как пришельцев из космоса.
Нам с Крылосовым достались роли инопланетян, мы будем, похоже, в блестящих, серебристых костюмах, которые нам сошьют. А мой брат станет изображать одного из местных жителей, воинственного шамана.
Идея мне понравилась. А вот недовольна была другим: Лёха, надутый и раздражённый, сердито сверкал на меня глазами, но при этом, когда мы сближались в движении, крепко прижимал к себе. Я старалась не соприкасаться с ним, отодвигалась, но он как будто нарочно притягивал меня близко к себе, так, что я остро ощущала его разгорячённое тело и прерывистое дыхание.
Мы уже не вели между собой диалог - ни в танце, ни в минутных передышках на скамейках, оба молчали, сжав зубы.
Заметила я также, что на Заринку он тоже не смотрит и не улыбается ей. Что-то непонятное происходит между ними. Обиделся что ли на неё? Вообще-то, мне всё равно, сыта уже его выходками по горло. Но я всё же в конце занятия не удержалась поддеть:
– Зариночка, похоже, выбрала не тебя - вот почему ты так сегодня мрачен и зол!
– И неожиданно для себя добавила с сочувствием в голосе: - Тебе повезло - утешься этим! Она доставила бы тебе ещё больше страданий и хлопот, если б положила взгляд на тебя, поверь мне.
Парень скептически фыркнул:
– Я не нуждаюсь в твоём утешении, Лапушкина. Засунь его куда-нибудь подальше!
– Помолчав секунду, добавил, сглаживая вырвавшуюся грубость: - Спрячь в тайники своей души!
– Почему ты грубишь?
– рассердилась я и смерила его злым взглядом. Мне вдруг стало обидно и больно.
– Ты не хочешь со мной танцевать? Так скажи руководителю, а не срывай на мне зло. Не стану я грубость терпеть!
Отвернулась от него и направилась было к Тищенкову, чтобы заявить, что не буду больше с Крылосовым в паре, как он схватил меня за руку и силой остановил.
– Извини меня, Женя, - виновато произнёс умоляющим голосом, просительно заглядывая в глаза.
– Я грубиян и дурак! Обещаю быть паинькой, только не бросай меня!.. Если ты уйдёшь, то и я уйду вообще из группы!.. Ты же не захочешь расстраивать своего отчима и... Максима Анатольевича? И других "космических" ребят тоже?!
В это время Тищенков как раз объявил, что занятие подошло к концу и все могут разбегаться по домам.
– Ладно, проехали!
– смиряясь, пробормотала я хмуро.
Меня поразило его мягкое "Женя", он никогда не называл меня по имени - всегда Ехидной, Ехидничкой, Лапушкиной - а просто Женей ни разу! Обида на него у меня сразу прошла. Подумала вдруг, это сама я парня, скорее всего, спровоцировала.
Зачем привязалась к нему с Заринкой? Ему она, может, нравится так сильно, что невтерпёж, прям свет не мил! А я цепляю своими вздорными "утешениями". Мне надо, правда, изменить к Крылосову своё отношение, ведь мы уже не сопливые подростки, чтобы друг друга подкалывать и высмеивать. Вот-вот станем совершеннолетними.И вообще я что-то стала слишком много о нём думать. В жизни и без Крылосова немало вещей, о которых не мешало бы поразмыслить, хотя бы над тем же пресловутом вопросом, кем мне быть. Как там у Маяковского в его детской книжке, у меня растут года, будет и - увы, не семнадцать, уже восемнадцать. Где работать мне тогда, чем заниматься? Ответ мой: не знаю!
И пора уже думать об экзаменах. Если я буду поступать на инфак, надо налегать на английский и русский языки, если на журналистику, то обратить свой взор на литературу. А ещё на журфак, отец сказал, сдают творческий конкурс. Надо заглянуть в интернет и узнать, что он собой представляет. Если на хореографа, то... О, лучше этого не делать!
Мне нравится танцевать, но придумывать танцы и ставить их - навряд ли это я смогу. Мне больше нравится сочинять сюжет, чем изобретать движения. Вот Никита буквально млеет, придумывая свои собственные дробушки, моталочки и ковырялочки, усложняя уже существующие.
В этот раз меня Рич не встречал. На улице шёл сильный дождь. Мы с Никитой не захватили зонтов, поскольку ничто ливня не предвещало, туч на небе не было. Тем более я сразу после школы пошла к Дашке. Но нам повезло: позвонил на смартфон брата папа Дима и сказал, что забрал близняшек из бассейна, с секции плавания, и едет к Дому культуры.
Нам пришлось минут пять подождать у колонн. Наконец, машина отчима подъехала к служебной стоянке, мы побежали туда. Никита, обогнав меня, заскочил на переднее сиденье рядом с отцом, я села к няшкам на заднее. Но не успела дверь захлопнуть, как в салон машины заглянул Крылосов.
– Можно, я с вами поеду?
– спросил у папы Димы.
– Я живу недалеко от вас, вы мимо моего дома проедете - первая многоэтажка.
– Конечно, - согласился отчим.
– Залезай!
Подвинув меня бесцеремонно собой к няшкам, Крылосов преспокойно уселся рядом. Закинул руку на спинку сидений, будто приобнял меня. Я дёрнулась и чуть отклонилась, чтобы не соприкасаться. Но сохранять дистанцию и равновесие в движущей машине почти невозможно, к тому же из-за дождя папа Дима постоянно дёргал её, приостанавливаясь.
Близняшки сидели слева от меня и во все глаза рассматривали Лёху. Никита надел наушники от своего смартфона и в ритме поп-музыки, звучавшей в них, покачивал головой. Отец уставился на дорогу.
Вдруг Анечка, сидевшая рядом со мной, спросила громко:
– Ты Рич?
– Ты что!
– возразила более бойкая и сметливая Юляшик.
– Рич - это принц. Его Енечка назло крысе завлекает! Ты разве не помнишь, что мы слышали?..
– И замолкла, смущённо закрыв ладошкой рот, и виновато опустила густые ресницы.
Я сердито на неё зыркнула, хотела сказать "из-за печи не лепечут", что означает "помалкивай в тряпочку, когда не просят", но не произнесла ни слова, чтобы отругать за подслушивание. И не только потому, что стеснялась перед парнем выглядеть ворчливой. Но и потому, что давно поняла: ругать девчонок бессмысленно, сколько им ни талдычь - к сожалению, делают по-своему. Да ещё заявляют в оправдание: "А как же мы узнаем, что в доме происходит?" или "Мы не подслушиваем, а слышим!"
– Назло Крысе?
– зацепился Лёха за сказанное Юляшиком.
– И кто же это?
– спросил, словно не знает.