Влюбись в меня себе назло

В какой-то момент я неожиданно ощутила на себе пристальный взгляд Крылосова. Он словно пронзил меня и окутал мощной магией. Во мне на мгновение словно вспыхнуло пламя. Я чуть не спуталась, благо, что наша партия с братом подошла к концу и мы уступили центр сцены другой паре.

Конечно, в многоликом, полутёмном зале я не могла разглядеть Лёху. Наверняка к тому же он сидел не в первых рядах. Но интуиция подсказывала мне: он там, среди зрителей, и не спускает с меня глаз. Что бы я ни говорила, от чего бы ни отрекалась, подспудно знаю, между нами есть незримая связь, которую быстро не порвёшь. Вот он появился в зале - и я его сразу почувствовала.

Следует с этим покончить! Уеду к отцу в Москву - и всё само собой прекратится и забудется. С глаз долой - из сердца вон.

Сразу после выступления мы с Никитой через клубный зал помчались переодеваться в кабинет папы Димы. Отец уже был там, он должен был отвезти нас домой. За дверкой шифоньера я облачилась в свою одежду, за это время Никита натянул поверх рубашки футболку и ветровку. Мы очень спешили. Мне не хотелось натолкнуться на Лёху.

В фойе его не было, я облегчённо вздохнула. Между тем оказалось, он ждал у нашей машины. На лице - мрачная решимость.

– Мне нужно поговорить с тобой, Женя!
– попросил сдавленным голосом.

Я напряглась и не подняла глаз на него, смотрела себе под ноги.

– Не хочу с тобой разговаривать!
– еле выдавила из себя.
– Уходи!

Никита выступил вперёд, закрыв меня собой.

– Чего ещё тебе?!
– вскипел он.
– Мало ты её обидел! Я же сказал, держись от Енечки подальше! Её от тебя трясёт!

Красивые его глаза засверкали ненавистью, он готов был ударить Лёху. Папа Дима придержал сына за рукав.

– Постой, не вмешивайся, - остановил он его мягко.
– Пусть они поговорят, им обоим это нужно. Лучше выяснить всё, чем злобу и обиду копить друг на друга. Само собой ничего не решится.

Да, подумала я, папа Дима прав. Нельзя оставаться в потёмках и прятать голову в песок - это не выход. Недосказанное ведёт к горьким размышлениям. Чёрные мысли будут копиться. Я буду всё мрачнеть и мрачнеть, надувать губы. Бежать от проблем из-за того, что чуешь опасность - элементарная трусость. А уж трусихой я никогда не была.

– Поезжайте домой без меня, - сказала отцу и Никите спокойным тоном.
– Мы поговорим, и я приду пешком. Сегодня погода хорошая, мне нужно пройтись.

Брат было возразил, но папа Дима подтолкнул его к машине, улыбнулся мне одобрительно и произнёс:

– Я тоже думаю, тебе не мешает проветриться. Родной город придаст тебе силы.

Мне понятен был его намёк, поскольку во вчерашней истерике я орала в сердцах, что этот город мне стал чужим и что боюсь его. Отец хотел сказать, что дело совсем не в городе, а в зле, с которым пришлось столкнуться мне, а Тихинск остаётся по-прежнему близким и знакомым с раннего детства. Дорогими моему сердцу местами он может по-отечески меня успокоить и привести в чувство.

Лишь после того, как папина машина скрылась за поворотом, я перевела взгляд на Крылосова. Посмотрела ему прямо в лицо и поразилась, как он осунулся. Под глазами появились тёмные круги, словно синяки, черты стали резче, скулы заметнее. Уголки губ уже не смотрели вверх, наоборот, были опущены. Выглядел он унылым и утомлённым. Я же привыкла видеть его радостным и оптимистичным.

В сердце невольно шевельнулась жалость. Бедный Лёха! Как сильно переживал он за Заринку!

– Что ты хотел мне сказать?

– осведомилась я не очень приветливо, хотя злости к нему уже не испытывала.

– Прости меня, Женя, - тихо проговорил он.
– Я хотел извиниться перед тобой ещё вчера. Как только выскочил из полиции, понял, что был не прав, что поступил по-скотски, что ты ни при чём!.. Ведь это Донцов мечется между вами с Заринкой! А я обрушился на тебя незаслуженно. Оскорбил и нахамил.

– Я его не поощряю, - сухо проговорила и поджала губы.

– Да, это так, я это знаю! Просто вчера был не в себе от новости, что Заринка умирает... Позже, в больнице, узнал, что не всё так страшно. Она очнулась и рассказала про Клепикова.

Я невольно погрузилась в удручающие меня со вчерашнего дня мысли. Припомнилась удушающая обстановка камеры, нервные оскорбления следователя. С трудом прогнав это мрачное видение с его страхом и беспокойством, заставила себя вслушаться в сбивчивый рассказ Крылосова, как он добивался, чтобы его пустили в палату к Калашниковой, когда она очнулась - пришлось даже отца подключить - как узнал от неё, что это Клепиков её ударил ножом.

– Почему же она наговорила на меня?
– отрешённо, без особого интереса спросила у него.

Ответ для меня не особо важен, поскольку догадываюсь - из элементарной ненависти ей захотелось меня очернить.

– Сказала, что вышло само собой, - поспешно принялся объяснять Лёха, как бы защищая девушку.
– Она была зла на Донцова. Обычно сама Заринка бросает парней. И его тоже собралась бросить, думала расстроится, а он вдруг обрадовался, заявил: "Вот и чудесненько! Расстанемся без обид - всего делов-то! Я вернусь к Енечке. Всё-таки она мне в душу запала, нам хорошо было вместе, весело и спокойно, а с тобой как на танке мчишься, не разбирая дороги. Мне это надоело!" Вот она и рассердилась...

Из Дома культуры стали выходить "задоринцы", танцевавшие со мной "Бабушкину юность". Мне не хотелось, чтобы они вступили в наш разговор. А это может произойти, потому что при них и при Крылосове меня забирали в полицию. Любопытство могло заставить их поинтересоваться у него, не знает ли он подробности преступления, совершенного Клепиковым.

– Пойдём в сквер, - предложила я.
– Не хочу разговаривать на глазах у всех. Я что-то в последнее время незаслуженно становлюсь слишком популярной, как нашумевший фильм "Матильда" - ещё не вышел на экраны, а уже заклевали со всех сторон!
– И усмехнулась невесело.

Лёха кивнул и пошёл за мной к проходу в металлической ограде с декоративными украшениями и дополнительной живой изгородью, за которой сбоку от ДК располагался центральный сквер. Мы уселись на скамейку, где совсем недавно я и Дашка строили план устранения любовницы её отца. Деревянная фигура доброго доктора Айболита снова оказалась передо мной.

Опять старичок сочувствующе мне улыбается, хотя это я ему должна сострадать: он тут фактически бомжует под открытым небом и в недостойной компании вдобавок - Кощея Бессмертного, Змея Горыныча, хитрой лисы с похвальбушкой Колобком. Старик Хоттабыч тоже не очень надёжный товарищ: исполняет бездумно чужую волю. Руки мои, лежащие на коленях, мелко дрожали - только бы Лёха это не заметил! Машинально убрала их за спину.