Влюбленный астроном

* * *

По пробуждении Гийому потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что случившееся вчера ему не приснилось и он действительно упустил возможность пронаблюдать за прохождением Венеры по диску Солнца. Виски осталось не больше полбутылки, но голова у Гийома не болела. В иллюминатор, завешенный джутовой мешковиной, просачивались солнечные лучи; никакой качки не ощущалось. Гийом встал, оделся и вышел на палубу, не дав себе труда натянуть белый завитой парик. Яркий свет чуть его не ослепил; безоблачное небо сияло голубизной. Он подошел к лееру и уставился на море. Вдали виднелись силуэты дельфинов; они выпрыгивали из воды, и над волнами то и дело мелькали их изогнутые дугой, словно танцующие, тела.

– Вы поспали, господин королевский посланник?

Гийом повернулся к капитану:

– Да, капитан, я поспал. Ваше лекарство мне помогло. Но почему мы стоим?

– Решили наловить рыбы. Наш мастер-кок заметил стаю меч-рыб. Пытаемся загарпунить сколько-нибудь с полубака.

Гийом молча кивнул.

– Мне хотелось бы поплавать, – спустя минуту сказал он. – Как вы полагаете, я могу здесь спуститься?

– Вы умеете плавать, господин королевский посланник? – пораженный просьбой ученого, спросил капитан.

– Да, один друг с острова Франции научил меня.

– Я думал, ученые, тем более астрономы…

– …Не умеют плавать, – договорил за него Гийом. – Но я из тех, кто умеет.

– Вы уверены?

– В том, что хочу поплавать?

– Нет, сударь, в том, что вы умеете плавать.

Гийом кивнул.

– Тогда я велю принести вам веревку. Веревку для воды! – крикнул капитан, и юнга бросился в трюм.

Гийом снял и сложил одежду на палубе, оставшись в белых хлопковых панталонах, доходивших ему до середины бедер и подвязанных шелковыми тесемками. Перекинув через леер сначала одну ногу, затем другую, он принялся спускаться, хватаясь руками за канат с узлами. Многие матросы, включая юнгу, с любопытством смотрели на него. Гладь моря была ровной, как зеркало. Отпустив последний узел, Гийом скользнул в воду и сделал первый гребок. Его окружала бескрайняя лазурь. Он поплыл, слегка покачиваясь на небольших волнах, что бились о корпус корабля. К зрителям на борту присоединился капитан. Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел на пловца.

– Все в порядке, господин астроном? – крикнул он.

Гийом отметил, что его внезапное решение нырнуть в море на глазах экипажа «Сильфиды» вернуло ему титул, к которому он привык на борту «Ле Беррье».

– Все просто превосходно, господа! – крикнул он в ответ и подумал, что моряки, должно быть, немало удивляются тому, что ученый из Академии наук умеет – в отличие от них – плавать.

Гийом плыл с легкостью, неожиданной для него самого. Морское купание – вот в чем он нуждался, чтобы смыть с себя горечь неудачи. Он взглянул на небо, и ему вспомнился увиденный накануне маленький черный шарик, мелькнувший на краю солнечного диска. Проделать такое путешествие, и ради чего? Чтобы в течение пары мгновений наблюдать редчайшее астрономическое явление. Поймать его в фокус телескопа, но не суметь удержать картинку! Он окунул в воду голову и медленно поднял ее обратно. Вода. Источник жизни. Вода была повсюду, сколько хватало глаз, как будто за ночь все континенты затонули, подобно Атлантиде. Карты потеряли всякий смысл, ведь больше не осталось ни побережий, ни суши, ни стран. Только корабль, солнце и Венера, которая повторит свой маневр через восемь лет. И человек посреди Индийского океана. И этот человек он – Гийом Лежантиль де ла Галазьер. Ему, бывшему семинаристу, вода представлялась таким же посредником между ним и Богом, как музыка Баха, – но еще более мощным. Водой Иоанн Креститель окропил лик Иисуса. Водой освящают храмы. Не случайно первохристиане избрали символом Христа рыбу. В душе Гийома поднималось какое-то трудноопределимое, но очень цельное чувство, которому он никак не мог подобрать названия: так бывает, когда пытаешься вспомнить знакомое вроде бы имя – оно крутится на языке, но ускользает от сознания. Это купание было не просто купанием. Это был момент единения с красотой мира, потому что все, что его окружало, дышало красотой. К вечеру небесная лазурь сменится темнотой и заполнится звездами Млечного Пути, солнце закатится и взойдет луна, а назавтра все повторится, и на следующий день тоже, и во все последующие дни. Так было всегда, и необъятность этого «всегда» не поддавалась измерению. «Время, – прошептал Гийом, делая красивый гребок. – Жизнь… Я посреди времени и жизни. Я в центре вселенной. Я плыву».

К странному созданию с четырьмя конечностями приблизились дельфины. Собравшись в кружок, они смотрели на него, задирая вверх носы и как будто улыбаясь. Матросы с корабля что-то кричали ему, но он их не слышал. Вот кто-то, кажется капитан, взял подзорную трубу. Гийом тоже улыбнулся одному из дельфинов; тот не сводил с него смеющихся глаз, открывал похожий на клюв рот, полный мелких зубов, и издавал странный пронзительный звук, похожий на скрежет. Остальные дельфины сновали рядом, словно приглядывались к нему: неужели это новый товарищ для игр? Вдруг первый дельфин исчез под водой, а мгновением позже Гийом почувствовал, как неведомая, но ласковая сила выталкивает его на поверхность. И тут же понял, что он больше не качается на волнах, а сидит верхом на спине дельфина. Чтобы не соскользнуть с гладкой серой шкуры, Гийом ухватился за его спинной плавник. Дельфин снова издал тот же веселый скрежещущий звук и помчался вперед, явно довольный устроенной им забавой. Его компаньоны дружно последовали за вожаком.

Экипаж «Сильфиды» потрясенно наблюдал с палубы за королевским посланником, который, оседлав дельфина, несся по волнам со скоростью хорошей гончей. Гийом крепко держался за плавник. В лицо ему бил ветер – его морской «конь» мчался быстро. Именно тогда, в тот миг своего существования, сидя посреди Индийского океана на спине дельфина, Гийом понял, что должен сделать. Решение пришло само собой, и оно было таким же хрустально ясным, как прозрачная вода под ним. Ну конечно, какие могут быть сомнения? Все сходилось. Даже Гортензия одобрила бы его поступок. Дельфин замедлил ход и остановился; Гийом спустил в воду ноги, а затем и сам соскользнул в море. Перед ним качались на волнах четыре дельфина; они открывали пасти, словно показывали, что готовы его выслушать.

– Друзья мои! – сказал Гийом. – Я увидел свой путь. Тот, что указывает мне Господь; тот, что предлагают мне звезды.

Дельфины покивали головами и хором издали скрипучий писк.

– Послушайте, что я вам скажу. Я остаюсь! Я дождусь здесь, в морях Индии, следующего прохождения Венеры, которое случится через восемь лет. Я не вернусь на землю Франции! Мое свидание переносится на восемь лет, но я никуда не двинусь отсюда, пока оно не состоится!

Четыре дельфина нырнули в глубину, там перевернулись и вылетели на поверхность, носами разрезая пространство, чтобы опуститься на воду в десятке метров дальше. Гийом завороженно смотрел на четыре массивных, каждое весом с полтонны, тела: они кружились вокруг своей оси, будто над ними было не властно земное тяготение, грациозные, как кошки. Дельфины совершили еще один пируэт и в почти строго вертикальном прыжке ушли под воду, обдав Гийома четырьмя одинаковыми фонтанами воды.

– Да! Я остаюсь! – крикнул астроном, колотя ладонью по воде.

…Узел каната, еще один, и вот наконец мокрый Гийом выбрался на палубу.

– Я принял решение, – объявил он. – Я буду ждать следующего прохождения Венеры здесь.

* * *

Мобильник тренькнул, оповещая о том, что поступила эсэмэска, когда Ксавье спал и видел сон. Во сне он в сопровождении двух лисиц шел по лесу за какой-то обнаженной женщиной, и чем старательнее он прибавлял шаг, тем быстрее она удалялась. Ксавье повернул голову к кварцевому будильнику и с недоумением уставился на экран: 4:15 утра. Кто мог писать ему в такое время? Следующая мысль заставила его резко сесть в постели. Селина? Неужели что-то с Оливье? Может, они в больнице? Или бог знает где еще? Он пошарил руками в поисках очков, без которых не мог прочитать слишком мелкий шрифт сообщения. Включил прикроватную лампу, поморгал глазами и включил смартфон. Высветилось имя отправителя: Брюно Брикар.

«Шарлотта спит с садовником!»

Ксавье понадобилось несколько секунд, чтобы переварить новость. Чувство тревоги, вызванное внезапным пробуждением, понемногу отступало. Случившееся напрямую не касалось ни его, ни бывшей жены, ни сына. Но вот Брюно – друг и в недавнем прошлом партнер – явно переживал не лучшие минуты там, в своей Дордони, несмотря на весь уют «Счастливых голубков». К тому же он писал ему среди ночи, хотя в последний раз они разговаривали по телефону больше месяца назад, ограничиваясь обменом коротенькими репликами в Инстаграме. Ксавье взял стоящую рядом бутылку воды и откинулся на подушки. «Позвоню?» – написал он. «Давай», – ответил Брюно. Ксавье отпил воды, вздохнул и набрал номер друга. Тот снял трубку после первого же звонка.

– Шарлотта спит с садовником, – без предисловий выдал Брюно мрачным и измученным голосом.

– Да, ты написал, я видел… Слушай, Брюно, но ты уверен или это только подозрение?

– Она сама мне только что призналась! – взревел тот.

– Значит, сомневаться не приходится. – Ксавье старался говорить нарочито нейтральным тоном, полагая, что это поможет другу успокоиться.

– Да уж, какие могут быть сомнения, – саркастически заметил Брюно прерывающимся, как у Джека Николсона в «Сиянии», голосом. – Я плачу этому садовнику, чтобы он сажал деревья и подстригал кустарники, а не трахал мою жену!

Ксавье не знал, что сказать в ответ, и промямлил:

– Ну да, вряд ли в договоре о найме ты предоставил ему это право.

– Нет, точно нет, – подтвердил Брюно, и в разговоре повисла долгая пауза.

– На кого он хоть похож, этот садовник? – рискнул Ксавье.

– На молодого Депардьё! – взорвался Брюно. – Один в один, вылитый Депардьё в «Последнем метро»! Вот и катался бы себе в метро, чем ухлестывать за моей женой!

– Ты выпил, Брюно?

– Ни капли! – горестно доложил тот. – Но сейчас, возможно, напьюсь. Я ушел ночевать в сарай, на сеновал. Тут на полке стоит бутылка настойки. По-моему, ее не открывали с тех пор, как де Голль улетел в Лондон.