Влюбленный астроном

– Зачем ты приехал на остров? – спросила Эме.

– Я упустил первое прохождение Венеры перед диском Солнца и останусь здесь на восемь лет, чтобы дождаться следующего. Займусь составлением карты твоего острова, а также островов Бурбон [3] и Мадагаскар. Буду продолжать астрономические наблюдения, изучать направление ветров и течений. Если через восемь лет обстановка в Пондишери не улучшится, может быть, отправлюсь в Манилу. Думаю, это тоже подходящее место.

3

Ныне остров Реюньон.

– Ты собираешься провести восемь лет на островах Индийских морей, – сказала Эме. – Это долго.

– Да, это долго, – кивнул Гийом.

– С другой стороны, восемь лет – это не так уж много. Я вот проживу здесь всю жизнь. Ты так дорожишь своей звездой, этой Венерой, – улыбнулась она.

– Сам не знаю, почему она так меня притягивает, – признался он.

– А на что ты будешь жить эти восемь лет?

– У меня есть немного своих денег. И потом, мне поможет мой покровитель, герцог де Лаврильер. Я привык довольствоваться малым.

– А жены у тебя нет?

– Есть, – тихо ответил Гийом. – Она меня ждет. Так мне сказал хранитель птиц додо.

– Мне пора, – улыбнулась Эме.

– А где ты живешь? Я хотел бы тебя навестить.

– Я живу в доме под красной крышей, за большим зеленым деревом, – ответила Эме и махнула рукой в конец кладбища. – Туссен говорил, что в твою трубу можно увидеть Луну так близко, как будто по ней идешь.

– Если хочешь, приходи вечером, я тебе покажу.

– Мне нельзя. Меня не пустят. Туссен имел право заходить во владения губернатора, а я нет.

Астроном чуть помолчал и сказал:

– Тогда я сам как-нибудь приду к вам с телескопом. И мы вместе с тобой и твоими детьми отправимся гулять на Луну.

Эме качнула головой.

– До свидания, Гийом.

– До свидания, Эме.

Он еще немного постоял возле могилы. Голубая бабочка так и не сдвинулась с места. Лишь когда Гийом затворил за собой решетку кладбищенской ограды, она улетела.

В тот же вечер, сидя на просторном балконе своих апартаментов, астроном нацарапал ножом на трубе телескопа крестик, отмечая год, проведенный в морях Индии. Пройдет много дней и ночей, и другим вечером медная труба украсится последним, восьмым крестом.

* * *

– Это птица додо, – объяснила Алиса. – Я ее почти закончила.

Оливье приблизился к огромной, почти метровой высоты, птице, стоящей на деревянном ящике. Она казалась существом из волшебной сказки и смотрела на него желтыми стеклянными глазами.

– Они исчезли очень давно, в конце XVII или в начале XVIII века, и мы восстанавливаем их облик по сохранившимся скелетам.

Оливье медленно обошел чучело птицы и потрогал пальцем ее перья. Алиса повернулась к Ксавье, и он улыбнулся ей. Рядом с додо стояла дочка Алисы, Эстер, и, скрестив на груди руки, наблюдала за Оливье.

Отец с сыном попали в музей не через главный вход, где располагались кассы и посетители покупали билеты в главный зал на выставку «История эволюции». Как и сказала Алиса, они нашли другую дверь, без вывески, зато с домофоном. Ксавье нажал на кнопку переговорного устройства и сообщил ответившему мужчине, что они к Алисе Капитен. «Входите», – сказал тот. Звякнул колокольчик, и дверь открылась. Ксавье и Оливье оказались во дворике, заваленном ржавыми металлическими конструкциями. В некоторых из них угадывались очертания животных – африканского дикого кабана бородавочника или каких-то птиц; если бы перенести все это в шикарную модную галерею и назвать «Инсталляция Анималия-3», успех был бы ошеломительный. Автор мог бы выступить с пафосной речью, представив свою концепцию, согласно которой ржавые остовы чучел животных являют собой образ опасностей, грозящих нашей планете.

Но тут открылась еще одна дверь, и во дворик выглянул мужчина с конским хвостом на голове:

– Вы Ксавье и Оливье? Я Пьер. Алиса в мастерских. Пойдемте, я вас провожу.

Они долго шли какими-то коридорами. Вдоль стен тянулись стеллажи, на полках которых теснились раковины, банки с плавающими в формалине рептилиями, рамки с пришпиленными под стеклом насекомыми… Здесь же стояли чучела птиц, в том числе довольно-таки лысых, как будто ощипанных.

– Это все из запасников, – объяснил Пьер. – Мы пытаемся разобрать это добро, но его скопилось слишком много.

Оливье с любопытством смотрел на выставленные на полках диковины. Они были еле освещены и покрыты густой пылью, так что складывалось впечатление, что никто не прикасался к ним многие годы.

– Сейчас покажу тебе кое-что действительно интересное, – сказал Пьер Оливье. Он забрался на небольшую стремянку и снял с полки банку с формалином. – Змей не боишься?

Оливье покачал головой.

– Тогда смотри. Ее поймали в 1812 году, во времена Наполеона.

Оливье и Ксавье склонились над банкой, в которой плавала змея, видом напоминающая гадюку.

– Но… у нее три головы! – воскликнул Оливье.

– Именно! – подтвердил Пьер. – Потому-то ее и сохранили. Нечасто увидишь трехголовую змею, верно? – И он вернул банку на полку. – Надо бы найти ей подходящее местечко в музее, но там экспонаты уже ставить некуда.

Они продолжили шествие по коридорам, похожим на лабиринт. Кое-где на стенах с облупившейся краской висели старые плакаты с изображением животных или растений. Наконец они добрались до железной двери, и Пьер набрал нужный код. Замок щелкнул, и дверь открылась.

– Добро пожаловать в мастерские, – сказал таксидермист.

Они увидели ярко освещенный просторный зал, сияющий белизной. Никаких ободранных стен, никаких пыльных банок. Помещение разделяли перегородки, и за каждой кто-то трудился: мужчины и женщины, сидя или стоя, с кисточкой в руке или склонившись над огромной лупой; вокруг царила торжественная, как в церкви, тишина. На некоторых столах стояло всего по одному чучелу, на других – сразу несколько. Почти все – густо утыканные булавками. Рядом выстроились в ряд пузырьки и флаконы, лежали ватные тампоны и инструменты: пинцеты, щипчики, ножи… Оливье восторженно разглядывал это таинственное святилище, где люди возвращали подобие жизни самым красивым и редким представителям животного мира планеты. Он подошел к мужчине, который сосредоточенно смотрел на стоящую на подставке большую черную летучую мышь. Но вот мужчина коснулся ее носа кончиком кисточки. Должно быть, он нанес на него слой бесцветного лака, потому что мордочка зверька мгновенно заблестела, словно увлажнилась, и ожила.

С другого конца зала им уже махала Алиса, и они направились к ней.

Одетая в белый халат, она сидела в черном кожаном кресле на колесиках, которое позволяло кататься вокруг гигантской птицы додо, взиравшей на них с высоты ящика. Соседний стул занимала девочка лет десяти, она поднялась навстречу Ксавье и Оливье. У нее были длинные темные волосы, очень светлая кожа и такие же темные, как у матери, глаза. Алиса открыла рот, чтобы с ними поздороваться, но дочка ее опередила.

– Меня зовут Эстер, – сказала она, глядя на Оливье. – Добро пожаловать в музей. Мы делаем птицу додо.