Во все Имперские Том 8. Рюрик
Шрифт:
— Я им никогда официально не владел, — отмахнулся я, — Формально Дрочило всегда принадлежал Прыгуновым. Но они дали ему вольную еще несколько дней назад, по моему приказу. Так что с этим проблем не будет. Ну что ж…
Я поднялся со стула и протянул Дрочиле руку:
— Поздравляю вас, барон. Добро пожаловать в магократию, как говорится.
Кабаневич снова захихикал и даже заскрипел своими платиновыми зубами, явно наслаждаясь сценой.
Дрочило тупо глядел на мою руку, как будто та была какой-то непонятной диковинкой.
— Эт чё, барин?
— Не называй меня так,
— Ето как? — Дрочило захлопал глазами так удивленно, как будто у меня сейчас вырос хер на лбу.
— За это нужно выпить, — предложил Кабаневич, — Садитесь к нам, барон Рукоблудов. Выпейте коньяку.
Герцог налил нам по рюмке, подав Дрочиле рюмку Полётова, который всё равно не пил.
Я же схватил ручищу Дрочилы, пожал её, потом обнял все еще находившегося в глубоком шоке барона Рукоблудова, а потом усадил Дрочилу к нам за стол.
— Вам нужно выбрать себе имя и отчество, — обратился к Дрочиле Полётов, — Я не могу отправить в Геральдический Совет документы на Дрочилу, сами понимаете.
— Имя.. Чаво? — поинтересовался Дрочило, бешено и испуганно тараща глаза на Полётова.
— Пусть будет Дормидонтом Александровичем, — посоветовал я, — Это имя ему подходит, а отчество возьмёт в честь меня. Это же я его сделал бароном, в конце концов.
— Это подходит, — Полётов пожал плечами, — А теперь я вынужден попросить Дормидонта Александровича оставить нас.
— Так он же теперь магократ и аристо, — не согласился я.
— Это да, но я не веду переговоров с баронами, — отрезал Полётов, — Это не мой уровень. Кроме того, не думаю, что наша беседа будет интересна Дормидонту Александровичу.
Дрочило тем временем уже ухнул свою рюмку коньяку и поглядел на меня:
— Эт чё… Я пойду пирог доедать, барин?
— Идите, Дормидонт Александрович, — вздохнул я, — Но помните, что вы теперь АРИСТО, так что особо пиццу по роже не размазывайте. Я, пожалуй, попрошу, чтобы официант принёс вам вилку. Только умоляю вас, не зарежьтесь ей, Дормидонт Александрович.
— Вилку? Вилка — это чё такое? — спросил меня барон Рукоблудов.
Глава 180 — Леса и тайны
«Жил в старину в Псковских землях один паренёк-маг. Всем был хорош, да одна беда — не дружили с ним девки.
Вот и приходилось пареньку возле бани прятаться, да рукоблудством заниматься, за парящимися девками подглядывая.
За то этого паренька соседние маги сильно не любили, потешались над ним, да лещей ему выписывали по мордасам.
А паренёк знай себе рукоблудничал, рукоблудничал, да и ДОРУКОБЛУДНИЧАЛСЯ.
Настолько разросся его кулак от ентого дела, что стал размером с медвежью голову!
И пошёл тогда паренёк к своим обидчикам, да и дал им волшебным громадным кулачищем прям по рожам.
После такого получил он большой почёт и уважение, стал настоящим АРИСТО.
А там уж и женился на самых распрекрасных магичках, на трёх сразу. Да вот только старые привычки никуда не делись, нет-нет, да и ходил паренёк к бане на голых баб поглядеть.
А звали того паренька Онанием,
от него и наш род Рукоблудовых пошёл»Родовой сказ клана Рукоблудовых, присланный в Имперский Геральдический Совет. По мнению Имперских Герольдов — дешёвая подделка, настоящий родовой сказ Рукоблудовых неизвестен до сих пор.
Я быстро набросал ручкой на салфетке родовой сказ для барона Рукоблудова, а потом протянул салфетку Полётову.
Полётов нахмурился:
— Что это?
— Родовой сказ для Дрочилы, — честно ответил я, — Герб у Дрочилы есть, значит, нужен и родовой сказ. Какой же он магократ без родового сказа? Отправьте, пожалуйста, в Геральдический Совет. И передайте, что это древняя легенда четырнадцатого века, записанная со слов псковских крестьян-старожилов. Насколько я понимаю, так же производятся родовые сказы?
— Не так, князь, — строго ответил Полётов, — У моего клана, например, родовой сказ на самом деле древний, как и у большинства князей. Но есть и мошенники вроде вас, которые высасывают родовые сказы из пальца. Впрочем, такой дичи, как ваш «сказ», мне еще читать не приходилось. Но я отправлю эту салфетку. Как скажете, князь. Только я честно скажу герольдам, что вы написали эту байку на моих глазах. Я не привык врать.
Полётов действительно сунул мой написанный на салфетке шедевр себе в папку, я же, не выдержав, хохотнул:
— Боже мой, Ваше Высочество, вы вообще когда-нибудь развлекаетесь? Это же весело — придумывать родовые сказы!
— Нет, — отрезал Полётов, — Родовые сказы — это предельно серьезная вещь. Это обоснование древности клана, а, значит, и его прав на власть. И отвечая на ваш вопрос — нет, я не развлекаюсь. Никогда. Не имею такой привычки.
— Дело ваше, — я пожал плечами и хлебнул еще кофе, — Так вот, касательно амазонских концессий…
— Никаких концессий, — отрезал Полётов, — Баш на баш, князь. Вы утверждали, что у вас есть информация об Алёне Оборотнич.
— И она у меня есть, — я откинулся на стуле, — Я дам вам информацию, как только узнаю, кто вообще такая Алёна Оборотнич, и почему либералы её так боятся. Насколько я помню, мой хороший друг герцог Кабаневич чуть не лишился чувств, когда я рассказал ему о черно-золотой ауре Алёнки. А потом либеральные масоны начали какую-то бурную деятельность. Так что мы можем помочь друг другу, Ваше Высочество. Объясните мне, что происходит, а я дам вам информацию об Алёнке.
Полётов посмотрел на меня не то мрачно, не то злобно, не то вообще обиженно. Потом он быстро переглянулся с Кабаневичем и только потом ответил:
— Алёна Оборотнич — не человек. Не вполне человек, скажем так. Она сущность, причём предельно опасная. Не только для нас. Для всего мира.
Я ожидал продолжения, но это было всё, продолжать Полётов не собирался. Похоже, пора поставить Его Высочество на место.
— Это общие фразы, Ваше Высочество, — произнёс я, стараясь говорить почтительно, но сурово, — И это для меня ни фига не новости. Я лично видел, как Алёнка пережила столкновение с колокольней Петропавловки и эту колокольню натурально развалила своим телом. Так что её запредельная МОЩЬ мне очевидна. Я хочу знать больше!