Во всем виновата текила
Шрифт:
Мне это очень нравилось.
Если честно, мне многое в ней нравилось.
Даже спустя столько лет.
Неизменно.
ШЕСТНАДЦАТЬ
ПАРКЕР
Спустя два дня мы снова были в пути. Нам удалось написать целый куплет и припев. Не так уж много, но главным образом потому, что у нас было не так много времени, чтобы творить вместе.
Это не очень хорошо, но мы движемся в верном направлении.
Поэтому, когда Нова попросила меня выбрать фильм, который я не смотрел, и провести с ней время в задней
В каком-то смысле так оно и было. Просто не то обожание и забота, которые я хотел. Вместо этого она пыталась возродить наш писательский дух. Спустя тридцать минут после начала разговора мне показалось, что это одно и то же, потому что, если честно, наш писательский азарт во многом основывался на эмоциональной связи, и именно эта связь заставляла нас расширять границы правильного и неправильного.
– Паркер, - крикнула она как раз перед тем, как зерно попкорна попало мне в голову.
– Отнесись к этому серьезно.
Отбросив слезливые мысли, попытался сделать глубокий, успокаивающий вдох, чтобы взять себя в руки.
– Я пытаюсь, но у тебя ужасный акцент.
– У меня нет акцента, я лучшая, - утверждает она, бросая в мою сторону еще одно зерно попкорна. На этот раз я ловлю его ртом.
По ее задумке мы должны были смотреть фильмы, которые никто из нас раньше не смотрел, без звука и придумывать свой сценарий. Сначала возникла некоторая заминка, но, в итоге, когда мы начали, я подпитывался ею так же, как она мной. Пока она не заговорила с акцентом, вызывая у меня истерический смех.
Во время просмотра она поджала губы, и фильм мгновенно был забыт. Я изо всех сил пытался смотреть на экран, а не на нее, но теперь, когда она находилась рядом, отвести взгляд было невозможно. Ее рыжие волосы спутанной массой разметались в разные стороны. Она лежала на одной стороне U-образного дивана, на ней были серые шорты, оголявшие большую часть длинных ног. Идеальных, выставленных напоказ ног. Кремовая кожа с едва заметными веснушками, и чтобы их заметить, нужно знать, куда смотреть. Когда мы были подростками, я постарался составить карту каждой из них.
Рядом со мной гудит телефон, нехотя отвожу взгляд от Новы и обнаруживаю сообщение от Сони.
Соня: Я в Шарлотт. Хочешь пообедать, когда приедешь? Это будет отличной рекламой для вашего сегодняшнего шоу.
И бросить Нову? Ни за что.
Словно по команде, в моей голове звучит голос Аспен, годами преследующий меня: Ты должен делать это ради работы. Продажи, продажи, продажи и реклама, реклама, реклама. Но в данный момент работа не имела значения. Даже то, что я находился здесь и пытался наладить взаимопонимание, чтобы начать писать музыку с Новой, не имело значения. Важно было расслабиться и просто... быть. Я посмотрел на Нову и улыбнулся, потому что, возможно, ее присутствие рядом - это то, что необходимо, чтобы напомнить, что я все еще могу быть собой - только собой, - и это нормально.
Я: Не сегодня. Спасибо за предложение.
Соня: Уверен? Что по этому поводу думает Аспен?
Я: Она не принимает решения в подобных вопросах. Я решаю.
Отправив сообщение, откладываю телефон
в сторону, раздраженный тем, что эти две женщины словно сговорились загнать меня в угол. Это злило.– Кто это?
– спросила Нова.
– Тот, кто не имеет значения.
– Я решил не лгать и отвечать расплывчато, потому что не хотел произносить имя Сони, когда нам было настолько хорошо.
– Это была твоя мама?
– спросила она.
Я вздрогнул при упоминании мамы.
– Почему ты так решила?
– Обычно, когда ты думаешь о ней, у тебя появляется морщинка между бровями. С годами она стала еще глубже.
– Мне необходим ботокс, - пошутил я.
Она засмеялась, но быстро успокоилась.
– Она часто тебе пишет?
– Не особо. Только когда хочет похвастаться своей новой семьей.
– Они посещают твои концерты?
– Боже, нет, - рассмеялся я.
– Пару раз я оставлял билеты для сводного брата, но они так и остались не востребованы. Он сказал, что мама не разрешила ему прийти.
– Вот сучка, - прошипела она.
– Если вкратце.
– Так, если это не твоя мама, то кто еще вызывает эту морщинку?
Я взвесил все плюсы и минусы лжи, и минусы перевесили двухсекундную отсрочку, которую бы мне это дало. Поэтому, глубоко вздохнув, я честно ответил:
– Соня.
– О, - сказала она, заглядывая в ведерко с попкорном, словно в нем хранились ответы на все вопросы.
– Чего она хотела?
– Пригласила на обед.
– Ты пойдешь?
– Нет. Я обедаю с тобой.
– Ага, но уверена, что Аспен хотела бы, чтобы ты пошел. Ну, знаешь, для рекламы.
Она не отводит взгляд от попкорна, заметно напряжена, словно мой ответ нечто большее, чем просто утверждение. Я столько раз причинял ей боль, выбирая работу вместо нее, или когда думал, что нет ничего страшного в том, что выбираю работу вместо нее.
– Уверен, что Аспен хотела бы, чтобы я пошел на обед, но я не собираюсь.
– Наконец, она подняла голову, ее взгляд смягчилися, когда она посмотрела на меня.
– Я там, где хочу быть... здесь, с тобой.
После этих слов я замолчал, хотя больше всего на свете мне хотелось сказать, как много она для меня значит и насколько важна, но слова были бы бесполезны из-за прежних поступков. Так что я позволил своему выбору говорить за себя. Я позволил себе осознать это.
Она изучала мое лицо, пока, наконец, едва заметная улыбка не коснулась ее губ.
– Хорошо.
– Кроме того, мне бы не хотелось пропустить еще одно потрясающее шоу с твоим акцентом.
– Ой, да заткнись, - рассмеялась она, закатывая глаза.
– Я скучаю по тому, как мы веселились, - признался я.
Она отмахнулась.
– У тебя есть парни, с которыми можно повеселиться.
– Да, но они не ты.
– Ну, есть еще женщины, с которыми ты был на протяжении многих лет. Не похоже, что тогда ты сильно скучал, - пробормотала она.
Она поморщилась, как только произнесла эти слова, я решил не обращать на них внимания. Гораздо лучше начать все с чистого листа, но, очевидно, у нас с этим были проблемы. Слишком многое осталось между нами. Слишком много напряжения и обиды. А иногда, если присмотреться... слишком много любви, которую мы пытались замаскировать. Мы скрывали её за совершаемыми нами язвительными промахами. К счастью, между нами была негласная договорённость о том, что все останется в прошлом. Но невозможно было избавиться от напоминания о том, что то, что мы делали, было не более чем видимостью. Даже если и так, я бы смирился с этим.