Во всем виновато шампанское
Шрифт:
Молчание затянулось, и мои мышцы болели от напряжения из-за отказа поднимать глаза от рубашки.
— Как дела на работе?
Мой голос надломился, выдавая напряжение, и когда он не ответил, я, наконец, сдалась и посмотрела ему в глаза. Его ноздри раздувались. Челюсть крепко сжата. Он был похож на быка, готового к атаке, который едва держит себя в руках. Я встретилась с его темными глазами лишь на мгновение, прежде чем вернуться к складыванию той же чертовой рубашки.
Наконец, с хрипом, звучащим очень близко к рыку, он унесся прочь, ослабляя мое напряжение, стягивающее каждый мускул, словно винт. Выдохнула, когда хлопок
Нахмурилась, бросив взгляд на дверь, словно он мог почувствовать мое неодобрение через стены. Серьезно? Он собирается хлопать дверьми, словно ребенок, потому что я не... что? Жду в его постели, как хорошая женщина?
Все опасения, возникшие мгновение назад, исчезли. Раздражение и ощущение, что я игрушка, которая не оправдала ожиданий, нахлынули на меня. Я боролась с желанием пересечь коридор, распахнуть его дверь и снова ее захлопнуть. Желание пошуметь стало слишком сильным, но я отказалась опускаться до его уровня.
Сдавшись, бросила чертову рубашку в первый попавшийся ящик. Мне пришлось перерыть три коробки, прежде чем нашла халат и направилась в ванную. Надеюсь, горячий душ смоет гнев, бурлящий во мне.
Теплая вода и ванильный гель для душа сделали свое дело, вернув спокойствие, я снова стала женщиной, которую воспитала мама. Вытерлась, надела шелковый халат, и была готова снова встретиться с Нико. На этот раз я хотела поговорить о наших жилищных условиях как два взрослых человека.
По крайней мере, до тех пор, пока не открыла дверь и не увидела, что он вытаскивает горстями мою одежду, которую я только что убрала, и направляется к двери.
— Какого черта ты делаешь? — прокричала я.
Он не потрудился остановиться, просто крикнул через плечо:
— Перемещаю твое дерьмо туда, где оно должно быть.
— Оно должно быть там, где я его положила.
Я бросилась к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как он прошел несколько футов до главной спальни, и услышала, как открылся и захлопнулся ящик комода. Так же быстро, как и исчез, Нико появился в дверном проеме и бросился ко мне, словно я была следующей вещью, которую он поднимет и бросит в комнату.
Я плотнее запахнула халат и попятилась в комнату, высоко подняв подбородок. Когда он потянулся мимо меня, чтобы взять еще одежду, я отступила в сторону, преграждая ему путь.
— Нет.
— Вера, — прорычал он.
— Разве смысл этого соглашения не в том, чтобы я обрела свободу, уйдя от всех, кто диктует, как мне жить? Так какая разница, где я сплю?
— Ты моя жена.
Я не смогла сдержать недоверчивого фырканья, очевидно, уязвив его мужскую гордость. Он становился выше... больше, с каждым шагом, нарушающим мое личное пространство, я пятилась назад, пока моя задница не уперлась в край комода, а его большие руки не вцепились в дерево с обеих сторон, прижимаясь ко мне.
— Я оказываю тебе услугу, Верана, — напомнил он мне опасно низким голосом. Не то чтобы мое тело восприняло это как предупреждение. Мои соски затвердели, словно их пригласили на вечеринку, и я скрестила руки в негодовании и стыде. — Я не заставляю тебя спать со мной, хотя мы оба знаем, что ты хочешь этого. Так что самое меньшее, что ты можешь сделать, это жить в одной комнате со своим мужем и перестать вести себя как гребаная дива.
Я погрузилась в темную бездну его глаз, такую глубокую, что даже прикроватная лампа не могла
освятить их. Они заставляли меня сдаться, но я отказалась. Я еще выше задрала подбородок и упрямо молчала.— Что подумают люди, когда придут в гости и обнаружат, что мы живем в разных комнатах?
— Я бы больше беспокоилась о том, что кто-то будет шныряет по нашим спальням.
— А гости? Где они будут спать? — спрашивал он, теряя терпение.
— Ох, я тебя умоляю, — насмехалась я. — Какие гости? Я не видела ни одного твоего друга.
Мышцы на его челюсти напряглись.
— Рэйлинн? Нова?
— Они могут спать со мной. Им известна правда.
Я пожала плечами, гордясь тем, что смогла отразить все его аргументы.
— Перестань быть такой упрямой.
Он впервые повысил голос.
В ответ я повысила свой.
— Нет.
Еще один пристальный взгляд, пространство между нами испарялось, и жар его решимости столкнулся с моим.
Его губы скривились, как у животного, оскалившего зубы.
Последним предупреждением было глубокое рычание. Затем его сильные руки и большие ладони схватили меня за задницу, он низко наклонился и взвалил меня на плечо.
Я взвизгнула, обеими руками пытаясь опереться о его спину и одновременно прикрыть задницу халатом.
Мир перевернулся, и я наблюдала, как безопасная гавань, о которой я грезила на ближайшие пять лет, становилась все дальше и дальше. Прижалась к плечу Нико, пока он нес меня тем же путем, что и мою одежду, через коридор.
— Черт возьми, Николас, гребаный, Раш. Отпусти. Меня.
Каждое требование я подкрепляла ударом кулака по его спине. В ответ он сильно ударил меня по заднице, шлепок достиг моих ушей за мгновение до того, как жжение распространилось по ягодицам.
От шока я потеряла дар речи. Меня шокировало то, что я висела у него на плече, а он таскал меня, словно мебель. Шокировало то, что он шлепнул меня. Но больше всего меня потрясло то, что боль переросла в жжение, согревающее меня, и часть меня хотела продолжать бить его по спине в надежде, что он отшлепает меня снова.
Потрясение испарилось в мгновение ока, когда он перекинул меня назад через плечо, бросив на кровать, словно тряпичную куклу.
Он не позволил мне убежать, вместо этого последовал за мной к кровати. Наклонился надо мной, сжатые кулаки опустились на матрас по бокам от меня. Я откинула волосы с лица и выдержала его пристальный взгляд, немного менее уверенная в своей позиции, чем раньше. Все это время я старалась изо всех сил прикрыть халатом важные части моего тела.
— Ты моя жена, черт возьми.
Исчезли прежние холодные, спокойные, опасные предупреждения. На их месте появился разгоряченный Нико — человек, которому чуждо терпение и рассудительность. Темная бездна, которая была раньше, пылала чем-то, что я не могла определить... чем-то к чему я должна была прислушиваться... что-то вроде отчаяния.
— Это наш брак... наш дом, и я не собираюсь спать в этой кровати один, пока моя жена находится в другом конце коридора. Теперь прекрати. Пожалуйста.
В этих последних трех словах что-то надломилось в его облике, и я увидела что-то помимо властного мужчины. Я увидела частичку того человека, который беспокоился о своем дедушке и искренне улыбался каждый раз, когда они разговаривали по телефону. Видела мужчину, который спрашивал о жене и ребенке коллеги. Видела... просто человека. Одинокого.