Воины Тьмы

Лорд обернулся ко мне.

— Выбрались… — убежденно сообщил он. — …Не знал, что чертовы братлокки способны забираться в межпространство…

— Зачем вы раскрутили замок? — спросил я. — От братлокков, насколько я понял, это не спасает.

— Ах да… — Крейзел потер ладонью щеку, обернулся обратно к пульту и взялся за знакомый уже мне верньер. — Дело в том, что при выходе из межпространства в район необходимой нам звезды на корабле могло произойти замедление времени, вплоть до его полной остановки, — проговорил лорд, в то же время медленно, по миллиметру перемещая верньер. — Я сделал открытие — неужели не великое? А жаль, что при вращении с определенной — очень высокой — скоростью в замкнутом пространстве корабля образуется фиксированный временной конгломерат…

Лорд умолк. Откровенно говоря, я был этому рад, потому что с трудом врубался в его объяснения. Не по причине «примитивных мозгов» — просто меня продолжал мучить похмельный синдром.

Глычем постепенно замедлял вращение. На экране уже вертелась с бешеной скоростью какая-то материя. Большая и яркая. Подробности пока не различались.

Мы стали молча ждать. Глычем тормозил так же медленно, как раскручивался. Любопытство, в отличие от способности удивляться, во мне пока еще не умерло, и я старался вникнуть в детали несущегося по кругу пейзажа, пока у меня не закружилось в голове. Очередной ярко выраженный дискомфорт. Из разряда «нюансов». Я закрыл глаза и попытался расшевелить придавленные перегрузками мозги логическими размышлениями. Типа: если раскрутить Глычем в обратную сторону, то головокружение пройдет. Логично? Вроде бы. Но пробовать не стоит. Или: все, что находится в состоянии торможения, должно рано или поздно затормозиться. Верняк! Но лучше рано. Но не выйдет. Потому что в пространстве ничто не стоит. На одном месте. Кроме… Но это неважно. И все-таки лучше. Иначе я усну. Потому что устал. Как сволочь…

— Кхрм-юсрм! Кхрм!!! Крым-Крым. Крым… Что?

Я встрепенулся и сразу машинально посмотрел на часы. Семь часов ночи. Поднял глаза. Ага. В правом нижнем углу экрана висела звезда — вроде нашего Солнца. Окруженная неравномерной дымкой метеоритных колец, раскинувшихся на всю остальную площадь экрана. Насколько я понял, это и были обещанные лордом осколочные руины погибших миров.

— Если хочешь спать, Эйв, можешь пойти в свои покои. Чтобы приблизиться к обломкам, нам потребуется время, — снисходительно проговорил лорд.

Я обернулся к нему.

— А что, разве нельзя было прибыть сразу на место?

Меня посетило видение впечатляюще-точного расчета при появлении сегодня на поле боя дословской флотилии.

— Нельзя. Это Четверть, Эйв.

Крейзел подчеркнуто не называл меня по имени. Раньше он меня вообще никак не называл, потому что наедине мы с ним не общались, а все поручения он передавал через хепов, теперь же величал общим названием «Эйв». Вроде как «Человек». Или «Ратр-гров». В общем-то это меня устраивало — скажи он, к примеру, сейчас: «Это Четверть, Стас» — и дрогнуло бы внутри. И появилось бы ощущение невидимой связи, почти сродни дружеской. А не надо.

Я поднялся и пошел к дверям. Пора было Эйву разобраться, с чем его едят.

Я держал путь в ангар к дракону. Но добраться до него оказалось не так легко. Стоило мне выйти, как лорд приступил к развороту Глычема. Меня понесло по коридору в сторону, противоположную той, в которую я нацелился идти, но зато прямо в том направлении, куда стремился отправить меня Крейзел, то есть — поближе к постельке, на покой. Потом Глычем закончил разворот, и меня швырнуло об стену. Вот когда я вспомнил о Сфите — в поддержание доброй традиции он был бы для меня сейчас совсем нелишним. Кстати, действительно интересно — где находился сейчас Сфит и как он перенес визит братлокка? И эта его полосатая присуха — как там она, жива после нашествия?.. Это мы все выясним. Только позднее.

После разворота корабль, судя по поведению пола под моими ногами и стен — они вновь целенаправленно и рьяно устремились куда-то, но опять-таки не туда, куда мне было надо, — начал набирать ускорение. Меня впечатало в угол на повороте коридора и держало там до тех пор, пока ускорение не перестало расти и не стало постоянным. Тут уж моя ССЗ к нему моментально примерилась, и я смог довольно-таки сносно — правда, с живописным наклоном градусов этак в сорок пять — перемещаться в нужном мне направлении.

В таком вот наклонном положении я и добрался до дверей в ангар. Я подошел к ним достаточно близко для того, чтобы они открылись. Я даже слегка оперся на них рукой. Но двери не открывались. Мне пришло в голову, что лорд, следя за приборами на пульте, мог заметить незапланированные потуги к открытию одной из шлюзовых дверей и воспрепятствовать этому открытию. В таком случае мне действительно не имело смысла здесь торчать, а следовало отправляться несолоно хлебавши в свои покои на заслуженный отдых.

Но у меня был еще один козырь, о котором Крейзел не догадывался, — сержант Ильес Ши-Вьеур, мечтающий, разумеется, стать капитаном. И это означало, что она будет предлагать мне какие-то условия. Для того сюда и пришла. А с чего я взял, что ее условия окажутся для меня самыми худшими? Да с того, что любые условия — это кабала. Даже с Крейзелом я не был связан никакими условиями. Но что мне, собственно, мешало ее выслушать? И уж ее-то двери откроются для меня безо всяких проблем, потому что они — двери в мою комнату. Или в комнату Клипса.

И пора бы мне тронуться в обратный путь, но тут я кое-что вспомнил… Один небольшой эпизод, запомнившийся мне довольно стандартным подходом к решению новых и необычных тогда еще для меня проблем. Что ж, почему бы напоследок и не попробовать?..

Я переместился в удобную позицию и по-каратистеки, насколько это было возможно при моем наклоне, пнул ногой в дверь.

Створки стали медленно открываться!

Так-то лучше. Человечество создает технику, чтобы с ней бороться. Предпочтительно — старинными дедовскими методами. Правда, до здешнего технического уровня человечеству пока еще очень далеко. Но основные методы борьбы оно уже освоило.

Двери открылись, и я вошел в ангар;

Дракон лежал в центре ангара. Приближаясь к нему, я увидел, что его золотые, без зрачков глаза открыты. Интересно, мог ли он вообще их закрывать? Вполне возможно, что ксенли в данный момент мирно отдыхал (или отдыхало) или даже спал (или спало) с открытыми глазами.

Я уселся на пол рядом с огромной головой и прислонился спиной к тому, что, вероятно, можно было бы назвать драконовой скулой.

Контакт я ощутил мгновенно. Теперь, когда мы были наедине — когда я остался один и пришел к ксенли просто за голой информацией, — я сидел и ни о чем его не спрашивал, а просто слушал. Слушал его молчание. Древнее как мир молчание друга, который тебя понимает, знает о тебе все хорошее и все плохое и, несмотря на это плохое, готов пойти за тобой в любое пекло. И никогда не предаст.

Возможно, это было только иллюзией — я знал, что ксенли слушались любого, кому посчастливилось их оседлать. Но мне, наверное, просто очень хотелось, чтобы так было.

«Ты ошибаешься, Стас. Но тебе простительно не знать того, что знает в Экселе любой ребенок. Здесь о ксенли сложены легенды. Мы сопутствовали этим цивилизациям от самых их истоков, жили с ними на планетах в древности и были тогда объектом поклонения, а позже помогли им преодолеть страх перед пустотой и бесконечностью пространства и выйти в космос. Чтобы понять это, тебе достаточно было бы узнать хотя бы частицу истории Экселя. Но ведь ты пришел не за этим…»