Волчьи ягоды
Шрифт:
— Тсс! Не горячись, брат! Я же без обиды… Но факт есть факт. Кара твоя всеми делами заправляет, а не ты…
Антон вздохнул, достал из кармана бумажник, вытащил оттуда стодолларовую купюру, положил на стол — дескать, это за водку, которую он заказал. Встал и, не прощаясь, направился к выходу. Спрашивать он с Березняка не станет, но и сидеть с ним за столом больше не хочет. Не для того он сюда приходил, чтобы нотации выслушивать…
К машине он шел с оглядкой. Головой не крутил, но пространство за спиной прослушивал. Вдруг тот же Лапа подкрадется к нему сзади? Вдруг Березняк
Антон беспрепятственно дошел до машины, сел за руль. В гостиницу он поедет, где провел последние две ночи, снова закажет себе в номер выпивку. Но двигатель почему-то не заводился. По ходу, кто-то картофелину в выхлопную трубу забил.
Он почти угадал. Действительно, забита была выхлопная труба, но не картошкой, а тряпкой. Антон вытащил ветошь, отшвырнул ее в сторону, открыл дверцу, и тут кто-то окликнул его:
— Антон! — От парадного входа с сигаретой в зубах шел Березняк. — Ты это, брат, извини. Просто обидно за тебя…
— Обидно, когда обижают.
— Коней не гони! Давай нормально поговорим… Пошли в кабак, братва ждет.
— Если я ушел, то не возвращаюсь.
Антон сел в машину, завел двигатель. Но Березняк не оставлял в покое, подсел к нему на переднее сиденье и спросил:
— Выпить есть?
— У меня не кабак…
Но выпить у Антона нашлось — в бардачке лежала целая бутылка «Хеннесси». Он достал ее, открутил пробку, подал Березняку. Тот отхлебнул и вернул ему со словами:
— Из горла со мной не брезгуешь?
— Слышь, Виктор Петрович, ты хоть и в законе, но здесь никого нет, так что я ведь и ударить могу.
— Ты можешь. Ты реально можешь, — совершенно серьезно проговорил вор. — Потому что ты не «баклан» какой-то. Крыльями зря не машешь, а летишь высоко. Нам такие люди нужны.
— И дальше что?
— Бросай свою бабу, к нам давай, реальные дела будем делать…
— А без меня никак?
— Почему никак? Мы тут казино на днях взяли, у «пиковых» отбили… Кстати, насчет тебя разговор был. Батум на тебя злится.
— Так в чем же дело? Пусть предъявляет.
— Ты же с нами, как он может? Ну, он думает, что с нами…
— А я с Карой, да? — съязвил Антон.
— Кара тоже в авторитете. Не воровской, но авторитет. И дела за ней реальные. И ответ она конкретно дать может. Батум это понимает, поэтому не дергается. Так что… — Березняк взял паузу и запил ее коньяком.
— Так что? — поторопил его Антон.
— Ну, выбор за тобой. Или ты с нами, или ты с ней. И так для тебя хорошо, и так. Только с нами ты сам поднимешься, а без нас так и останешься под ней…
— Как я поднимусь?
— А разве Анфас тебе не говорил? Тяжмашевские тебя уважают, плюс наш авторитет. Если мы подпишемся, ты их точно всех под себя поставишь. А мы подпишемся… Из уважения к тебе. Из уважения к себе. Карина — баба крутая, но ты сам знаешь, что зажимает она лавэ. А мы братву в зонах «греем», ты сам должен понимать, какие это расходы…
— Да я-то понимаю, только Карину так просто не задвинешь.
— Ну, если очень захотеть…
Антон вдруг почувствовал себя в подвешенном состоянии. Мало того, что в нем возникло ощущение невесомости, так его сознание
стало раздваиваться. Одно полушарие тянулось к Карине, другое отталкивало ее… Карина любит его, и он не мог ее предать. Но ведь Карина сама предала его, изменила ему. Может, она только и делала, что грешила на стороне? Ну да, привыкла подставляться, пока он срок мотал, а теперь остановиться не может. Ну, и кто она после этого?— Что захотеть?
— Валить мы ее, конечно, не будем, это слишком.
— Слишком, — эхом отозвался Антон.
— Можно просто похитить ее.
— Похитить?
— Да, вывезем куда-нибудь… Нет, чеченам не продадим, но в горах поселить ее можно. В Алтайских горах. Хатку найдем, поселим ее там, охрану поставим, пусть живет. Ты тяжмашевских на уши поставишь, искать ее будешь, а под шумок на ее место выскочишь. Ну, так что с Карой решили?
— Не надо ее похищать, — покачал головой Антон.
— А что надо?
Антон не ответил. Не знал он, что нужно делать с Кариной. Наказать ее надо, не вопрос. Но как? Как-нибудь, да накажет. Сам накажет. И не надо никого в это дело впутывать.
Он взял бутылку, сделал несколько больших глотков и резко выдохнул.
— Молчишь?
— Да не знаю я… Думать надо.
— Ну, думай, думай…
Антон сделал еще несколько глотков. Загустела кровь от хмельной тяжести, успокоилась, и мысли улеглись, накрывшись вязким одеялом. Думать он будет. Крепко думать. Кара — это очень серьезно, с ней ошибиться никак нельзя.
Глава 27
Орла можно опустить до уровня мокрой курицы. Опустить и презирать. Но Соколов никогда не был орлом, и зря он такую фамилию носит. Жалкое ничтожество, рожденное ползать. Такой даже презрения не достоин.
— Я… я никому ничего не сказал…
Он действительно ползал. Перед Кариной на коленях ползал. Взгляд ищущий, взвывающий к пощаде.
— Что ты никому не сказал?
— Ну, эти, которые меня к вам привезли! Они спрашивали, зачем вы меня ищите, я не сказал!
— Тебе бы никто не поверил. А за такую ложь тебя бы задушили… Или это не ложь?
— Ложь! Ложь!.. Не было ничего! Не было!
— А почему тогда ты здесь?
— Ошибка какая-то вышла.
— Ошибка. Ошибка природы. Это про тебя. Или нет?
— Да! Да! Про меня!
— Ну и гнида же ты, Олежа!
— Я… я не виноват… Меня заставили…
— Кто?
— Я не знаю…
— Дух Святой снизошел?
— Нет, конечно… Человек подошел, сказал, что поговорить надо.
— Поговорили?
— Поговорили… Он мне денег дал.
— Сколько?
— Тысячу долларов.
— Ты меня за тысячу долларов продал?! — Карина от всей души вломила этому хлыщу коленкой по его смазливой подлой роже.
— Ну, нет, конечно! — размазывая красные сопли, простонал он. — Эту тысячу мне за килограмм красной икры дали.
— При чем здесь икра?
— Ну, я думал, им икра нужна. Тысяча долларов… Если бы черная икра, тогда понятно, а тут просто красная… Думал, это придурок какой-то. А они меня на крючок взяли. Ты, говорят, с нами теперь повязан. Если нет, мы тебя на «перо» поставим…