Волчья дорога

— Ваш сын? — прошептала она. Человек напротив усмехнулся. Чуть поднялись уголки губ.

— Только не говори, что он не назвал тебе моего имени.

"Зачем ему, — подумала Анна, — да и не до того было". Карета подпрыгнула.

— Ваш сын... Рейнеке...

— Милостивый господин барон для тебя. И заткнись, раз уж говорить не умеешь, — пальцы мужчины пробили нервную дробь по стеклу, бородка дернулась ещё раз — раздраженно.

— Зачем... — начала она, осеклась, встретившись на миг с мужчиной глазами. Выдохнула, собралась и отчаянно бросила, прямо в эту торчащую челюсть:

— Отпустите меня.

— Куда?

— Домой... — ответила она, дивясь простоте вопроса.

Барон рассмеялся, будто шутке. Чёрной, злой и не смешной ни капельки:

— У обозной девки, оказывается, есть дом? Может и достойное приданое найдётся?

Слова ударили молотом по вискам. Анна застыла на миг. Барон усмехнулся, но она этого не заметила. Не до него. Вдруг поняла, что машинально назвала домом лагерную круговерть. Палатки, повозки, острый дым от костров, барабанный бой по утрам, ленивую перекличку вечером. Лохматую шелковистую шерсть под рукой. Она подняла глаза, поймала взгляд барона своим и повторила:

— Отпустите меня домой. Пожалуйста.

Голос не дрогнул. Дрогнул барон. Дернул бородой, отвернулся к окну и бросил короткое:

— Будешь болтать — выкину. Своё место забыли...

За окном плыли ели чёрной стеной — их ветви прыгали вверх и вниз, в такт скачке, размеренно. Конские, оскаленные морды — при карете конвой. Десяток всадников. Вроде, стекло мутное, ничего не видать..

— Скажите хотя бы, как вас зовут, — пробормотала Анна, отворачиваясь. Стерла влажную каплю с носа и вежливо добавила, — ваша милость.

Барон ударил ее. Даже не обернувшись, одной рукой. Колымагу качнуло, Анну кинуло назад. Узловатая ладонь скользнула по скуле, оцарапали кожу тяжелые перстни. Это было неожиданно, хоть и не больно.

"За что?" — побежала мысль испуганной мышкой. Анна сжалась, забилась в угол. И больше не поднимала взгляд. Колымагу неимоверно трясло, вертелась тарантеллой паутина трещин на коже обивки. Плыли чёрные ветви за окном — назад и назад. Щипало в глазах — противно до холодного, липкого ужаса. А колымага неслась вперёд, унося Анну — куда? Ей не сказали...

****

— Куда унесли? — сердито рявкнул капитан Яков Лесли. Руки на эфесе, шляпа сбита на лоб, настроение далеко от благостного. Разведка шныряла по лесу битый день, ничего не нашла и только сейчас соизволила вернуться.

— Не сказали, — огрызнулся стрелок Ганс, сбил грязь с сапога, откашлялся и продолжил доклад, как ни в чем не бывало.

— В лесу куча следов, утренние. Больше никого. Следы звериные, человеческий — один. Девичий, Анны, судя по отпечатку. Идет до поляны на опушке. Потом прерывается, дальше — сплошная полоса — будто тащили её. Точнее тащил. Зверь, один, по лапам — вроде нашего, но куда больше. Потом ещё группа следов. От южного поста — на север, северо-запад. Один из них — наш, — капитан поднял бровь, Ганс кивнул, имя Рейнеке-юнкера предусмотрительно спряталось за кашлем, — видимо, парень учуял, кинулся в погоню. В лесу его перехватили. Трое, поменьше. Но тоже здоровые, белые, судя по шерсти.

— По шерсти? — уточнил капитан.

Ганс порылся в сумке, вытащил полосу меха. Хвост. Белый лохматый хвост. Капитан усмехнулся. Ганс кивнул и продолжил:

— И лужа крови, а больше от этих ничего не осталось. Хорошо их парень порвал, — тут стрелок кивнул, вполне одобрительно, — и продолжил погоню. Дальше, в лес, мы там без лыж пройти не смогли. Вот и все, капитан. Приказания?

Яков задумался, оглядел поляну вокруг.

"Поздравляю, — угрюмо подумал он, — увели девчонку у тебя, из-за тройной цепи патрулей, прямо из-под твоего, Яков, высокого капитанского носа. Сам виноват — приучил людей к тому что зверь в лесу — это повод ждать зайцев на кухне, а не кричать "караул". И что теперь?"

Мех в руках приятно щекотал кожу. Яков усмехнулся, поднял пушистый трофей:

— Приказания? Шапку хочу, стрелок. Новую, меховую, с ушами, вроде как на твоей жене. Как вы думаете, этого хватит?

Сержант за спиной засмеялся. Холодно и зло. Солдаты вокруг тоже оскалились, чувствуя потеху. Стрелок мотнул головой

— С ушами? Маловато будет...

За спиной предупреждающе кашлянули. Кто — понятно, но Яков вначале договорил:

— Значит, добудем ещё, — и только после этого обернулся. Их светлость графиня Амалия. Что-то хотела сказать, но Яков успел раньше:

— Ваша светлость, я думаю, вы знаете, где такие водятся?

***

"И где только такие водятся?" — угрюмо думала Анна, все так же трясясь в карете. Ехали весь день. Барон молчал да смотрел в окно, Анна тоже. Ветки за окном были и то более разговорчивы. Упала тьма. Сразу и вдруг. Пришла ночь — а похитили ее утром. Карету немилосердно трясло, желудок скручивало так, что Анна тихо радовалась, что не успела позавтракать утром. Ветви и кроны за окном замедлили бег, тоскливо захрапели кони снаружи. Барон крикнул в приоткрытую дверку. Колымага остановилась. Резко, Анну даже качнуло от неожиданности. Мир вокруг перестал трястись.

— Привал. Можешь размять ноги, — бросил ей барон, не повернув головы.

"Чертовы все, платье мне испоганили", — мельком подумала Анна, хватаясь за ручку двери.

Ноги гнулись плохо, свежий ночной воздух окружил голову. Вокруг тёмный лес, звезды вверху — холодные и близкие, казалось, стоит протянуть руку и уколешься об их сияние. Храпели во тьме усталые кони. Люди вокруг. Анна огляделась и вздрогнула, невольно шагнув назад. Руки дернулись к голове — натянуть платок пониже. Грубые лица, закрученные вверх усы, аляповатые яркие куртки и белые штаны. Гортанный говор. Вспомнился Мюльберг, кухня, Майерова кудрявая Катаржина и ее угрюмый мат.

— Кроаты, — прошептала она замершими враз губами, — о боже мой...

Наслышалась она историй об этих хмурых усачах. Коротких, длинных, слезных или с прибаутками. Но похожих, как две капли воды. Украли, потом потеряли или пропили. А между "украли" и "пропили" — много чего. Такого, что колени у Анны задрожали и сжались невольно. Рядом храпели и трясли гривами усталые кони. Люди разжигали костёр. Господин барон стоял у кареты, опираясь на длинную трость, смотрел в ночь, слушал. Один из кроатов подошёл — высокий, тонкий. В алой накидке, высокая меховая шапка небрежно сдвинута на одно ухо. Костер занялся, пламя рвануло вверх — сверкнули золотом шнуры на короткой куртке. Проходя смерил Анну глазами — снизу вверх, от пяток до шеи, присвистнул, подкрутил ус. По спине у Анны пробежал холодок. Такой, что девушка мельком порадовалась, что платье и лицо слишком грязное и взгляд не задержался на ней подольше.

— Майор Холле, — окликнул кроата барон. Тот обернулся, поднес тонкую руку к виску. Анна шагнула дальше, в тень. Ветер смешал и унес их слова, барон кивнул на Анну, майор рассмеялся. Так, что у Анны лязгнули зубы. И тут ветер от леса донес до них вой. Длинный, переливчатый вой, от которого враз дернулись, забили копытами кроатские кони. Майор развернулся, замер на полушаге — разлетелись крыльями полы его алой накидки. Люди вскочили на ноги, загомонили. Что-то коротко, зло приказал барон. Кроат махнул рукой. Котелок опрокинулся, зашипел, плюнул дымом залитый костёр. Анна рванулась бежать — слепо, не разбирая, куда.