Волчья дорога

— Мне лучше поторопиться, — сверху угрюмая песня. Опять. Пока барон пьян, Холле и его мать в крепости за главных, — лучше поторопиться. А то эти Холле сделают так, что спрашивать будет некого.

Анна подобралась, отряхнулась и выскользнула за дверь. Осторожно, стараясь без нужды не стучать каблуками.

4-6

чистосердечное

Половицы не скрипнули, каблуки простучали тихо, не выдав Анну, когда она спустилась вниз. Винтовая, истертая временем лестница, коридор, потом другая — прямая, широкая, продуваемая холодными сквозняками. В углах и схронах каменной громады плескались тени, тесня и окружая редкие в ночное время огни. Анна скользила от тени к тени вниз, к знакомой кухне. Очень громко, как ей казалось. Но, видимо, бог услышал ее сквозь груду камня и серую хмарь зимних небес — вплоть до кухни Анну никто не увидел. Так и скользнула девушка невидимкой, к своему углу в кухарской каморке. Она была пуста — толстая Доротея где-то возилась. Анна быстро переоделась. Почему — то сейчас это казалось ей важным. Зайти к Рейнеке на в тряпках с чужого плеча, а в своём... Да и, во-первых, чужой тесный корсет замучил вконец, во-вторых — что еще делать она не знала. В складке юбки пальцы нащупали тонкую шерсть. Анна достала прядки на свет, пригляделась — клоки шерсти, белый и рыжий, огненный.

— Откуда? — подумала она, потом вспомнила — вытащила из карманов, убираясь у фрау Холле

— Белый — от мамы, получается. А сынок рыжий, не в масть, — усмехнулась Анна, наматывая прядки на палец. Вспомнила рассказ француза. Получается, они там не просто так лежали. Важная вещь. Интересно... В коридоре за дверью затопали сапоги. Громко, по-хозяйски громко. Сердце Анны оглушительно ударило в такт. Грубый голос, женский визг. От кухни. Анна вздрогнула, узнав в мужском, лающем рыке голос майора Холле. Последний шнур на платье затянулся как-то сам собой, моментально. Бесшумно открыть дверь, выскользнуть, надеясь, проскочить за спиной кроата. Почти получилось. Почти. Из дверей кухни — сдавленный писк, стук и — басом — грубое ругательство. Анна обернулась, невольно. Громадный Холле спрашивал о чем — то Мари, дочку управляющего. Схватив за воротник. Та жалобно пискнула и закатила глаза — вот-вот в обморок грохнется.

Анна споткнулась на ходу, ее передернуло.

— Что он делает, зверь, — прошептала она. Слишком громко. Майор Холле развернулся — рывком, выпустив Мари. Та свалилась, осела на пол. Мешком, без вскрика. Анна — откуда храбрость взялась — шагнула вперед, навстречу майлору. Холле оскалился, рявкнул ей глухо:

— Собирайся. Пойдешь со мной. Моя мать хочет тебя...

— А я не хочу, — ответила Анна, дивясь, как просто звучат эти слова. Холле зарычал. На звериный манер, глухо и яростно.

И тут Анна, с лёгким, отстраненым удивлением, услышала собственный, ровный голос. Два слова:

— Пошёл вон.

Майора Холле, видимо, ещё ни разу в жизни не посылали. Он споткнулся, застыл на ходу, на его красивом, тонком лице растеклось удивленно-детское выражение. А Анна — волосы вразлет, плащ в сторону крыльями птицы — шагнула еще раз, выбросив вперёд тонкую руку. Майор дернулся. На инстинкте. Ладонь Анны поймала его запястье...

— А если не сработает? — забилась мысль в углу сознания, — тогда тебя пропьют в Мюльберге, дорогая.

Но ладонь не дрогнула и губы выплюнули слова в лицо майору Холле:

— Пошёл вон. Чудовище. Зверь.

Холле дернулся. В глазах под тонкими бровями — удивление и бешенная злоба. И вдруг по ладони уколы иголкок — волной. И — внезапно — по лицу и рукам майора пробежала рыжая шерсть, задрожало, забилось тело. Плащ и кафтан — пустые — осели на кухонный пол. А то, что только что было майором Холле упало вниз, на все четыре лапы. Огромная, огненно-рыжая лиса.

— Сработало, — мысль в голове уже не билась — ползла лениво. Анна прижалась к стене. Хлестнул по ноге рыжий хвост...

— И что мне теперь с ним делать?

Но Холле решил не искушать судьбу. Лиса захлопнула алую пасть, развернулась, и бросилась вон, в окно. Сквозь раму, лишь брызнули дождём оконные стёкла. Холодный ветер ударил в лицо.

Зверь исчез. Анна выдохнула. Посмотрела себе на руку — долго, внимательно. Смотала и спрятала в карман волоски. Похлопала по щекам Мари. Та дышит, но без сознания. И к лучшему, нечего ей тут видеть. Остальные тоже попрятались, кухня пуста.

— Это хорошо, — подумала она. Потом поворошила груду одежды на полу. Кафтан, плащ, сапоги, куртка. Чёрный галстук — вот и все, что осталось от майора Холле. Анну передернуло на миг — вспомнила как кривились тонкие губы на его лице. В кармане штанов — толстый, звенящий кошелек . И шелест бумаги. Плотный серый лист, небрежно сложенный вчетверо.

— Удача, — подумала было Анна, развернув лист, и тут же понравилась, — господи боже, спасибо тебе.

Господину барону было некогда или лень писать приказ. Он просто взял печать и приложил его к пустому листку бумаги. Анна сложила лист, поцеловала и аккуратно спрятала. За рукав, трижды проверив, чтобы не вывалился. Не удержалась, ощупала рукав ещё раз. Хруст бумаги — музыкой в ушах. Смутная, но надежда.

Она выскользнула из кухни спустя четверть часа. В руках — корзинка. На дне — свёрнутые в тугой узел мужские вещи с майора, сверху, для отвода глаз, щедро навалены утащенные с кухни пироги и горшок масла. Авось голодная пехота на караулах стащит пирог и не полезет проверять дальше. И пистолет. Изящный, точный ствол из хольстера майора Холле. Авось не пригодится, но чем чёрт не шутит. Анна прикрыла корзинку тряпкой, улыбнулась, вспомнила сказку — старую сказку про внучку, бабушку и пирожки. Улыбнулась еще раз и подумала, кто тут, в крепости, годится на роль бабушки. Разве что фрау Холле — но Анне сейчас в другую сторону.

— Совсем. И вообще, сама их пекла, куда хочу, туда и ношу, — подумала Анна, поправляя под плащом купленную в Мюльберге маленькую красную шапочку. А потом она свернула за угол. Холодный ветер ударил в лицо. Холодный, сырой ветер, разогнавшийся по ровному месту крепостной эспланды. Тёмной громадой впереди — бастион. Северо — западный бастион, куда, по ее догадке, засунули Рейнеке. Гранитные стены, башня со шпилем, проход в горже— чёрный, бездонный провал. И небо над ним — беззвездное, глухое зимнее небо. Как крышка над сковородкой. Площадь между стенами — десять шагов. Желтое пятно впереди — трепещущий свет казенной масляной лампы. Девять. Из далека пахнуло дымком. Анна обернулась, невольно. Ветер рванул капюшон с головы. Багровый огонь и звон молотков. Знакомый, родной по деревенской жизни звук — работала кузница.

— Может, ну его, — пробежала мысль. Скользнула по копчику вниз, упала, запутала ноги, — развернуться сейчас, исчезнуть.

Восемь шагов. Теперь слева видна россыпь огней. Маленький городишко под стенами.

— Там меня никто не догадается искать. Найти хорошего человека... Родить ему десяток детей и забыть про волков с их тайнами.

Семь шагов. Анна поправила капюшон. Неловко, ударила по ногам тяжёлая корзина. Тёмная стена впереди.

— Одного хорошего человека я уже нашла, — сказала она упрямо. Сама себе. Ветер унялся.

Еще шаг. Шесть шагов.

— Да и поздно, — подумала она. Караульный ее заметил. Высокий, длинный солдат с ружьем, при полном параде. Увидел Анну, вскинулся, свирепо дернул лицом.

— Привет, Генрих, — Анна улыбнулась, — как твои зубы?

— Лучше, госпожа, — улыбнулся солдат в ответ. Анна помнила — она болтала с ним вчера ночью. Солдат кашлянул.

— Приказ генерала. Узнику поесть несу. Новому...

За спиной, в замке со звоном разбилось окно. Осколки стекла посыпались дождём на каменную мостовую. Пьяный в хлам голос проорал что-то сверху. Что-то про наглого щенка, его маму и водолаза. Солдат дернул лицом ещё раз — страшно, своротив набок челюсть. И показал на дверь за спиной.

— В эту дверь, наверх и направо, на галерею. Потом опять вниз.

— Спасибо, — ответила Анна ему со всей серьёзностью. Путь, что показал ей солдат, был куда длиннее — но в обход охраняемой кроатами горжи.

Наверху, в длинной, тесной галерее, у пушек — новый караул. Трое, во главе с длинноусым капралом. Эти осмотрели пропуск. Длинноусый посмотрел на печать, потом на Анну, оскалился — разом напомнив Анне сержанта — щерил он зубы в улыбке так ласково, как тот перед ударом. И Рейнеке — когда ловко вынудил у Анны из корзинки пирог и сжевал во мгновение ока.