Волчья дорога

Внутри не спали ещё. Слева, вдали — тёмные стены и громада ворот. Шаг, другой. По позвоночнику лизнул холодной, липкой волной зимний ветер. По ладони, уколом — мягкое тепло. Рейнеке, украдкой, погладил ей руку.

— Все будет хорошо, — шепнул он ей. Сарай уже был совсем рядом.

— Как говорил отец, — усмехнулся Рейнеке, берясь за ручку, — слуг и холопов следует держать в состоянии непреходящего изумления. Дабы дурным мыслям не осталось места в пустой голове. Посмотрим, как это у него получилось, — добавил он, с треском распахивая дверь.

— А получилось, — с изумлением подумала Анна минуты спустя. Видимо, старый барон зашколил слуг насмерть — когда в три часа ночи в конюшне с треском распахнулась дверь и высокий, рычащий от ярости офицер потребовал немедленно запрягать — у не доигравших в кости конюхов в ответ нашлось лишь угрюмое "будет исполнено" в глаза и глухое ворчание — в спины. Ну и пара недоуменных взглядов от двух парней помоложе. Анна перехватила их, улыбнулась и выдала короткий смешок, стараясь держать голос ниже, томней, как у Мюльбергских девок при виде рядового Майера и его кошелька. Недоумение из чужих глаз разом исчезло. Конюхи разбежались — одни выводить коней, другие — осматривать стоящие в ряд кареты да сани. Анна, вжившись, ткнула пальцем в одну — чёрную, ладную, маленькую, с тонкими полозьями и серебряным гербом на боку. Рейнеке чуть пожал ей пальцы — молодец, мол.

Старший из конюхов поклонился — десять, де, минут, господа. Мы мигом. Анна усмехнулась и, мельком, подумала, что господин барон, так вышколив слуг, их сейчас сильно выручил. Даже короткий приказ — закинуть в повозку мешок овса — удивления не вызвал. А если и вызвал, то немое — слышать в ответ хамское "не рассуждать" никому не хотелось. Захрапел чёрный конь, лязгнули на упряжи медные кольца. Конюхи суетились, стараясь без нужды по сторонам не смотреть. Терпкий запах бил в нос, кружил Анне голову. Рейнеке замер вдруг. Развернулся. Анна вздрогнула, увидев — внезапно — как каменеет его лицо, раздуваются, трепещут ноздри.

— Подожди здесь, — шепнул он, чуть — чуть — пальцами погладив ей руку. И шагнул за дверь. Резко, край плаща хлестнул Анне в лицо.

— Куда это он? — подумала было она. Кольнула тревога, остро, иголкой в сердце. Мальчишка — конюх скосился на неё одним глазом. Анна собралась и выскочила за дверь, напрочь позабыв Рейнекину просьбу. Рейнеке не спеша шёл обратно — к решётке под аркой. Двор был пуст, ветер выл меж каменных стен, гонял снежные шары по острым крышам. Звякнула, обломилась и упала на камень сосулька. Пусто. Только... Анна запнулась на миг ... Лишь пьяная песня в вышине затихла. Лишь стук по брусчатке. Короткий, ритмичный стук. Будто сухое дерево об камень. Анна рванулась, догнала Рейнеке, пошла рядом. Край юбки прошелестел по камням. Рейнеке протянул руку на ходу, чуть придержал, не пустил вперёд. Анна увидела его лицо — собранное, холодное. Камнями вздулись желваки на скулах.

— Тебя обратить? — шепнула она. Тихо, касаясь рукой его рукава.

— Не надо, — так же тихо шепнул он, — он больше...

— Кто он? — шепнула она в ответ. И поняла. Стук впереди. Дерево по камню. Тяжёлая трость с набалдашником в виде волчьей головы. Их милость, барон Вольфхарт фон Ринген шел им навстречу.

— Вряд ли пожелать счастливой дороги, — шепнула себе Анна, скользнув вбок, в тень, под стену. Рейнеке шагнул вперёд, на его лицо упала тень от решётки. Стук впереди. Белым облаком — волосы вокруг головы, оскаленная пасть на набалдашнике трости. Господин барон. Один.

"И трезвый, собака, на вид, не шатается", — мельком подумала Анна. В спину уперся камень стены, руки дернули завязки на сумке. Скользнула в ладонь рукоять в виде турецкой головы. Барон шел вперед, стучала по камню трость. Лунный свет упал ему на лицо, показал багровые щеки, скривившийся рот и дрожащую от ярости бороду.

— Щенок, — прошипел он на ходу, кривя губы. И — резко, щелчком хлыста:

— Платц ! ( место)

Рейнеке расхохотался. Вдруг, запрокинув голову в низкое небо. Сверкнули белым зубы во рту. Трость с волчьей головой пропустила удар. Старый барон дрогнул от удивления, сбился с шага.

— Доброй ночи, папа, — ответил юнкер. Неожиданно серьёзно. Так, что барон невольно кивнул.

А Рейнеке поймал его взгляд, дернул лицом и сказал:

— Команды разучиваешь? Пригодится... Тебе, папа, раз связался с этими Холле. Да и с французами заодно. "Аппорт", как, уже выучил?

Барон дернулся. Задрожала, заходила ходуном борода — как от удара. Рейнеке усмехнулся:

— А со мной ты ошибся. Я человек...

— Щенок ты, мать твою сенбернар... Наследства лишу, — барон зарычал. Глухо, неразборчиво. Сунул руки в карман...

Анна напряглась, Рейнеке опять усмехнулся, кивнул в сторону Анны. И в уши барону, добивающим ударом, скользнули его слова:

— Кстати, с невесткой поздоровайся.

Последняя капля. Рык старого барона стал нестерпим. Шерсть побежала волной, черты лица дрогнули, поплыли. Плащ, колет, короткие штаны — ворохом, на брусчатку. Барон попер на них — уже не человек, волк, огромное, белое чудовище.

Сумка упала у Анны из рук. Лязгнули, вырываясь на волю, граненые дула. Два ствола — зверю в лицо, прямо в пасть, два указательных пальца легли на курки. Зверь замер.

"На что я заряжала? — успела подумать Анна, ловя барона в прицел. — Вроде, правый на пулю, левый — картечь".

Зверь дрогнул, сделал шаг назад. И еще.

— Даже не сомневайся, папа, попадёт, — усмехнулся Рейнеке. Ещё шаг. Решетка. Рейнеке вдруг прыгнул, схватил кованные створки, потянул. Решетка захлопнулась с глухим лязгом. Белый зверь взвыл. Тоскливо так. По ту сторону, во тьме внутреннего двора. Теперь их разделяла сталь — толстая, кованая. Волку не по зубам.

Анна убрала в сумку стволы и, мстительно усмехнувшись под нос, сгребла в кучу оставшуюся на брусчатке одежду. Свернула в узел.

"Пусть теперь старый на четырех ногах побегает, — думала она, переводя дух, — полезно. Тоже мне выдумал. Место ему. Мне лучше знать, где кому место".

Рейнеке подобрал трость с волчьей пастью на набалдашнике. Повертел, взял двумя руками, размахнулся — обломки разлетелись вокруг с сухим, жалобным треском. За решеткой взвыл белый зверь — протяжно, тоскливо так.

За спиной — стук копыт, лязг и легкий скрип деревянных, хорошо смазанных полозьев.

— Карета подана, ваша милость, — улыбнулся Рейнеке и подал ей руку. Вежливо, так что Анна опять почувствовала себя Их милостью...

Ворота. Последний шаг. Тёмная громада — уже близко, впереди. Низкие, гранитные стены сходятся над головой, отрезая людей от света и воздуха. Огонёк впереди — пост стражи. Последний на их пути. Ладони Анны невольно сжались на полированных рукоятях.

— Нет, — шепнула она себе, с усилием убирая руки подальше, — нельзя. Сила здесь не поможет. Надо смеяться, делать глупый вид и пытаться подыграть Рейнеке, когда он будет дурить голову охране. Может получиться. Добрый боже, мы зашли так далеко...