Волчья дорога

Створки впереди дрогнули и заскрипели. Протяжно. Лунная полоса — тонкая, потом все шире — между ними. Луч бледного света лёг дорожкой под ноги коню, заплясал в волосах сидящего на козлах Рейнеке.

— Так не должно быть, — вздрогнула Анна, — не положено.

Рейнеке решил не гадать. Присвистнул, щелкнул вожжами — кони ускорили бег. Охрана ворот взяла "на караул". Сани качнулись. Громадные створки плыли мимо неё — уже не впереди, а сбоку.

Рейнеке внимательно посмотрел на караул, повернулся к Анне, спросил:

— Посмотри на их старшего, это, случайно, не тот сержантский приятель?

Анна присмотрелась и кивнула — да, он. Горбоносый старый солдат сидел на бочке, смотрел на бегущую вдаль карету и откровенно скалился вслед.

— А шрам на лице у него был, когда ты с ним разговаривала?

— Нет, — покачала Анна головой.

— Ну, значит, он его уже позже получил. И, судя по тому, как мы лихо отсюда выехали — папиной трости работа. Зря это папа сделал, ой, зря.

Горбоносый махнул им рукой и прокричал вслед что-то. Анна расслышала только «старый козел» и решила, что это привет для сержанта из роты.

Рейнеке повернулся на козлах и по форме отдал честь караулу. Увидел усмешку в ответ, оскалил зубы, зарычал — кони заржали и рванули вперёд, унося Анну из волчьей крепости прочь, в чистое, залитое лунным светом поле.

4-8

Лесная дорога

Они бежали. Они — Рейнеке и Анна. Чёрный конь, запряженный в маленькую, ладную повозку. Скрипел под полозьями снег, черный конь мерно цокал копытами. Скорой рысью, вперед, сквозь высеребренную луной равнину. Чёрная громада крепости убегала назад, за спины, прочь с глаз. Долой, все дальше и дальше. Там, на покатых, приземистых бастионах тихо — на вид, пока. Ветер бил Анне в лицо, уносил прочь все звуки. Лунный свет играл на снегу, красил державшему поводья Рейнеке белым руки и волосы, стелил под ноги коню мерцающие, колдовские дорожки. Небо и горизонт тонули во мгле. Зубчатой чёрной стеной впереди — кромка леса. Рейнеке на козлах молчал, молчала и Анна позади него, кутаясь от ветра под двумя плащами. Просто сидела, слушала скрип полозьев и стук копыт, шелест ветра, клонящего книзу тяжелые кроны. Смотрела вокруг — вперёд, на гриву коня, в стороны, ловя взглядом ковыль, снег и переливы лунного света. Смотреть назад Анна себе запретила. Руки Рейнеке держали поводья, глаза смотрели вдаль — вперёд, по ходу дороги. Белый снег разбрасывал искры, трясся и таял на его ладонях и чёрных волосах.

— Тебе не холодно? — спросила она вдруг, глядя, как скользят по его руке маленькие искристые снежинки.

Он улыбнулся ей вдруг. Просто, по-детски

— Есть немного.

Анна дернула плащ с плеча — большой, чёрный. Рейнеке укрыл ее вторым, перед побегом. Запуталась в рукаве, потянула, выругалась мысленно.

— Не надо, — он помотал головой и улыбнулся ещё раз, — я — то не простужусь. Да и лес скоро.

Чёрная стена деревьев приближалась на глазах. Видно было, как кланяются ветру могучие ели, как пляшет луна на их чёрных ветвях. Конь захрапел, затряс ушами — сердито, негодующе. Рейнеке раздул ноздри и обернулся — резко, щеку Анны уколола снежинка. Она пригляделась и сердце тревожно стукнуло в груди. Белые тени скользили позади, на искрящимся лунном поле. Три быстрые, лохматые тени. Снег взлетал из-под лап, взлетал, брызгал в стороны, мерцал в лунном свете и оседал вниз — медленно, полосами. Тремя жадными, тянущимися к саням ледяными дорожками.

— Лисы, — оскалил зубы Рейнеке. Его руки начали натягивать повод. Конь замедлил шаг.

— Погоня? — спросила Анна. Ветер съел слова, забил их обратно в глотку. Рейнеке мотнул головой, кивнул — успокаивающе.

— Нет, просто патруль. Я разберусь, — его рука протянулась к ее. Анна огляделась, мотнула головой. Сейчас он остановит сани, перекинется и ... Один против троих... Он, конечно, куда крупнее, но.. Да и время потеряем, — мысли пробежали вмиг. Пробежали, построились.

— Не нужно. Гони, не останавливайся, — прошептала она, раскрывая походную сумку.

Рукоять с головой турка легла ей в ладонь. Пальцы огладили собачку. Анна обернулась,положила запястье на резную спинку, прицелилась — осторожно, как учил Ганс Флайберг, прищурив один глаз. Поймала серебристый вихрь урезом ствола и мягко спустила курок. Колесо провернулось, брызнув потоком искр на полку. Отдача мягко толкнула в плечо. Было не понять — попала Анна или нет, но серебристые молнии дрогнули, потеряли разбег и брызнули в разные стороны. Рейнеке зарычал, хлопнул поводьями, подгоняя коня. Чёрная тень упала ему на лицо и плечи. Ветер стих.

— Прорвались, — крикнул он, обернувшись к ней, когда сани скрылись под пологом леса.

— Прорвались, — выдохнула Анна, убирая прочь пистолет, — что дальше?

Конь сбавил шаг, над головой — пологом тёмные ветви. Луна серебрила кроны над головой, все, что ниже — тонуло во мгле. Конь, сани, дорога, лицо Рейнеке. И тихо, лишь цоканье копыт да скрип полозьев — мерные, спокойные звуки. Она спросила ещё раз:

— Что будем делать?

— Догонять роту, — ответил он. Луна на миг выхватила из тьмы его лицо. Напряженное и какое-то детское одновременно, — этот лес, если я правильно помню капитанские карты, неширокий, но вытянутый. Насквозь не проедем, придется огибать. Рота с юга, мы с севера. Если повезёт — встретим их на перекрестке, тут дня два пути. Там ещё деревня, вроде бы есть.

Луна скрылась. Сердито клацнули подковы по камню. Сани качнуло. Анну вцепилась Рейнеке в плечо. И почувствовала, как оно дрожит под ее ладонью.

— А потом? — спросила она. Осторожно. Словно Рейнеке был птицей, которую можно спугнуть.

Его плечо дернулось под ладонью, потом замерло. Юнкер полез по карманам, долго искал что-то там, вежливо чертыхаясь. Потом нашёл. Простое железное кольцо, потертое, со сколами на гранях.

— Откуда? — оторопело подумала Анна. Потом подумала — снял с одного из кроатов, вместе с тяжёлой саблей. Парень опустил глаза.

— В роте я и нормальное припас. На случай, если проговорюсь или случится чудо и меня в настоящие офицеры повысят. Вот... — юнкер на миг замялся. Потом поднял глаза и сказал, твердо: — Сейчас, конечно, принимать не советую. В ротном листе я " жатийом а драпо", парень на побегушках, при знамени. С честью, но без жалования. То есть партия неподходящая. С любой стороны...

Закончил он. Глухо, но твердо. Так, что Анна не удержалась, протянула руку. Взъерошила парню волосы слегка. Очень хотелось — то ли рассмеяться, то ли сказать честно, что он дурак. Но Анна не сказала ничего. Просто прижалась к плечу. А трофейное кольцо было велико, но железные пальцы юнкера быстро исправили этот недостаток.

Юнкер погнал коня. В ночь, через лес, луна играла в прятки с кронами елей. Подковы лязгали, скрипел под полозьями снег. Мерно так, убаюкивающе. Анна бездумно смотрела вперед, туда, где полозья завивались наверх, скрещивались, держа резную фигурку чёрного орла. Будто птица империи несёт их на крыльях. Девушка и не заметила, как задремала.

Ей снился прошлый год, лето — тёплое и ласковое, с ветром в лицо и птичьим щебетом. Щебетом и свистом одинокой птицы. Она — Анна из сна — замерла на пороге, шарит взглядом по зеленым ветвям, ищет притаившуюся певунью. За спиной — маленький домик с беленой трубой на опушке. Их с мамой маленький домик оставленный за спиной вечность назад.

"Я ж даже убраться там не успела", — сердце кольнуло даже сквозь сон.

Анна обернулась. Не та, что спала сейчас, а та, что во сне. Девчонка, на год — или на вечность моложе. И почувствовала вдруг ласковое касание на волосах. Мама. Она сильно сдала за тот год, волосы поседели, а на лице поселилась грустная улыбка.

— А ты выросла, дочка. Скоро замуж пойдешь.

Анна — та, что во сне, девочка, миг назад мечтавшая подманить себе на окно певчую птицу соловья — обернулась. Уперлась взглядом в мамины глаза и вздрогнула — столько там плескалось безнадёжной тоски.