Волчья дорога

**

— Так как же вы возьмете крепость, капитан?

— Просто, ваша светлость. Помните сказку — сезам, откройся? Как — то так. Подойдем, постучим, скажем волшебное слово.

— Какое?

**

— Старый козёл, — изумленно выдохнул вахтмайстер Корвин, узнав Рона и его спутников. Кухонная девчонка — та самая, ее милый из каземата и рядом — грузный, что твой медведь, здоровяк, заросший до глаз бородою.

Пауль Миллер, майстер-сержант, Корвинов старый, еще по осаде Бреды приятель.

— Сам козёл, — бросил тот. Улыбнулся и протянул руку, — привет. Рад, что живой. Есть дело...

4-15

Внутри

Следующий день. Уже, вечер, небо чистое, для разнообразия, без унылой серой пелены. Багровое, закатное, расчерченное на тонкие полосы облаками. Опять дорога, лес, и надоевший до чертиков снег. Мокрый, чернеющий снег, рассыпавшийся в в мокрую хлябь под сапогами. Рота шла — из последних сил. Шла... Капитан стоял, пропуская ряд за рядом мимо себя. Оглядывал хмурые лица, повозки, оружие в закутанных от мороза руках. Живым олицетворением порядка и дисциплины. Хотя, на самом деле — просто сухое место под сапогом, отдохнуть захотелось.

— Не пора ли командовать привал, капитан? — их светлость. Опять. Привык Яков слышать под ухом ее чуть надтреснутый, дребезжащий голос. Вечная загадка, с издевательством пополам. Даже не удивился. А вот она сейчас удивлена, похоже. Наверное, тоже привыкла, просчитала время, не хуже сержанта знает, что пора. Не раз шутила, что по Якову можно сверять часы. Но не сейчас. Сейчас — из-за поворота долетел свист и протяжные крики. Стена деревьев впереди поредела, распалась. Вместо елок пошли липы. Их тонкие стволы, словно скелеты с опавшей листвой. А сквозь них плещется багровое небо и поле. И длинные, седые от снега валы. Дозорная башня — тонкая, как палец грозящий небу. Караульные башенки по углам — низкие под сводчатой крышей. Чёрная полоса воды. Ров. Крепость Гаунау.

— Дошли, — выдохнул капитан, тряхнув головой. Перед глазами — видением — чугунные тонкие стволы, змеиными, черными пастями — дула. Цепляются в землю лафеты — прочно, как лапами лев. Спят. Ждут. Капитан поежился ещё раз, проклиная себя за дурацкую мнительность.

— Будете разбивать лагерь, капитан?

— Зачем? — капитан поднял бровь вверх, надеясь, что жест сойдет за удивление

— Зачем ждать? За стенами нас ждут нормальные каменные казармы. Дрова и жалование. Я не медведь, чтобы спать под снегом, — упрямо повторил капитан. Стена вырастала на глазах — укутанный снегом гранитный вал. Грязно бурые и серые камни. Мимо прошел сержант, махнул рукой. Поднял большой палец вверх — все нормально, мол. Над стеною — редкие дымки. Капитан тряхнул головой ещё раз, прогоняя с глаз ждущие команды "огонь" дула.

— Как вы думаете, их превосходительство, здешний комендант будет рад нас видеть? — усмехнулся Лесли, разгоняя дурман, — кстати, почему о таком генерале никто в армии никогда не слышал?

— Генерала он получил за совсем другие заслуги. Какие — Вам не обязательно знать... — ответ прозвучал так буднично, что взбесился бы и святой. Яков напомнил себе, что, по народному поверью, шотландцы произошли из камня и постарался ответить так, чтобы не поставить родственника:

— Почему же... Или ... — очевидно, в роду у капитана Якова Лесли были какие-то особо горячие камни. Ехидный шутка про усы, лапы, хвост и прочие достоинства коменданта родилась вмиг. И тут же умерла, не успев вырваться наружу. Редкий строй прорвался, на капитанских глазах и навстречу им шагнула высокая, прямая фигура.

Подошёл Рейнеке, в уставном приветствии вскинул руку к виску. Доложил — коротко, подчеркнуто игнорируя их светлость:

— Все в порядке, герр капитан. Приказ выполнен.

— Хорошо, поблагодари жену от моего имени.

Рейнеке кивнул. Графиня стояла у Якова за плечом, но даже отсюда капитан чувствовал ее удивление. Полный лютого любопытства взгляд сверлил то юнкера, то капитана. Рейнеке — тот тоже стоял статуей, делая вид, что никакой их светлости тут нет. Любимый крестник, мать его волкодав. "Какая кошка между этих двоих пробежала?"

— Рада вашему оптимизму, капитан, но для взятия такой крепости, по расчетам гофкригсрата нужно десять тысяч человек и осадный парк.

Капитан слегка ухмыльнулся — маленькая месть за бесчисленные "вам не обязательно знать" душу немного, но согрела.

— У нас есть Рейнеке и Анна. Сойдёт. Пойдемте, Ваша светлость, вам будет любопытно. Наверное.

**

За стенами — шум и глухой, притушенный валами и камнем ропот. От ворот — к валу, эхом от стен, от шепота — к сполошному крику. От поста к посту, от ушей в уши. Пролетел, обернулся в коридоре стуком сапог, тяжёлым дыханием и прилетел на обзорную площадь, прямо в уши майора Холле. Кроат дернулся на звук, обернулся — посыльный, невысокий, чубарый паренек в потрепанной накидке егерей, вскинул к виску ладонь, сделал пару вдохов, по-рыбьи раскрывая рот — переводил от бега дыхание. Перевёл. И доложил.

— Герр майор. Там...

— Комендант, в отсутствие мастера Вольфхарда, — рявкнул Холле, оправляя плащ, — сколько вам, остолопам, говорить можно.

— Хорошо, герр комендант. Там у ворот... Парень замялся, сдул с носа длинный, пшеничного цвета, чуб. Холле повернулся. Вдали, за стенами — серая полоса. По полю от леса к воротам — длинная змея из людей и повозок. Пехота. Холле бросил лишь беглый взгляд.

— И что? Пусть себе идут... мимо. Чего хотят?

— Открыть ворота.

Холле замер на миг, пытаясь понять, как этот щенок смеет над ним издеваться.

— Ещё чего...

— Только они не просят, герр майор... Комендант, простите. Требуют. Именем императора.

— Какого... — начал было Холле и недоговорил. Ропот и гул голосов снизу стал глуше. И разом — отчетливей. Резче. Закричали в одной стороне, потом в другой. Крик пролетел по плацу, от стены до стены и замер, оборванный парой коротких, лающих звуков — команд. Холле — плащ крылом за спиной — кинулся от стены к стене. К той, что нависала над двором каменной галереей.

— Какая сволочь без приказа командует? — прошептал он, кривя губы. Пальцы впились в парапет. Истово, до белых костяшек.

Вахмайстер внизу строил почётный караул. Холле сверху видел, как дергаются его черные усы, взлетают и падают вниз руки.

— Какого черта? — рявкнул Холле. Ветер налетел, закрутил плащ, кинул майору в лицо снег и ледяную, мелкую крошку. Заслезились глаза. Майор отвернул голову. Орудийная площадка — внизу. Тонкие дула, лафеты, черные стволы глядят в поле, перед воротами. Как раз на ползущую по полю толпу. Один залп. Холле мысленно поблагодарил бога за удачу а себя — за предусмотрительность Час назад приказал зарядить картечью. Для учений. Один залп. Всего. Холле открыл было рот — скомандовать "огонь". И закрыл, молча, так ничего и не выговорив. Пушки стояли на дворе брошенные, одни, сиротливо щуря стволы в далекое небо. Пушкари, бросив орудия, спешили вниз. Без команды, без строя — толпой. Упал в снег, зашипел брошенный пальник. Плюнул сизым дымком и погас. Снизу — удар и протяжный скрип. И стук сапог. Ворота открылись.

Рука Холле дернулась в к поясу — судорожно. Схватила плетку. Потом пальцы опомнились — перепрыгнули рядом, на эфес. Двое рядовых пробежали мимо. При виде майора — не обернулись, лишь взяли правее, обогнув бледного от ярости Холле по широкой дуге. Даже не прервали разговор. «Жалование, — пролетело в уши майору короткое слово. И ещё, — тридцать лет. Надоело".

Майор Холле потянул саблю вон — судорожно, уже понимая, что не поможет.

— Какого черта? Я командную ..., — рявкнул Холле, раздувая ноздри. Крик взлетел, смялся и канул. В пустоту над крепостным плацем.