Волчья стая
Шрифт:
– А что так мало?
Она беспомощно пожала плечами. Гейнц шумно сыграл первые такты мендельсоновского марша.
– Впрочем, сие несущественно, – утешил комендант. – У меня есть стойкие подозрения, что означенный любовник, сиречь амант, здесь присутствует… Правда?
Она кивнула.
– А покажите-ка мне его, сладкая!
Ника подняла руку, указывая в зал. Вадим повернул голову в ту сторону – и до него стало понемногу доходить, кое-какие прежние странности получали объяснение…
– Ага! – заорал комендант. – Бывший господин Эмиль Федорович Безруких, здесь же, как нельзя более кстати, присутствующий! Мои поздравления, генацвале! Это ж надо ухитриться – под носом у босса и старшего
Вадим пребывал в состоянии тихого, бессильного бешенства. С невероятной быстротой прокручивались воспоминания – вот он преспокойно отправляет Нику купаться на дальние озера с Эмилем, поскольку сам занят выше крыши (месяц назад), вот он просит Эмиля встретить Нику в аэропорту (месяца полтора назад), самолет задерживается на три часа (так они объяснили), и домой Ника доставлена только к утру. И это далеко не полный список, если вдумчиво проанализировать последние полгода, без труда отыщется масса такого, что, несомненно, имело подтекст, слишком поздно выплывший на свет божий… Скоты, твари…
И вдруг на смену слепой ярости пришло странное спокойствие. Получалось, что все недавние душевные терзания были насквозь напрасными. Зря мучился, подыскивал оправдания, окончательно решив, что сбежит в одиночку. И черт с ними. Ручаться можно, что трахаться им больше не придется, оттрахались…
На месте коменданта он сам при первом же побеге постарался бы как можно быстрее замести все следы – иными словами, в темпе ликвидировать оставшихся и смыться в неизвестном направлении, не оставив никаких улик, – лишь пожарище да цистерна с кислотой, любой Шерлок Холмс повесится от недостатка данных. Уж если это пришло в голову ему, вряд ли такой вариант не подвернулся на ум коменданту или, что вернее, сволочи Гейнцу, который гораздо умнее и опаснее, хоть и любит прикинуться валенком. Значит… Значит, все отлично.
– А позвольте спросить, – вкрадчиво начал комендант. – А этот, который, стало быть, законный муженек… Он что, с каким-нибудь изъянцем? Кончает слишком быстро или там по мальчикам бегает?
Ника нашла взглядом Вадима и, вызывающе вздернув подбородок, громко сказала:
– В общем, ничего подобного. Не жаловалась. Разве что вечно заставляет делать ему минет, а мне делать не хочет, раз в год удавалось уломать…
– Уау! А любовничек делает?
– Охотно.
– Так что, неужели в этом и вся проблема? Или есть какие-то другие поводы? Гораздо более весомые?
– Есть, пожалуй.
– И какие же, если не секрет? Не смущайтесь, милочка, ваш сатана столько повидал в этой жизни…
– Понимаете… – протянула Ника. – Эмиль – мужик. Настоящий мужик. Не только в постельном плане. Он себя сделал сам, с нуля. Приехал из какой-то богом забытой деревушки – и продвинулся в бизнесе, научился драться, как Шварценеггер… Да много всего. Настоящий мужик, с ним себя всегда чувствуешь, как за каменной стеной. А муж слишком многим обязан папочке с мамочкой. Стопроцентно асфальтовый мальчик.
Не сдержавшись, Вадим заорал с места:
– Ага! А ты – птичница из колхоза «Рассвет»! Горбом в люди выбилась, сучка! Да у самой такой же папа…
Опомнился и замолчал, но комендант ждал еще какое-то время, словно в его планы как раз и входила «реплика с места». Потом с ласковой укоризной погрозил Вадиму:
– Ангел мой, прекрасно понимаю бурную глубину ваших чувств, но вы уж больше не встревайте, иначе придется рот заткнуть. Не мешайте девушке раскрывать душу… С ней, быть может, такое впервые происходит, представьте, сколько эмоций ей пришлось таить в душе… Трепетной, как цветок. Значит, ваш избранник – настоящий
мужик, и вы его, быть может, даже и любите?– Люблю, – послышалось со сцены.
Ромео и Джульетта в полосатом, расхохотался про себя Вадим. Любовь… Им вскоре придет звиздец, а они все о любви, скоты… Ясно теперь, что в карцер Эмиль отправлялся исключительно для того, чтобы всласть потрахаться с Никой – тогда еще нынешний Освенцим был самим собой, респектабельным домом отдыха, и кто-то получал, надо полагать, неплохие бабки за организацию любовных встреч в карцере. То-то они его так рьяно уговаривали сюда поехать – стопроцентное алиби, условия для блуда идеальнейшие, в двух шагах от мужа, а тот и не подозревает, что зарогател…
– Время реплике с места, – комендант повернулся к залу. – А вы ее, интересно, любите, свет мой?
– Люблю, – раздалось справа от Вадима.
– Сериал, бля, мексиканский! – вслух восхитился Браток.
– Прошу на сцену, господин Ромео! – комендант, беззвучно аплодируя, прошелся вдоль рампы. – У меня не хватает духу и далее держать вас в разлуке с Джульеттой… Вот так, идите сюда, становитесь рядышком, можете ей положить на плечо мужественную руку… Держите, хорошая моя, – протянул он Нике сложенную вдвое сероватую кредитку и, когда она инстинктивно отшатнулась, расхохотался: – Да что вы, милая, неужто я буду заставлять даму жевать доллары? Это вам за удачное выступление, суньте в кармашек… – Он сам затолкал в карман оцепеневшей Нике кредитку, повернулся к залу и громко воззвал: – Синьор муж, можете встать и громко изложить ваши впечатления либо пожелания нашей влюбленной паре. Пр-рошу!
Вадим вскочил и, ненавидяще уставясь на Эмиля, закричал:
– Ну что ж ты стоишь, влюбленный пингвин? Не стой, спасай ненаглядную! Ты ж у нас, говорят, Негрошварцер! Начинай их метелить!
Эмиль молчал, ответив столь же неприязненным взглядом.
– Он умный, – сказал комендант. – Прекрасно понимает, что в нем наделают кучу дырок, прежде чем успеет кого-то достать… Вы, синьор муж, слегка перегнули палку. Я просил критиковать, а не злорадствовать… Можете сесть. Музыка!
Гейнц заиграл марш Мендельсона.
– Стоп! – махнул рукой комендант. – Итак… Будь у меня этакое грязненькое воображение, я бы устроил прямо на сцене венчание – новобрачному повязал бы на полосатку галстук, невесте, соответственно, надел бы на голову фату. А потом приказал бы прямо у рампы изобразить брачную ночь… Но я не любитель грязных сцен, все, что я до сих пор режиссировал, было продиктовано не грязным подсознанием, а интересами дела. Но обязан же я как-то реагировать на столь значительное событие нашей бедной эмоциями жизни, каковой является столь внезапно обнаружившаяся беззаконная любовь? Обязан, я вас спрашиваю? Перед нами – жестоко обманутый в лучших чувствах муж, что бы там насчет него ни говорилось, а он как-никак законный… Киндер, кирхен, кюхе, как выражались классики жанра… Ну, мальчики, пошли!
Он воздел над головой обе руки и звонко щелкнул пальцами. Из-за матерчатого задника прямо-таки хлынули люди – мелькали черные рубашки и белые повязки капо. Эмиль, не успев и пошевелиться, получил сзади ребром ладони по шее, на него с Никой мгновенно навалились, вывернули руки, сковали наручниками, связали ноги. Судя по нереальной, молниеносной слаженности, все было задумано и спланировано заранее. Прошло, казалось, всего несколько секунд, а Гейнц уже вскочил на сцену, с грохотом опустив перед собой скамью, на нее четкими рывками вскинули и поставили, удерживая, Эмиля с Никой, из-за левой кулисы упали две тонких веревки, заканчивавшиеся петлями. Еще миг – и петли у них на шее, под потолком, оказалось, были привинчены блоки, веревки заранее пропустили сквозь них и закрепили концы так, что их не было видно…