Волк Спиркреста
Шрифт:
— Он будет на нас сердиться, — говорит она мне, как только ее смех стихает. — Думаю, книга сгорела в огне.
— Черт. Правда?
— Да. И я ударила ею профессора Стерлинга по голове.
— Правда?
Она гордо кивает. — О да. Я сильно ударила его.
— Это моя девочка.
Она улыбается, медленной, довольной улыбкой. — Твоя девочка.
Я пожимаю плечами. — Если Зак не убьет меня.
— Он не посмеет.
— Он может, когда узнает, что мы сделали с его книгой. Он сказал, что это идеальное введение в философию.
— Скорее, идеальное оружие самообороны, — говорит она, опуская
— Ты не думаешь, что нам еще рано смеяться над этим дерьмом? — спрашиваю я.
— О, определенно. Я думаю, мы можем быть в шоке. Я не сомневаюсь, что травма рано или поздно настигнет нас, и когда это произойдет, это будет… Боже. Это будет беспорядок.
Я сглатываю. Она права. Потому что я убил своего отца, и у Антона наверняка неприятности, и Лена мертва, и мне придется за все это отвечать в конце концов. Как и Захаре после всего, что с ней случилось.
Я заключаю ее в свои объятия, прижимаюсь губами к ее макушке и прижимаю ее так близко, как только осмеливаюсь.
— Мы встретимся с этим вместе, когда это случится.
Мягкое место
Захара
Утром отец вместе с Заком и Тео отправляется в мою квартиру, чтобы осмотреть повреждения. Вскоре приезжают Рианнон и Санви. Рианнон несет шоколадки, фрукты и цветы, как будто не знает, что больше подходит, поэтому приносит все. Санви приносит сумку со сменой одежды, туалетными принадлежностями и косметикой. Я благодарна им обеим, настолько благодарна, что уже целую вечность не могу ничего сделать, кроме как прижать их к себе обеими руками.
Когда я наконец отпускаю их, то иду в ванную комнату в номере Якова, чтобы принять душ и переодеться. В зеркале я вижу образ молодой женщины, которая одновременно и я, и не я. Длинные блестящие волосы те же, карие глаза, прямой нос. Рост тот же, кожа того же нежно-коричневого цвета.
Но есть и что-то другое. Сила, которую я раньше в себе не замечала. И что-то легкое и свежее, словно лучик света, сияющий в глубине моего взгляда.
Что-то похожее на надежду.
Я выхожу из ванной и вижу, что Санви увлеченно беседует с Яковом, а Рианнон раскладывает закуски у него на коленях. Он пытается есть и не отставать от Санви. Рианнон видит меня и сразу же говорит: — Я же говорила, что Стерлинг — гребаный урод!
Я вздыхаю и сажусь рядом с ней на край кровати Якова. Она обхватывает меня за шею. На ней все еще пальто и шарф, и оба они мокрые от талого снега, но ее объятия — как чашка горячего шоколада для души.
— Мне так жаль, что это случилось с тобой, Зи. Ты заслуживаешь лучшего.
— Стерлинга посадят в тюрьму? — спрашивает Санви. — Ты же знаешь, насколько мягким может быть закон, когда речь идет о преступлениях против женщин. Может, мне попросить отца поговорить с адвокатами за тебя?
— Я уверена, что отец уже занимается этим, — успокаиваю я ее. — Я сомневаюсь, что Стерлингу удастся избежать наказания. Он установил камеры в моей квартире. Это может обернуться для него серьезным ударом.
— Камеры. — Санви вздрогнула и зажала рот руками. — Боже мой, Зи. Это мерзко. Совершенно мерзко.
— Почему мужчины такие? — спрашивает Рианнон и, быстро положив руку на плечо Якова, добавляет: — Но только
не ты.Он вздрагивает, когда ее рука ложится на его раненое плечо, но кивает. — Спасибо.
— Что ты собираешься делать, Захара? — спрашивает Санви. — С квартирой? С дипломом?
— Понятия не имею. Я не знаю. Я чувствую… Думаю, я просто устала. Я собираюсь отдохнуть, все обдумать, а потом… не знаю. Наверное, продолжу. Я не хочу погрязать в этом и не хочу трусить. Я хочу жить своей жизнью. Я хочу быть счастливой.
Рианнон ухмыляется от уха до уха.
— Да, черт возьми! Это то дерьмо, которое я могу поддержать, Зи. Пойдем. Я буду рядом с тобой все время, и Яков, конечно. — И она быстро переводит взгляд с меня на него. — Вы что, теперь пара или как?
— Ри! — восклицает Санви.
— Ты тоже хочешь знать, давай, — говорит Рианнон.
— Дай им побыть наедине, — говорит Санви, — после всего, что случилось, они этого заслуживают.
Рианнон поворачивается к Якову и шепчет. — Ты ее парень?
— Я люблю ее, — торжественно отвечает Яков.
На моих щеках вспыхивает жар. Я не ожидала, что он это скажет. Рианнон испускает восторженный визг, а Санви тихонько хлопает в ладоши. Я встречаюсь взглядом с Яковом, и он улыбается.
Ему следует улыбаться чаще. Потому что от его улыбки глаза морщатся, а на одной щеке появляется глубокая ямочка, и от этого он выглядит молодым, невинным и до невозможности великолепным.
Я тоже тебя люблю, шепчу я.
Позже Яков засыпает после очередной дозы обезболивающего, его рука замирает в моей. Я не могу заставить себя отойти от него, поэтому остаюсь у его постели, а Санви и Рианнон приносят стулья, чтобы мы могли сесть все вместе.
Я рассказываю им о том, что произошло — обо всем. Как положено. Рассказывать им чуть менее болезненно, чем Якову, и, возможно, это означает, что со временем боль будет все меньше и меньше. Когда я все рассказала, я сглотнула комок в горле и сказала: — Спасибо вам большое. За то, что позвонили моему брату. За то, что, возможно, спасли мне жизнь.
Санви проводит пальцами по моей перевязанной шее и вытирает слезы с глаз.
— Жаль, что я не сказала ничего раньше. Боже. Я бы так испугалась на твоем месте.
— Ты сильная сучка, — говорит Рианнон. — Тебе нужно попросить своего парня дать нам уроки самообороны.
Легкость Рианнон прекрасно уравновешивает эмоции Санви, и комок в моем горле ослабевает. — Уверена, он не будет против.
— Может, он мог бы открыть свой бизнес. Учить женщин, как бороться с мужчинами. Учить нас, как выжить среди всех этих психов.
Я думаю о том, что Яков рассказал мне прошлой ночью. О младшей сестре, которую он искал все эти годы, и о том, как она умерла в десять лет. Думать об этом — совсем другая боль, боль, словно в сердце глубоко вонзился нож, и я не уверена, что когда-нибудь смогу его вытащить. Вернее, боль от того, что в сердце Якова вонзился нож, и я ничем не могу ему помочь.
— Думаю, ему бы это понравилось.
— Ты… — Санви вздыхает, словно на ее груди лежит тяжесть. — С тобой все в порядке? С тобой все будет хорошо?