Волк

— Эта угроза нейтрализована, — осторожно сказала я.

Медленная, благодарная улыбка росла, делая его и без того красивое лицо почти невероятно красивым. — Посмотри на себя. Берегитесь Беатрикс Киддо (прим.пер.: Беатрикс Киддо — персонаж серии фильмов «Убить Билла» американского режиссёра Квентина Тарантино. Также фигурирует как «Невеста» (англ. The Bride). Её роль исполнила Ума Турман.), у нас тут есть новая задира, горячая, как гребаная убийца, чтобы вызвать миллион влажных снов.

— Беатрикс Киддо вымышлена.

Он кивнул мне, посмотрел вдаль, затем пригвоздил меня взглядом своих темно-зеленых глаз. — То есть ты хочешь сказать, что мы можем вернуться в любое время?

Я выдохнула. — Это зависит от обстоятельств.

— Каких?

— Кто такой Джошуа? — Спросила я, вспомнив имя парня с торчащей из ноги костью, который испортил мои планы в ночь взрыва.

— Черт, — сказал Шот, качая головой.

— Я приму это как «я знаю его, и он проблема». Ну, я была в подвале, чтобы найти Лекса, и он позвал на помощь. Его чертова большеберцовая кость торчала из ноги.

— Мило.

— Да. Поэтому я помогла ему вытащить оттуда его задницу. Он может указать на меня, и это звучит так, как будто он может указать и на вас тоже. Не думаю, что тебе стоит беспокоиться о том, что осталось от «Лекс Энтерпрайз». И в то время как здешние копы, как правило, некомпетентны или нечестны, если они решат опереться на него...

— Значит, ты хочешь сказать, что мы должны какое-то время наслаждаться пляжем, — спросил Шотер, снова ухмыляясь.

— Я уверена, что многие дамы там не бывали.

— Хорошо, — улыбнулся он и потянулся, чтобы щелкнуть меня по носу. В этом был он весь, черные обтягивающие джинсы, криперы, дурацкие прозвища для домашних животных и щелчков по носу. Неудивительно, что у него так много хвостов за спиной. — Спасибо, что предупредила, милая. Если услышишь что-нибудь стоящее, дай мне знать, хорошо?

— Приятного вам отдыха.

Шотер одарил меня злобной ухмылкой. — Думаешь, кто-нибудь из них скажет «ай малыш», когда я туда залезу? — Спросил он, улыбаясь еще шире, когда я не выдержала его взгляда. Я привыкла к грязным шуткам; мужчины в Хейлшторме были настолько грязны, насколько могли. Но было что-то в том, как он говорил такие вещи, когда смотрел на тебя, как будто он знал, что ты скажешь ему, когда он окажется «весь там». Да, это было обезоруживающе.

— Черт возьми, я думаю, они скажут все, что ты захочешь.

Он рассмеялся и подмигнул мне. — Наслаждайся своим горным человеком, — сказал он, поворачиваясь и уходя туда, откуда пришел.

Моим.

Моим горным человеком.

Я молча стояла там в течение долгой минуты, наблюдая за легкой развязностью Шота, его слова все еще давили мне на плечи, потому что я поняла, что он был прав; именно так я видела Волка: как своего. Это было смешно и необоснованно, но именно так я себя и чувствовала. Теперь я жила в его доме добровольно. Я делила с ним постель. Я смыла кровь с его обнаженного тела. Я готовила ему еду и надеялась, что она хотя бы съедобна, хотя и знала, что у меня нет кулинарных навыков. Я сблизилась с его собаками. Я убрала следы тех преступлений.

Наверное, какая-то часть меня решила, что это означает, что я могу претендовать на право собственности.

И другая часть меня решила, что даже если я не обладаю им в настоящее время, это цель, к которой я хочу стремиться.

Это было безумие. Кто строит отношения на испорченном прошлом и убийстве?

При этих словах с моих губ сорвался истерический смешок. Кто? Да, я думаю, это будет Рейн, Саммер, Кэш и Ло. Черт, это даже звучало как Брейкер и Алекс. Ни у кого из нас не было роскоши чистой жизни, нервных первых свиданий и неловких поцелуев на третьем свидании, безопасности и комфорта. Мы все встречались, трахались и любили так, как жили: жестко, быстро и грязно, не теряя ни секунды, потому, что нам никогда не гарантировали следующую.

Так что, возможно, у нас был шанс, помимо всех этих шрамов, кровопролития и боли. Может быть, есть способ двигаться дальше вместе. Я имею в виду… не то чтобы я имела хоть малейшее представление о том, задумывался ли Волк над подобными вещами. Байкеры не были известны своей моногамностью. Я не винила их. Я представила себе, что, если бы у меня был член, я бы тоже хотела засунуть его в кучу разных клубных шлюх. Но если Рейн и Кэш угомонились, значит есть надежда.

Я имею в виду… не то чтобы я на это надеялась…

— Смешно. Я веду себя как девчонка, — прорычала я себе под нос, засовывая пистолет за пояс джинсов и направляясь обратно к хижине.

Я не очень хорошо разбиралась в девчачьих делах. В Хейлшторме было несколько женщин, но нас явно превосходили числом. И женщины, которые там были, были, как я и Ло, немного замкнутыми и закрытыми. Мы болтали. Они все болтали о сексе, мужчинах и прочем, как это делают нормальные женщины. Но все мы были очень замкнуты в своих чувствах. Все мы скрывали свои собственные эмоциональные шрамы. Это был защитный механизм. Мы все думали, что должны быть такими твердыми, холодными, как камень, чтобы иметь возможность конкурировать с мужчинами, чтобы они воспринимали нас всерьез. Я не могла себе представить, как бы я разозлилась, если проявила хоть какую-то женскую эмоцию рядом с ними. Они выпотрошат меня. Такова была наша жизнь. И до этого момента, гуляя по лесу, я никогда не видела в этом ничего плохого.

Я не хотела быть мягкой и женственной. Я хотела быть крутой стервой, которую никто никогда не станет переубеждать. Но насколько это было круто — скрывать свои чувства? Я имею в виду, что испытывала эмоции. Когда я злилась, расстраивалась или обижалась, другим приходилось расплачиваться за это. Я кричала, я бушевала. Я заставляла взрослых мужчин съеживаться и прятаться. Так что же плохого в том, чтобы принять некоторые из менее веселых эмоций? Как боль и желание, надежда и может быть… только может быть… любовь.

— О боже, — простонала я, врываясь на поляну к хижине.

Я никогда не была такой, как Ло в этом смысле, пускающей слюни над любовными романами, умирающей за то, чтобы герой и героиня преодолели трудности и сошлись вместе. На самом деле, я, как правило, бегло просматривала любовно-голубиное дерьмо в книгах, которые читала. Наверное, какая-то часть меня восстала против этого, потому что я никогда не рассматривала такую возможность для себя. Со мной случилось все в столь юном возрасте, что у меня почти не было возможности встречаться, не говоря уже о том, чтобы думать о любви. Я была слишком поглощена подростковым бунтом и сводила родителей с ума, чтобы уделять мальчикам хоть какое-то время. А после… ну, от этой мысли у меня скрутило живот.

Но вот я здесь, с нескрученным животом и с нормальными чувствами к кому-то противоположного пола.

И, не сомневаюсь, были чувства.

Этого нельзя было отрицать. Это было в том, как мое тело реагировало на него, даже когда я этого не хотела. Это было в том, как я на самом деле, черт возьми, плакала рядом с ним, в том, как я ловила каждое его слово (независимо от того, как мало их было), и ну… скучала по нему, когда он уходил.

Отсюда мое кислое настроение, несмотря на стычку с мужчиной, который, вероятно, заставил всех остальных женщин забыть о своих парнях, мужьях и любовниках вообще.