Вольный стрелок
Шрифт:
–
Когда я вышел из своей комнаты, «тетенька» все еще безнадежно штурмовала Анчаровы двери, из-за которых доносился мощный фальшивый храп.
– Вы понастойчивей, – посоветовал я. – Он не устоит. И вы не пожалеете.
Какая-то странная клиника. Похоже, она специализируется на психоэротических отклонениях. И скорее всего инфекционного характера, так как даже персонал не избежал заражения этим сексовирусом…
С Витой, несмотря на дурные вести, мы поболтали довольно мило.
Она приняла меня в «будуаре», искренне обрадовалась. Была по-домашнему:
Правда, наша последующая беседа дважды прерывалась, когда Вита, забрав таблетки и фужер с минералкой, уходила к Мещерскому.
– У Саши опять усилились головные боли, – пояснила она, – практически стали постоянными. Меня это тревожит.
– А доктор Макаров? Что-нибудь говорит?
– Он звонил из Москвы. Обещал днями быть… Бедная Женечка! Вы ведь сделаете все, Алеша?
– Мы уже делаем. Остается пустяк – уточнить, где она находится. Я уже распорядился, мой человек работает в этом на правлении.
– Как сухо вы говорите…
– Вы хотите, чтобы я рыдал и заламывал руки?
Она улыбнулась своей удивительной улыбкой. Необыкновенно обаятельной.
– Я хочу, чтобы вы со мной выпили. Мы ведь никогда не пили с вами вдвоем, правда?
Удивительно, как интимно звучат самые обычные слова, когда их произносит красивая женщина.
Впрочем, несмотря на все ее очарование, я никогда не видел в Вите женщину (да-да, именно в этом смысле). Меня вообще чужие женщины не волнуют. Мне бы со своими разобраться.
Мы перешли в общую комнату. Вита достала из бара холодную бутылку водки, минеральную воду, сняла трубку внутреннего телефона:
– Саша, не хочешь дернуть рюмку?
Саша не возражал.
– Как получается? – спросил я, когда он вошел.
– Нормально. Только посторонние шумы ложатся.
– Это не страшно. Главное, чтобы не легло в фон что-нибудь вроде: «Берлаге из седьмой палаты – клизму!»
– Я слежу за этим, – кивнул Мещерский, – но вы тоже потом прослушайте.
– Обязательно. Все должно быть безупречно.
И Мещерский оставил нас.
Разговор крутился в основном вокруг Женечки.
– Я так рада, что познакомилась с ней. И с вами. Прежний наш круг, мой и Сашин…
– Не надо об этом, – мягко прервал ее я. – Все это надо забыть как дурной сон. Все это далеко в прошлом.
– Так можно говорить, – вырвалось у нее, – когда чего-то ждешь от будущего.
Я положил ладонь ей на руку. Что я еще мог?
Она благодарно улыбнулась влажными глазами.
– Отдохните, Алеша. Вам это очень нужно. Хотите, я дам вам снотворное?
– Пожалуй, вы правы. Спокойной ночи.
Я зашел к Мещерскому и попросил разбудить меня, когда он закончит передиктовку.
Когда я подходил к своей комнате, в Анчаровой осторожно приоткрылась дверь и высунулись в щель два уса и два напуганных глаза: туда-сюда, на меня (шепотом):
– Ушла, да?
– За монтировкой пошла.
Анчар захлопнул дверь и, похоже,
придвинул к ней платяной шкаф.Я прослушал готовую кассету (все хорошо, достоверно, тот же ровный тон, те же акценты; иногда вплетался голос Виты, но вполне естественно и безобидно) и опять уснул, наказав разбудить меня в семь утра.
Я не стал бриться, не сменил рубашку (у меня другой все равно не было), только умылся и внимательно посмотрел на себя в зеркало: все путем, лицо усталое, в глазах – чуть ли не страх, под глазами – синие мешки, вокруг рта тревожные складки. Оно и понятно – всю ночь скакал на коне, боролся с тиграми, очень боялся не успеть.
У гостиницы я был уже около восьми, наивно-нахально застучал кулаком в дверь номера – мне открыл сонный охранник, сказал по-человечески:
– Очумел, спит еще!
– Разбуди, я привез то, что надо.
Он молча захлопнул дверь перед самым моим носом. Я б такого дурака и час бы у себя в команде не потерпел.
Я спутался вниз, сел в машину рядом с Анчаром, велел ему запустить двигатель. Звонко в утренней тишине всхлипнул стартер.
Тут же в четвертом или пятом окне от угла проявился г-н Боксер по кличке Логинов и замахал белым полотенцем.
То-то, пан спортсмен, я еще дождусь, ты налетишь на мой нокаутирующий удар, брякнешься на помост и бесстрастный рефери откроет над твоим неподвижным телом бесполезный счет. Не до десяти, это уж точно…
Не спеша (делай – раз, делай – два) я отлип от сиденья, выбрался из машины, поднялся в номер.
Обыска не было – Боксер встретил меня в холле.
– Я уж испугался, – пожаловался я, – что вы передумали. – И настучал: – Ваш секретарь прогнал меня.
Теперь Боксер его прогонит.
Боксер нетерпеливо протянул руку, я передал ему кассету. Он мельком взглянул на «товарный знак», буркнул: «Секундочку» – и исчез за дверью.
Вернулся, сердце замерло – что скажет?
– Эти сведения подлежат проверке.
Ну и дурак. Из пяти букв. На это я и рассчитывал.
– Ну вот… – сказал я с намеком, – а мой человек?
– После проверки.
– Мы не так договаривались. Утро – вечер, – напомнил я.
– После проверки.
Я не стал обострять отношения, сошел на доверительный тон и, учитывая его любовь к Ильфу и Петрову (единственная, наверное, любимая книга – двадцать лет в казарме читал), заискивающе поинтересовался:
– А вот что это вас всех на воробьяниновскую мебель потянуло? Теперь уж не секрет?
Он усмехнулся:
– Я человек военный. Привык выполнять приказы, не рассуждая и не расспрашивая.
Не знает! Это прекрасно! Этим я убью Бакса руками Боксера.
Я еще потоптался в холле, спросил военного человека:
– Я свободен? До двадцати ноль-ноль?
Он подумал, насмешливо уронил:
– Свободны, сержант…
– Полковник частного розыска, с вашего позволения, – вежливо, но культурно поправил я.
– Свободны… Двое суток.
Не считая дороги.
– Вы офицер, вы дали честное слово, – ткнул я кулаком в бетонный забор.