Вольный стрелок

– Не стрелять! – крикнул Володя. – Только живым брать! Куда он на … денется?

Делся, однако.

Я промчался десяток метров и с ходу бросился головой вниз в колодец.

Летел я недолго. Но за это время две мысли последовательно посетили меня.

Первая: не догадались бы они выстрелить в воду – тогда я без ушей останусь.

И вторая, более актуальная: а где же сама вода?

Позже, когда остался жив и даже имел время на размышления, я понял, что вода начала уходить после взрыва, видимо, что-то из-за него нарушилось в мудрых природных коммуникациях.

Вода все-таки нашлась. Ее оставалось достаточно, чтобы спасти мне жизнь, но явно недостаточно, чтобы отделаться легким испугом.

К тому же в колодце было так тесно, что я никак бы не смог вертикальное падение перевести у самого дна в более пологое.

И потому в него врезался. Со всей дури. Руками и головой. Головой еще ничего, а с руками хуже, особенно с левой. Жгучая боль в кисти, однако, не остановила меня на полпути. Работая одной рукой, я проплыл тоннелем и вынырнул в монастыре. Стал на ноги. Воды было по грудь. Я побрел к ступеням, придерживая правой рукой левую.

Анчар помог мне выбраться.

– С приехалом, – серьезно сказал он. – Что ты руку держишь?

– Повредил.

– Потом починим, да? Сейчас надо быстро уходить в одно место.

Я подошел к окну и, чуть раздвинув ветки, посмотрел вниз.

Там все еще была суета. У колодца толпились, галдели, заглядывали, мешая друг другу, вниз, кто-то уже бежал с веревкой.

Не так это просто, ребята.

– Пошли, – торопил Анчар. – Что интересного нашел? Потом поглядишь, так, да?

– Я через трещину не перейду. С такой рукой.

– Арчи поможет. Бери свои вещи. Где прятал? Я понесу.

Я вытянул из брюк ремень.

– Очень хорошее время придумал, – разозлился Анчар. – Лучше потерпи.

– Застегни, – попросил я. – Руку подвешу.

Левая кисть сильно распухла в суставе, налилась синевой. Но болела немного меньше.

Мы прошли коридором, вышли на свет, добрались до трещины.

Анчар и здесь успел поработать: перекинул через нее два ствола, а над ними еще один – как поручень.

– Если пройдешь на ту сторону, – обещал он, – тебе будет хороший сувенир. Анчар так сказал, да. Иди.

Ну, ради «сувенира» – какой дурак откажется.

Я вцепился здоровой рукой в верхний ствол, зажмурился на всякий случай и пошел по играющему под ногами мостику. Причем игра какая-то дурацкая: один ствол – вверх, другой – вниз. Как сговорились.

– Если не пройдешь, – кинул мне в спину Анчар, – сувенир не будет тебе.

Ну это понятно. Какой уж там «сувенир» на дне пропасти.

На той стороне я перевел дыхание, полюбовался, как Анчар преодолевает препятствие. Ничего особенного. Я бы тоже так смог, если бы не рука. (Справедливости ради – у Анчара обе руки были заняты, в одной моя сумка, в другой ружье, хотя вполне его мог за спину закинуть.)

– Теперь иди за мной. Долго.

Не зря я Анчара в первый день архаром обозвал. Он по камням шел, как Мещерский по паркету, ступал легко и точно, каждой ноге – свой камень, свой уступ, своя трещинка. Если бы он шел вниз, я бы сказал, что бежит ручеек по самому удобному пути.

Я начал отставать, несмотря на то, что помогал себе здоровой рукой.

Анчар, к счастью, остановился, залег. Я добрался до него, упал рядом.

– Устал, да? Отдыхать будем. Ждать не много.

Мы лежали возле дороги. Ждали, когда пройдут милицейские машины – уже был слышен напряженный гул их двигателей. За подмогой поехали, за спелеологами и снаряжением.

Когда они проезжали мимо, во второй машине я разглядел Володю. Он сидел у дверцы и был мрачен. Мне захотелось бросить в него сосновую шишку в утешение, да под рукой ее не оказалось.

Мы перебежали дорогу, и снова началось скалолазание. Я уже начал жалеть о своем побеге, когда Анчар остановился у дерева, поставил мою сумку.

– Здесь подожди, я машину посмотрю.

– Какую машину? Где ты ее взял?

– Там, – он неопределенно махнул рукой, – у гостиницы стояла.

Вскоре он вернулся.

– Поедем, да? По знакомой дороге. Где «Максимова» брали. Там хорошее место. Никто не найдет. Я иногда жил там один раз.

– Да, – вспомнил я, – а «сувенир»?

– Еще рано.

Когда мы доехали до места, Анчар высадил меня и снова сел за руль.

– Ты куда? – спросил я Женькиным тоном.

– Машину немного назад верну. Зачем

ей здесь стоять? Нас здесь нет, так, да?

Предусмотрительно. Я только не понял, почему мы не могли просто выйти из машины заранее. Анчар пояснил:

– Ты устал. Рука болит. Мне нетрудно немного походить по дороге.

Как трогательно, стало быть. В самом деле.

Вернулся Анчар, и мы полезли на скалу. Что это было – бесполезно объяснять, да и никто не поверит. И никому не пожелаю…

Наконец мы выбрались на тропу. Отдохнули, покурили.

– Скоро будем дома. Там хорошо. А то

все плохо да плохо.

Уже смеркалось, когда мы добрались до Анчарова логова.

Это была небольшая уютная пещера. В очаге из сложенных кольцом камней приветливо и долгожданно горел огонь, освещал у стен две постели из веток и шкур. Стояло ведро с водой и кружкой, еще какая-то посуда, на колышках висели припасы в кожаных мешках. В изголовье одного ложа – арбалет с пучком боевых стрел.

У костра сидела Женька и поджаривала на шампуре хлеб.

Вот так тостер!

Сувенир, стало быть…

Я ничего не делал эти дни, благо времени для этого было достаточно. Отдыхал, приходил в себя. Готовился к новым разборкам.

Тем более что руку Анчар мне вправил, обложил какими-то листьями, перевязал. И я скоро забыл про нее.

– Ты куда? – теперь уже я сонно спрашивал Женьку по утрам, когда она выбиралась из-под шкуры.

– За водой, – чаще всего был ответ.

Она брала ведро (хотя к тому образу

жизни, какой мы вели, больше подошел бы крутой кувшин на плече) и уходила к недалекому водопадику с хрустальной (или кристальной, ледяной, во всяком случае) водой, низвергающейся с заснеженных горных круч.

Набрав воды, Женька мужественно и отважно принимала душ и возвращалась в пещеру – свежая, бодрая и холодная. Бралась за приготовление завтрака: разогревала остатки ужина, поджаривала хлеб – сбылась мечта…

К этому времени обычно возвращался с охоты Анчар. И, как правило, приносил что-нибудь вкусненькое к обеду: либо козленка, либо пару куропаток, пробитых одной стрелой, либо сумку грецких орехов. А в один день притащил охапку форели. Еще трепещущей в мокром мешке.