Волшебники Гора

— Отдайте мне мою вуаль! — потребовала женщина, выходя вперёд.

Как только я вручил ей столь ценный для неё лоскут ткани, она сразу отвернулась, приспосабливая его на место.

— Поднимите мой кошелёк, — сказала она, всё так же стоя спиной к нам. — И отдайте его мне.

Кошелёк я поднял, но отдавать не спешил. Я присмотрелся к группе мальчишек, которые удалившись от нас ярдов на сорок собрались вокруг Деция, баюкавшего свою руку. Нисколько не сомневался, что запястье его всё ещё болело.

— Отдайте мне мой кошелёк! — потребовала женщина.

Но я не ответил, глядя в сторону группы мальчишек. Запястье Деция сломано не было, да я и не собирался этого делать. То один, то другой из них время от времени посматривали в нашу сторону. Честно говоря, я сомневался, что они решаться возвратиться, хотя был уверен, что Марк, возможно, только приветствовал бы это. Его меч всё ещё был обнажён. Также, я не думал, что теперь их заинтересует дальнейшее преследование женщины.

Внезапно я почувствовал, что рука женщины вцепилась в кошелёк, и моя собственная рука, почти автоматически сжалась. Её глаза, сердито сверкнули поверх непрозрачной уличной вуали, уже закреплённой на своём законном месте.

— Отдайте его мне! — потребовала она.

— Похоже, зря мы вмешались, — сухо сказал Марк, вбрасывая меч в ножны.

— Отдайте, это моё! — снова потребовала женщина.

— Вы невежливы, — сообщил я женщине, пытавшейся изо всех сил вытащить кошелёк из моей руки.

— Неужели Вы не благодарны? — осведомился я.

— Выражать благодарность унижает свободную женщину, — заявила она.

— Я так не думаю, — заметил я.

— Разве вам не платят за вашу работу? — спросила женщина.

— А разве Вы не благодарны? — вопросом на вопрос ответил я.

— Я не рабыня! — попыталась возмутиться незнакомка.

— Итак, Вы не благодарны, — сделал вывод я, поднимая руку с кошельком.

— Да, — зло проговорила она. — Я благодарна! А теперь, отдайте его!

— Ага, — усмехнулся я. — Значит, Вы можете оказаться рабыней.

— Нет! — воскликнула женщина.

— Что Ты думаешь об этой свободной женщине? — поинтересовался я у Марка.

Она сердито фыркнула, но кошелька не выпустила.

— Как по-твоему, она стала бы более воспитанной, — спросил я, — если бы была раздета?

— Думаю, да, — ответил мой друг, — особенно, если бы она была ещё заклеймена и в ошейнике.

— О да, тогда бы она точно изучила мягкость, в противоположность своей твердости, — не мог не согласиться я.

— Добиться этого было бы, прежде всего, в её интересах, — усмехнулся он.

— Точно, — кивнул я.

Женщина наконец выпустила кошелёк и отступила на шаг назад. Теперь её глаза были широко распахнуты.

— Возможно, она — одна из тех женщин, которых лучше держать в конуре, — предположил я, — и выпускать только тогда, когда потребуются её услуги.

— Ты имеешь в виду тот тип надменных шлюх, — уточнил юноша, — которые очень быстро теряют свою надменность, оказавшись в неволе?

— Пожалуйста, — сказала она. — Отдайте мои деньги.

Но я никак не отреагировал на её требование.

— Верните их мне! — сердито крикнула женщина.

— Неужели Вы не хотели бы изучить мягкость, вместо своей твердости? — спросил я, насмешливо глядя в её сердитые глаза. — Оказавшись в неволе женщины быстро учатся этому.

— Просто это в их интересах, — объяснил Марк.

— Правильно, — согласился я.

— Уверен, Вы задавались вопросом, каково это было бы, быть рабыней, не так ли? — поинтересовался у неё мой друг.

У дамочки даже дыхание перехватило. Слишком очевидно было то, что она рассматривала такие вопросы.

— Но тогда, Вы можете оказаться недостаточно привлекательной для того, чтобы быть рабыней, — предположил я.

Женщина промолчала, и я забросил её кошелёк себе под тунику.

— Ой! — вскрикнула незнакомка, когда я, шагнув вперёд, взял в руки её капюшон.

— Вот сейчас мы это и выясним, — усмехнулся я.

— Ой! — снова пораженно пискнула она, почувствовав, как Марк схватил и завёл за спину её руки.

Я отодвинул капюшон со лба и сбросил его за спину. Затем, резким рывком, сдёрнул её вуаль и всмотрелся в открывшиеся черты лица.

— Думаю, что Вы, как и большинство женщин, стали бы достаточно неплохой рабыней, — вынес я свой вердикт.

Женщина принялась извиваться, пытаясь вывернуться из захвата Марка.

— Подержи-ка её запястья, — попросил я парня, и быстро связал их за спиной её же собственной вуалью.

— Пожалуйста, — простонала она, вдруг осознав, что у нё нет никаких шансов скрыть своё лицо. — Позвольте мне скрыть себя. Работорговцы могут увидеть меня!

— А не надо было вызывать наше неудовольствие, — усмехнулся я.

Затем я вытащил из-под туники мешочек с монетами и швырнул его группе мальчишек, так и стоявших ярдах в сорока от нас. Их вожак ловко поймал кошелёк налету. Затем они дружно развернулись и убежали. Женщина ошеломленно уставилась на меня.

— У вас симпатичные губки Леди, — сообщил я ей. — Их было бы приятно обучать целоваться.

Из глаз женщины брызнули слезы.

— А чтобы Вы не вернулись домой слишком быстро, — усмехнулся я, — мы сейчас сделаем вот это.

Я присел перед ней и оторвал узкую полосу от подола её платья, недостаточную, чтобы оскорбить её скромность, например, выставив напоказ её щиколотки. Эту ленту я использовал в качестве пут, связав вместе её лодыжки, оставив, примерно пять дюймов слабины. Получилось нечто наподобие стреноживающих кандалов для рабыни.

— Она могла бы даже сейчас уйти за хорошую цену на рынке, — заметил Марк.

— В этом я уверен, — поддержал его я.

— Слин! — возмущённо крикнула женщина, связанная, но оставленная в одеждах сокрытия, поспешно семеня прочь от нас.

— Женщины Ара должны быть рабынями, — заявил Марк, глядя ей вслед.

— Да, — согласился я, в частности думая об одной из них.

— Это могло бы очень улучшить их, — добавил он.

— Это точно, — не мог не признать я.

Рабство, конечно, может очень улучшить любую женщину. Это, прежде всего, связано с психологическим диморфизмом человеческих существ, с тем, что чувство удовлетворения женщины связано с её подчинением и зависимостью от сильного мужчины.