Волшебники Гора

— Могу себе представить его беспокойство, — усмехнулся я в ответ, — относительно того, получит он разрешение или нет.

— Слава Косу! — рассмеявшись, крикнула она.

Но, ни Марк, ни я сам, ни кто либо ещё из присутствовавших, не повторили этого лозунга.

— Наверное, Ты не всегда в настроении, — предположил я.

— Конечно, — кивнула рабыня.

— А ещё, иногда Ты бываешь утомлённой, — угадал я, — или мучаешься от головной боли?

— Да, — ухмыльнулась она. — Но вообще-то я не нуждаюсь в оправданиях!

— Понятно, — протянул я.

— Иногда, — заявила эта нахалка, — я отказываю ему, чтобы добиться чего-нибудь, наказать или преподать урок.

Снова засмеявшись, она бросила многозначительный взгляд на других девушек, стоящих на коленях позади неё. Парочка из них смотрели на неё снизу вверх и заискивающе улыбались.

— Понимаю, — кивнул я. — И как часто твой хозяин принимает во внимание твои отговорки.

— Последнее время не всегда, — сердито скривившись, признала она.

— А Ты в курсе, что он может продать тебя? — поинтересовался я.

— Он не посмеет так со мной поступить, — заявила девушка.

— Но Ты знаешь, что такие полномочия у него есть, не так ли?

— В некотором смысле, — буркнула она.

— В самом полном из всех смыслов, — заверил её я.

— Да, — вынуждена была признать рабыня, немного отступая назад.

— А знаешь ли Ты, что он может сделать с тобой всё, что ему захочется? — спросил я.

— Да, — снова согласилась она.

— Интересно, — покачал я головой.

— Вы говорите так, словно забыли о внесённых законах об уважении! — попыталась возмутиться невольница.

— А разве их приняли? — осведомился я.

— Их должны были принять! — воскликнула она.

Толпа на её заявление ответила недовольным ропотом.

— Мой владелец, — продолжила девушка, — человек свободных взглядов, благородный и просвещённый! Он принимает эти законы, или законы подобные им, постольку, поскольку о них было объявлено советом и провозглашено самой Убарой!

— Вообще-то слова Убары звучали иначе, — заметил я, — по крайней мере, так сообщалось на вот этих досках сообщений. Смысл заявления был примерно следующий: «рабыни должны быть послушными и стараться угождать своим владельцам».

— Это правильно, — буркнул стоявший рядом мужчина, — иначе Ар уже полыхал бы в огне бунта.

— Я ничего не знаю о таких заявлениях, — надула она губы.

— Ты довольна своим владельцем? — полюбопытствовал я.

— Он благородный, добрый, великодушный и просвещённый, — ответила она.

— Но Ты кажешься мне озлобленной и неудовлетворённой, — заметил я.

— Я? — удивилась рабыня.

— Да, — кивнул я. — Правда ли, что Ты так уж довольна и счастлива?

— Конечно! — сердито буркнула она.

— Как долго Ты находишься в рабстве? — уточнил я.

— Два месяца, — ответила девушка.

— А как Ты стала рабыней? — поинтересовался я.

— Наёмники схватили меня в моём доме на окраине, — пожала она плечами. — Меня и многих других. Безо всякого предупреждения.

Я понимающе кивнул. Подобные ситуации случались довольно часто. Солдаты, чаще всего поздно вечером, появляются на улицах с верёвками, врываются в дома, выводя своих пленниц в самой разной степени одетости, от ночных комбинаций до полностью голых к ожидающим их фургонам.

— И у тебя был всего один владелец? — заключил я.

— Да, — кивнула девушка. — Он был тем, кто искал моей руки в качестве его свободной компаньонки, но чьи постоянные претензии я последовательно отвергала.

— А теперь, значит, Ты — его рабыня? — уточнил я.

— Да, — признала невольница.

— Скорее это он твой — раб, — засмеялся кто-то в толпе.

— Ну, если Вы так говорите, — развела она руками, подняв волну гнева в толпе мужчин.

— Как тебя зовут? — поинтересовался я.

— Леди Филомела, — представилась рабыня, и добавила: — из Ара.

— Ты — рабыня, — напомнил я.

— Тогда, Филомела, — пожала она плечами, но снова добавила: — из Ара.

— Из Ара? — прищурившись, переспросил я.

— Тогда, просто Филомела, — раздражённо пробурчала нахалка.

— И тебе можно дать любое имя, которое понравится твоему хозяину, — напомнил я.

— Да! — вынуждена была признать раздосадованная Филомела.

— Можешь сказать, почему Ты такая несчастная? — спросил я.

— Я счастлива! — закричала она.

— Я вижу, — усмехнулся я.

— А теперь, я ухожу, — заявила рабыня.

— Правда? — бросил я.

Девушка повернулась, чтобы уйти, но в стене мужчин не оказалось ни малейшей щели, куда бы она могла проскользнуть, и никто из них даже не подумал посторониться. Тогда она снова развернулась лицом ко мне.

— Теперь я могу пройти? — с вызовом осведомилась она.

— Подойди сюда, — указал я на место перед собой.

Филомела удивлённо уставилась на меня.

— Сейчас же, — добавил я, но она по-прежнему не двигалась.

Однако стоило мне щелкнуть пальцами, и она поспешила, сердито пыхтя, встать рядом со мной. Девушка замерла почти вплотную мне, и это всколыхнуло во мне довольно приятные ощущения. Меня словно захлестнуло энергией собственничества и мужественности. Хорошие такие, надо признать ощущения, сильные. А ведь она всего лишь встала рядом, посмотрела на меня, а затем, быстро отвела взгляд. Из толпы послышались понимающие смешки. Многие заметили, как задрожало её тело и как покраснело её лицо.

— Ощущаешь ли Ты в себе рабские эмоции? — осведомился я.

— Нет! — мотнула головой Филомела.

— Повернись кругом, — приказал я. — Руки держи по бокам.

Обоими руками я перекинул волосы девушки вперёд, обнажив её ошейник, оказавшийся стандартным и весьма распространённым в северном полушарии, плоским, узким, лёгким, крепким и плотно прилегающим к шее. Я не счёл нужным читать гравировку на ошейнике. Её хозяин оказался слабаком, а потому мне было совершенно не интересно его имя. Ошейник был заперт сзади на маленький, но крепкий замок. В этом тоже не было ничего особенного, довольно распространённая конструкция, привлекательно смотревшаяся на ней, впрочем, как и на любой другой женщине.