Волшебный десерт для мага. Я (не) твой сахарок!

Затем пришёл черёд внешности. Я набрала ванну, налив в воду специально приобретённую в лавке травника настойку огнецвета, о коварных свойствах которой мне рассказывала ещё тётка, когда приезжала в наш уютный дом на праздник Смены времён.

— Смотри не переусердствуй, — заявила она, увидев пузырёк с настойкой на моём туалетном столике. — Кожа сиять будет, это да, но если пересидеть несколько секунд, то по всему телу такая стойкая рябь пойдёт, пару недель минимум будешь бегать пеструшкой.

— Рябь? Веснушки что ли? — уточнила я, с опаской отставляя бутылочку от остальных «средств красоты».

— Они самые, — усмехнулась тётка. — У меня барышни благородные частенько это средство берут, соперницам в подарок перед балом или другим торжеством, куда молодые люди стекаются судьбу свою устраивать.

Соперница у меня тогда была одна, пресловутая Нинель, усыпанная этими самыми веснушками с головы до ног без всякого огнецвета и совсем по этому поводу не переживавшая, так что… Настойку я убрала от греха подальше, а вот информацию запомнила и сейчас использовала по назначению.

Забравшись в наполненную ванную, коротко выдохнула и… нырнула в воду с головой. Секунда… две… десять. С шумом вынырнула, жадно хватая ртом воздух и отплёвываясь от горько-сладкого привкуса воды. Ди всё это время тихо сидела в уголке, оперение её переливалось всеми оттенками радуги, излучая мягкое свечение. Оглядев меня, птичка покачала головой:

— Права была твоя тётка… А мы соль переводили, хлебцы портили…

Я вылезла и проскользила до зеркала по мокрому полу. Так и есть. Моя кожа стала белее, но при этом покрылась сотнями тысяч веснушек, словно южное ночное небо звёздами. Я приблизила к зеркалу лицо и медленно провела кончиками пальцев по рыжей россыпи на носу.

— А тётка-то у меня… само коварство, — прошептала, не сдержав восхищения в голосе.

— Вот и я говорю, — поддакнула Ди.

После намазала волосы специальным порошком, получив на выходе яркий медно-рыжий оттенок, высушила и заплела косы. Надев выцветшее светло-серое платье, снова раскрыла книгу, что досталась мне от ба. Оставалось одно нерешённое дело. Диди.

Я никак не могла оставить птаху в Рейвенхилле. Она была частью меня, моей силы и дара. О том, чтобы ввязываться в столь опасное предприятие, оставив Ди в другом городе, не могло быть и речи, поэтому нам нужно было её видоизменить, и я очень боялась, что сил на это мне не хватит.

— Не бойся, — успокаивала меня птаха. — Если что, перекрасишь меня в ворону. Смотри, как у тебя хорошо получается.

Я усмехнулась и открыла книгу на нужной странице. Ворона… она-то нам и нужна.

— Послушай, Ди, — обратилась я к моей подросшей наперснице, начертив в воздухе символ обращения. — В кого бы ты не превратилась, я буду тебя любить и никогда не брошу.

И у нас получилось! Ну, как получилось… Ди больше напоминала взъерошенную галку, у которой на одном из крыльев красовались подозрительно радужные перья. Однако вид королевской птички она потеряла, а перья…

— Не смей! — попыталась Ди увернуться от моего творческого порыва. — Оставь мне хоть что-то красивое!

— Ну конечно! — достала я мешочек с басмой. — А потом нас всех прикопают в мрачном подземелье, а ты пойдёшь на бульон! Иди сюда!

Вскоре всё было готово. Я написала Агнии записку, что по делам наследства — легенда, придуманная специально для непосвящённых знакомых и клиентов — пришлось уехать раньше запланированного. Потом собрала вещи и вышла в ночь. За углом уже ждал нанятый экипаж, а утро я встретила уже в Брейвиле.

Столица потрясала своим великолепием. Величественные здания, широкие мощёные улицы, огромные дилижансы и невероятной красоты кареты. Я смотрела по сторонам в немом восхищении. Только подумать, если бы жизнь бабушки сложилась по-другому… я гуляла бы с ней по этим улицам и паркам, а может, и мама была бы с нами, но…

В назначенное время я неуверенно открыла дверь конторы, занимавшейся подбором персонала в богатые дома и императорские резиденции. Амелия сказала, что Эрнет Хантли будет ожидать именно там, и была права. Журналист нетерпеливо поглядывал на часы, однако узнал меня не сразу.

— Какой… занимательный маскарад, Вероника, — наконец сдержанно отметил он, принимая из моих рук заготовленную в качестве доказательства коробочку трюфелей с ромом и дроблёным орехом.

— А что делать, господин Хантли… — картинно вздохнула я. — Если бы мы с Винсом знали, что наша любовь подвергнется таким испытаниям! Если бы мы только знали… Надо было бежать, но счастье сделало нас беспечными… И вот…

Я снова вздохнула, а Эрнет бросил быстрый взгляд на часы. Времени слушать мои душевные терзания у него явно не было.

— Мне очень жаль, что так вышло, Вероника, однако… Госпожа Ватерфран слегка изменила расписание приёма, — объяснил мужчина спешку. — Ещё минута, и нам придётся ждать до завтра.

До завтра я ждать никак не могла, а поэтому засеменила следом по длинному узкому коридору с множеством маленьких безликих дверей.

Собеседования не было. Меня осмотрели, сняли мерки и задали пару вопросов о цели поиска работы. После направили в отдельный кабинет, где выдали форменное платье с эмблемой конторы и рекомендации.

— Завтра подойдёте в кабинет номер десять. Там заберёте бумагу с печатью и сядете в дилижанс до особняка семейства Бранс, — отчеканила женщина, проводив нас с Хантли в коридор. — Работа не пыльная, но бездельничать не придётся.

— Работать я привыкла, госпожа, — заявила, копируя речь нашей кухарки. — Что ни день, то спина вон! Уж я постараюсь, госпожа.

Хантли кинул на меня нечитаемый взгляд, а хозяйка агентства едва заметно покачала головой и обратилась уже к журналисту:

— Я привыкла доверять вашим рекомендациям, Эрнет.

— И я не привык ими попусту разбрасываться, госпожа Ватерфран, — кивнул Хантли, и они попрощались.

Мы молча дождались, пока женщина скроется в кабинете, и вышли из здания, а затем я повернулась к мужчине и искренне поблагодарила за помощь.

— Зачем вам этот маскарад, госпожа Нэвис? — внезапно тихо спросил он, а я мгновенно ощутила себя как на допросе. — Бросаете своё дело, меняете внешность, ищете работу прислуги, и всё это ради… любви? — мужчина подозрительно прищурился. — Только ли это вами руководит?