Волшебный двурог

— Пятьдесят? — переспросил Илюша, решив, что Радикс смеется над ним.

— Именно пятьдесят! Он один представлял собой целую академию, и, кроме того, с ним связываться но стоило еще и потому, что у него было сто рук.

— Как — сто рук?

— Ну, а как же иначе? На каждую голову две руки! Самое простое умножение. Это, видишь ли, относится еще к тем стародавним временам, когда существовали те сказки, которые называются мифами, и люди верили им.

Но в эту минуту совсем рядом раздались такие пронзительные, протяжные и горькие вздохи, что Радикс остановился и посмотрел в ту сторону.

Перед ними стоял Уникурсал Уникурсалыч, и на его личике было написано полное уныние.

— Я, — произнес Командор Ордена Семи Мостов, ломая руки, — в полнейшем отчаянии… я…

— Надеюсь, — прервал его обеспокоенный Радикс, — ты не собираешься произнести перед нами речь?

— О черствые сердца! — отвечал Доктор Четных и Нечетных Узлов. — Я пришел за утешением и не собираюсь произносить речь. Но я сочинил речь, полную удивительных цветов красноречия. И вот она-то и привела меня в отчаяние…

— Хорошо, что только тебя! — пробормотал Радикс.

— О пресветлая богиня Лилавати! — воскликнул Магистр Деревьев. — Не перебивай меня, неблагодарное чудовище, а выслушай своего собрата, попавшего в беду.

— В чем же дело? — нерешительно спросил Илюша.

— В том, — произнес похудевший от огорчения Уникурсал Уникурсалыч, — что я сочинил замечательную речь. Она была посвящена… Чему это она была посвящена?.. Вот не могу припомнить! Впрочем, не в этом дело… Речь была обдумана, переписана. Мало этого, все было в замечательном порядке, то есть, во-первых, каждое слово из моей замечательной речи состояло из одиннадцати букв. Затем в каждой строке было тринадцать слов. Наконец, на странице было тридцать семь строк. Возможно, что это было несчастное число.

— А встретил ли ты хоть одно счастливое число? — спросил Радикс.

— Где там! — отвечал, опустив голову, Кандидат Тупиковых Наук. — Слушай, что было дальше. Я обдумывал эту речь

— 147 —

три дня. Я ее переписывал трижды. Я произнес ее трояко, то есть три раза по-разному, в смысле выражения, логических ударений, ораторских жестов и соответственного выражения лица…

— А перед кем же ты ее произносил?

— Перед зеркалом, — отвечал, горестно вздыхая, командор. — Это-то, может быть, и была моя главная ошибка, но дело в том, что я никого не мог застать дома…

— Еще бы! — опасливо вставил Радикс.

— Но опять-таки не в этом дело. Скажи мне, пожалуйста, сколько же это выйдет, если у меня в каждом слове одиннадцать букв, в строке тринадцать слов, на странице тридцать семь строк, а я обдумывал ее три дня, переписывал трижды и произнес вслух трояко?

— Что выйдет? — изумленно воскликнул Илюша, не веря ушам своим.

— Всего! — воскликнул в отчаянии Уникурсал Уникурсалыч.

— Я думаю, — сказал после краткого размышления Радикс, — что он хочет уверить нас, что обдумывал каждую букву. И теперь, по-видимому, спрашивает, сколько всего различных операций было произведено над каждой буквой.

— Дай мне руку! — вскричал магистр. — Ты угадал!

Илюша взял мел и перемножил 27 · 11 · 13 · 37. Вышло 142857.

Уникурсал Уникурсалыч горестно взглянул на Илюшин результат.

— Вот именно. И у меня то же самое получилось.

— Ну, так в чем же дело? — спросил Илюша. — Чем же вы так огорчаетесь?

— Дело в том, — начал снова замогильным голосом командор, — что я имел в виду напечатать ее, дабы всякий мог прочесть эту речь, трактующую о значении… Вот не могу только вспомнить, о значении чего там говорилось!.. Я решил сперва напечатать ее в трех экземплярах, ибо я обдумывал ее три дня, переписывал трижды и произносил трояко. Но мне показалось, что, пожалуй, это будет слишком однообразно, и я отнял от этого числа единицу. Но когда у меня таким образом получилось два экземпляра, я подумал, что самое умное — перемножить два и три, и вышло шесть экземпляров. Потом я рассудил, что ведь можно поступить и проще, то есть умножить два на два, и тогда получается четыре экземпляра. Затем я добавил к получившейся цифре для красоты единицу, и вышло пять экземпляров. Но тут я догадался, что все это было неправильно, а на самом деле надо возвести два в третью степень. И я решил напечатать восемь экземпляров. И вот

— 148 —

только тут я сообразил, что можно поступить гораздо умнее, другими словами — умножить три на три, так как девять, несомненно, будет самым подходящим числом экземпляров, ибо ведь девять — это трижды три, а я обдумывал мою речь три дня, переписывал ее трижды и произносил трояко, как это я вам только что повторил в четвертый раз и, по-видимому, опять без всякого толку!.. Когда же я дошел до девяти, то тут мне стало ясно, что десять гораздо более круглое число. Тогда я не понял, какое это было страшное предзнаменование!.. Вы сейчас и сами увидите, до какой бездны отчаяния может довести человека круглое число! Однако мне что-то шепнуло, что это очень опасно, и я из осторожности решил добавить к десяти единицу, просто для симметрии. Когда же я это сделал, то из-за какого-то неопределенного опасения решил еще удвоить это число, а для красоты добавить еще единицу. Однако, когда я сосчитал, сколько раз менял решение, оказалось, десять раз, а так как круглое число внушало мне смутный ужас, то я решил отнять у последнего числа единицу, потом умножить его на четыре, а затем снова добавить для красоты единицу…

Тут Уникурсал Уникурсалыч остановился, вытер пот со своего измученного столь сложными расчетами чела и еле вымолвил:

— Уф, прямо замучился! Так вот, весь вопрос заключается в том, сколько же теперь должно получиться…

— Понять все равно ничего не возможно, — сказал Радикс. — Его загадочная речь состоит из одних «отчего» и «почему», а о том, «что» здесь имеется в виду, он ни словом не упоминает, поэтому не стоит и голову ломать. В общем, он хочет умножить сто сорок две тысячи восемьсот пятьдесят семь еще на что-то. Попробуем понять хоть это.

— Не на «что-то», а на множители — 3, 2, 6, 4, 5, 8, 9, 10,11, 23 и 89. И всё!

— Что же тут трудного? — спросил Илюша.

— Трудного ничего нет. Но самое ужасное заключается в том, что на что ни множь это проклятое число, получается все то же самое. В нем есть какой-то центр. Какой? Не могу понять. И вот вокруг него-то это заколдованное число и вертится, как колесо!

Тут Уникурсал Уникурсалыч на минутку выскочил и быстро прикатил здоровенное колесо, на котором было написано злополучное число.

Против начальной единицы командор поставил на стене мелом крестик.

— О ты, очаровательный отрок, постигший таинства умножения! Ну-ка, давай умножать.

— 149 —

Илюша начал множить 142 857 на три. Получилось 428 571.

Командор повернул влево свое колесо на одну цифру. Действительно, против крестика теперь стояла четверка, а все остальное шло тем же порядком.

Илюша посмотрел недоуменно на колесо и начал множить на два. Вышло 285 714. Командор передвинул колесо еще на одну цифру. И опять дальше все пошло в том же порядке.

Илюша помножил на шесть. Вышло 857142. Колесо подвинулось еще на одну цифру. Помножили на четыре. Получилось 571428. Колесо снова повернулось на одну цифру. Помножили на пять. Вышло 714 285.

— Видишь! — вскричал, вытаращив глаза, Уникурсал Уникурсалыч. — Разве это число? Ты множишь, стараешься, обливаешься потом, а оно вертится да вертится!

— Ну, дальше ему уже вертеться некуда, — заметил Илюша.

— Как бы не так! Ты посмотри, что дальше будет.

Илюша умножил на восемь. Вышло 1142 856.