Волшебный корабль
Шрифт:
Внутри форпика было так же темно и так же воняло, как и когда он сам жил здесь. Ему пришлось растолкать двух спящих матросов, пока наконец попался достаточно трезвый, который и указал ему, где Альтия. Девчонка, оказывается, угнездилась в уголке, где, по его мнению, и крысе было бы не повернуться. Взяв огарок свечи, он наполовину ощупью пробрался туда и принялся трясти Альтию за плечо. Она разразилась руганью и попыталась отделаться от него, но он все-таки ее разбудил.
— Идем в мою каюту, юнга, да подбери сопли — будем голову тебе зашивать! Еще не хватало, чтобы ты на неделю в постель с лихорадкой залег. Живо, живо! У меня на тебя лишнего времени нет!
Он скрывал владевшее им беспокойство, что было мочи напуская на себя раздраженный
— Дверь-то закрой! — рявкнул он. — И так холодно!
Она тупо и безразлично повиновалась.
Как только дверь затворилась, он быстрым движением задвинул засов. Потом обернулся, схватил Альтию за плечи — и еле удержался от того, чтобы не встряхнуть ее хорошенько. Но не встряхнул. Лишь силой усадил на свою койку.
— Что за дурость? — прошипел он, вешая куртку на гвоздь. — Почему не сказала, что ранена?
На самом деле она говорила ему… Он наполовину ждал, что именно так она ему и ответит, но она только подняла руку к голове и пробормотала:
— Я так вымоталась…
Никогда еще крохотная каюта не казалась ему такой тесной. Чтобы добраться до врачебного сундучка, пришлось перегнуться через ее ноги. Все же он дотянулся, вытащил необходимое и бросил на койку подле нее. Поднес поближе фонарь… Альтия вздрогнула, когда он начал ощупывать ее голову и раздвигать густые темные волосы, пытаясь найти кровоточащее место. Кровь, кстати, продолжала лениво сочиться. Он сразу перепачкал пальцы и сказал себе: «Такие раны всегда обильно кровоточат. Я давно это знаю. Я ни о чем не волнуюсь!»
Но — волновался. Причем совершенно безбожно. И в особенности от того, что взгляд у Альтии был нехорошо рассредоточенный…
Он предупредил ее:
— Волосы выстричь придется.
Он ждал, что она примется возражать, но она лишь пробормотала:
— Валяй… если надо.
Он пристально посмотрел на нее:
— Так сколько раз тебя огрели?
— Дважды… кажется.
— Расскажи, как это было. Вообще расскажи все, что помнишь.
Она стала говорить. То связно, то не очень. Он тем временем взял ножницы и принялся выстригать волосы около раны. История, которую излагала Альтия, не давала ему повода гордиться собственной сообразительностью. Скорее наоборот. Все сходилось на том, что на них с «юнгой Эттом» с самого начала положили глаз цапуны. И, если бы не счастливая случайность, — сидеть бы им сейчас обоим в темном трюме «Резвушки», да пожалуй что в кандалах… Рана, которую он обнаружил у Альтии в волосах, была с его мизинец длиной. Кожа отставала от черепа, если потянуть за косичку. И кровь продолжала слабо сочиться даже после того, как он отчекрыжил изрядное количество прядей по сторонам. Он вытер все тряпочкой.
— Придется зашивать, — сообщил он Альтии. Ему все больше плохело и от последствий отравы, и от мысли о том, что вот сейчас придется протыкать иголкой ее кожу. По счастью, у Альтии, похоже, тумана перед глазами было еще больше, чем у него самого. Зелье, подмешанное цапунами им в пиво, действовало на совесть…
Щурясь на мерцающий желтоватый свет фонаря, он кое-как продел в кривую иголку тонкую нитку. Пальцы, огрубевшие от мозолей, едва ее осязали. Ко всему прочему нить была скользкая. «Сколько лет я штопаю одежду и чиню паруса?… Значит, и тут справиться должен…»
— Сиди смирно! — предупредил он ее, без особой, впрочем, нужды. И опасливо приставил острие иглы к ее коже. «Надо протыкать неглубоко, а то потом будет не вытащить…» Он слегка надавил на иглу. Она и не подумала втыкаться, лишь сдвинула весь кожный лоскут. Он надавил сильнее.
— Ой! — вскрикнула Альтия. И отшвырнула его руку. — Ты что там творишь?
Она повернулась и свирепо уставилась на него.
— Я же сказал тебе. Рану надо зашить.
— А-а… — и добавила, помолчав: — Я, верно, прослушала. — Она потерла глаза, потом потянулась к затылку,
чтобы осторожно пощупать. Потом жалобно протянула: — Кажется, действительно шить надо… — Крепко зажмурила глаза, потом попробовала проморгаться. И посетовала: — Ни тебе как следует проснуться, ни сознание потерять! В тумане каком-то плаваю, чтоб его…— Дай посмотрю, что у меня там найдется… — И, припав на колено, он снова начал рыться во врачебных припасах. — Да они годами лекарства не покупали! — проворчал он недовольно. Альтия заглядывала в короб через его плечо. — Половина коробок вовсе пустые. Травы, которым положено быть бурыми или зелеными, аж посерели от древности. А плесенью-то воняет…
— Может, так и положено, чтобы воняло? — предположила она. Он буркнул:
— Понятия не имею.
— Дай я сама посмотрю. Я на «Проказнице» всегда покупала снадобья, когда мы причаливали. — И она оперлась на его спину, чтобы получше рассмотреть содержимое короба. Посмотрела на свет несколько пузырьков и отставила их в сторонку. Открыла крохотный горшочек и неодобрительно сморщилась от незнакомого запаха. Вновь закрыла крышечку. — Ничего полезного, — вынесла она приговор. И плотнее устроилась на койке: — Ладно, шей так, а я буду держать. Постараюсь не очень вертеться…
— Погоди-ка, — проговорил Брэшен без особой охоты. Дело было в том, что он приберег кусочек циндина. Не очень большой кусочек, но все-таки способный скрасить ему какой-нибудь особо мерзопакостный день. Он вынул его из кармана куртки и смахнул приставшие крошки. Он показал кусочек Альтии и разломил его надвое, пояснив: — Циндин. Поможет проснуться… и подбодрит. Смотри, как это делается.
И он сунул катышек за губу, придавив языком. Во рту разлилась знакомая горечь. «Да… Если бы не вкус циндина, я бы, может, ту пакость в пиве и распознал…» Гадать было все равно без толку. Он отодвинул циндин подальше от уже полученного и саднившего ожога.
— Сначала будет очень горько, — предупредил он Альтию. — Это из-за полыни, которую туда добавляют. Чтоб соки в тебе быстрее бежали…
Она с большим сомнением взяла предложенный кусочек и положила в рот. Сморщилась… потом стала ждать глядя ему в глаза. И спросила:
— Жжет… так и положено?
Он кивнул:
— Крепкое зелье попалось. Двигай его во рту, не держи на одном месте подолгу. — Выражение ее лица начало постепенно меняться, и он почувствовал, как по его собственной физиономии расползается ответная улыбка: — Ну как? Ничего?
Она негромко рассмеялась:
— И быстро подействовало…
— Так же быстро и кончится. Честно говоря, я не сталкивался, чтобы он кому-нибудь навредил… Если только прямо на вахте не начинали жевать.
Было видно, как неуклюже с непривычки она двигает горький катышек за губой.
— Мой отец всегда говорил, что люди балуются циндином в ущерб сну. И потом заступают на вахту, а у самих глаза слипаются. Если же действие циндина еще продолжается, моряки делаются слишком самоуверенными и только и делают, что понапрасну рискуют… «Рисковые ребята весь корабль губят». Он любил это повторять…
— Я помню, — кивнул Брэшен. — Пока плавал на «Проказнице», Альтия, ни разу не прикасался к циндину. Я слишком уважал твоего отца и не пробовал его обмануть.
Они помолчали. Потом она вздохнула:
— Ладно… Шей, что ли.
— Сейчас. — И он снова взял в руки нитку с иголкой. Альтия следила за ней глазами. Уж не слишком ли пробудил ее циндин?… — Тесно тут у меня, — пожаловался Брэшен. — Вот что, ложись-ка на койку и поверни голову. Вот так… очень хорошо… — И он присел на корточки рядом с койкой. Так действительно было лучше: он мог видеть, что делает… ну, почти. Он снова промокнул слабо сочившуюся кровь и вынул из раны несколько прилипших волосков. — Теперь держи кожу… Нет, не так, а то я тебе пальцы к затылку пришью… Давай покажу. — Он расположил ее руки так, чтобы было удобнее шить, а его собственное запястье вовсе не случайно мешало ей подглядывать за его работой. — Ну, терпи. Постараюсь побыстрее управиться…