Волшебный вкус любви

Сречко не желал уходить и цеплялся за косяки, а Лелик забавно ругался на него, пытаясь одновременно собрать со столов пустые бутылки.

— Не волнуйтесь, Алексей Аркадьевич, сказала я. — Везите его домой, а я тут уберу.

— Справишься? — он окинул взглядом заставленную тарелками и бокалами барную стойку.

— Обижаете, — протянула я. — Что тут убирать-то? Тарелки и бокалы в посудомоечную машину, столы протереть, запустить пылесос. Полчаса дел.

— Пылесос брось, — велел Лелик. — Завтра уборщиц пораньше пришлю. А за остальное — буду благодарен, Даша. Да спокойно ты, алкашик! — прикрикнул он на Сречко, который хотел лечь спать прямо на полу.

Он вытолкал Сречко вон, и я смотрела в окно, как они садились в такси — Лелик пытался засунуть длинноногого повара в салон, а Сречко упирался. Я от души посмеялась, пока они возились, вызывая недовольство таксиста, а когда автомобиль уехал, заперла двери и приступила к уборке.

Я перемыла посуду, протерла столы и погасила верхний свет. Теперь горели только матовые светильники на стенах, создавая интимный полумрак. Я села за тот столик, за которым когда-то сидела Эльвира Равшанова, предлагая Душану свою визитку. Без сомнения, очень приятно чувствовать себя богатой. Тогда и предательство мужчин переживаются легче.

Вот сейчас Богосавец со своей Лилей. Потому что деньги — они к деньгам, как и красота к красоте. Они оба — успешны, популярны, всего достигли. Им вряд ли кто-то нужен. И они вряд ли позволят кому-то снизу попасть в их блистательный мир.

— Между прочим, жду уже двадцать минут, — сказала я, изображая капризную богатую клиентку (а на таких я насмотрелась за время работы в «Белой рубашке»). — Вы знаете, сколько стоит мое время, шеф?! Мое время — оно бесценно! — войдя в роль, я даже начала немного грассировать, как Эльвира. — И вообще, мне не хочется ничего из того, что предлагают. Все такое тяжелое… А я сейчас на диете… сделайте мне, — я словно перелистнула меню, — салат из авокадо. Да, именно. Авокадо ломтиками, немного лимонного сока, и коктейль из креветок, пожалуй… А почему креветки недостаточно приправлены?! Вы разочаровали меня, шеф Богосавец. Либо это готовили не вы, либо вы потеряли чувство вкуса…

— В самом деле? — раздался голос шефа от дверей.

Испуганно оглянувшись, я увидела, что у порога стоит Богосавец.

Злой, без галстука, рубашка расстегнута на четыре верхние пуговицы.

Я и не слышала, как он вошел, а вот он, кажется, слышал, как я валяла тут дурака. Вернее, дурочку.

Богосавец подошел к столику, и оперся на него, нависнув надо мной.

— Забавляешься? — процедил он сквозь зубы.

— Простите, шеф, — я запоздало вскочила. — Я тут все убрала… Лелик… то есть Алексей Аркадьевич увез Сречко…

— Значит, шеф потерял вкус? — спросил Богосавец, словно я говорила не с ним, а с зеркальной стеной.

— Вовсе нет… — забормотала я, но тут он взял меня за плечо, притянул к себе, и поцеловал.

11. Тело и дело

Поцелуй имел привкус дорогого коньяка и лимона.

«Господи, ну зачем закусывать коньяк лимоном?!» — успела подумать я, а потом никаких мыслей не осталось, потому что шеф положил руку мне на затылок, нащупал и выдернул китайскую шпильку из моих волос, и бросил ее на пол.

Богосавец целовал меня медленно, словно пробуя на вкус. И, судя по всему, то, что он пробовал, нравилось ему всё больше и больше, потому что поцелуй становился жарче, обжигая уже не только губы, но и сердце, и саму душу. Я чувствовала, как мужская рука зарылась в мои волосы, освобожденные от заколки, пропуская пряди между пальцами, лаская, играя локонами… Пьянящее, волшебное чувство! Как будто Золушка в одно мгновение превратилась в принцессу, и прекрасный принц заметил ее на балу.

Богосавец оторвался от моих губ, но только для того, чтобы прошептать хрипло:

— Даша… Дашка… — и опять увлечь меня головокружительным поцелуем.

Руки его оказались на моей талии, и я сама обняла его за шею, привстав на цыпочки, чтобы ему легче было целовать меня и обнимать. В следующую секунду шеф поднял меня легко, как пушинку, и усадил на стол, одним движением заставив развести колени.

Все это совсем не походило на «дело важнее тела», но когда Богосавец начал расстегивать пуговицы на моей белой рубашке, я не остановила его. Наоборот, выгнулась ему навстречу, и он нетерпеливо рванул ткань, выдирая оставшиеся пуговицы.

Снова хриплый шепот: «Даша…», — от которого меня словно пронзило электрическим током, а сердце готово было выскочить из груди.

А потом были другие поцелуи — короткие, жаркие… Богосавец целовал мое лицо, шею, губы, будто насыщался мною, утолял жажду.

— Я так хочу тебя, Даша… Дашка… — пробормотал он, прежде чем с новой силой наброситься на меня с поцелуями.

Он мог бы не говорить этого, потому что всё сильнее прижимался ко мне бедрами, показывая, как возбужден, и как желает продолжения.

Наверное, это был последний момент, когда я могла сказать «нет». Или хотя бы оттолкнуть его, изобразить смущение, гнев, удивление… Но я не сделала ни того, ни другого, ни третьего, и как в безумном сладостном сне смотрела на смуглую мужскую руку, накрывшую мою грудь.

Богосавец осторожно приласкал меня, будто спрашивая разрешения идти дальше, а потом оттянул указательным пальцем кружевную чашечку моего бюстгальтера. Когда ладонь коснулся обнаженной кожи, я не сдержала стона, и поняла, что ждала этого с того самого дня, когда увидела его наяву, а не на экране телевизора. Когда он указал мне на пятнышко сока на рубашке… Я ждала, что он поцелует меня, сорвет с меня рубашку, и пуговицы полетят в разные стороны, а потом он повалит на стол, превратившись из сурового мэтра кухни в мужчину, обезумевшего от страсти.

Но я и сама потеряла голову, отдаваясь его ласкам, его поцелуям… Пусть все это случится… Только бы он не останавливался…

– Как мило! — прозвучал насмешливый голос Лилианы. — Как чертовски мило!

Она стояла совсем рядом — через столик, и пристукивала каблуком, позванивая связкой ключей.

Я дернулась, пытаясь соскочить со стола и одновременно прикрывая голую грудь рубашкой, на которой были вырваны пуговицы. Богосавец тяжело вздохнул, но не отпустил меня, прижав к себе одной рукой.

— А я-то думала — куда ты так быстро от меня сбежал? — продолжала Лилиана с издевкой. Лицо у нее было красным и злым, и я впервые подумала, что ее миловидность — это результат искусного визажиста и умелого парикмахера. — Думала, ты тут изобретаешь новое блюдо для ресторана, а тебя… на сладенькое потянуло?

Я попыталась выскользнуть из объятий шефа, но он не пустил.

— Ты зачем пришла? — спросил он хмуро. — Мы с тобой все решили.

— Мы?! — нарочито изумилась она. — Ты решил, а не я. Так это из-за нее? — она смерила меня брезгливым взглядом. — Из-за поварихи? Ты променял меня вот на эту? У которой нет даже маникюра?