Воробей под святой кровлей

Как же случилось, что Болдуин Печ оказался в этой заводи, словно прибитая к берегу рыбина? Может быть, шел пьяный по берегу реки и упал в нее по неосторожности? Или вывалился из лодки, когда ловил рыбу? Или, на свою беду, столкнулся в темном переулке с разбойником, который скинул его в воду, польстившись на содержимое его кошелька? По ночам это порой случалось даже в таком добропорядочном городе, как Шрусбери, и, кажется, в мокрых волосах у него за правым ухом виднеется темный сгусток, как будто там была рана. Рваные раны на голове, как правило, обильно кровоточат, так что даже после нескольких часов, проведенных в воде, на голове утопленника могут сохраняться следы крови. Болдуин Печ был местный житель, нрав реки был ему достаточно знаком, чтобы относиться к ней с почтением, тем более что он и сам признавал себя неважным пловцом.

Кадфаэль выбрался из кустов на берег, откуда открывался широкий вид на реку вверх и вниз по течению, и был вознагражден за свои усилия: невдалеке он увидел плывущий посередине челнок-коракль. Гребец вел его против течения, то и дело лавируя вправо и влево, чтобы использовать каждый водоворот; челнок плясал на воде, словно осенний лист, но неуклонно продвигался вперед. Был только один человек, который так умело владел веслом и для которого река была словно раскрытая книга; впрочем, даже с далекого расстояния приземистая, темная фигура в челноке была слишком хорошо знакома Кадфаэлю, чтобы не узнать ее с первого взгляда. Хозяин покойницкой лодки Мадог был, как и Кадфаэль, валлийцем и пользовался славой лучшего лодочника в пределах двадцатимильного отрезка Северна. Прозвище свое челнок получил из-за того, что именно этот груз чаще всего доставалось ему перевозить, поскольку он лучше всех знал, в каких местах река выносит на берег тела пропавших людей, погибших от наводнения или от руки убийцы. На этот раз у него в лодке не было немого пассажира, привычный улов ждал его на берегу.

Кадфаэль давно знал Мадога. В его представлении этот человек так прочно был связан с утопленниками, что и на этот раз он бессознательно ждал его появления на месте происшествия. Кадфаэль окликнул лодочника и помахал ему рукой, и легкий, как перышко, челнок повернул в его сторону. Мадог узнал кричавшего и вскоре причалил к берегу, одним взмахом весла выведя свой челнок из главного русла, где стремительно и неудержимо в предательской тишине мчал свои воды могучий поток, обтекавший прозрачную и тихую заводь. Кадфаэль зашел по колено в воду, чтобы встретить челнок и придержать его за край кожаной обшивки, пока Мадог будет вылезать; тот ловко спрыгнул на берег и стал босыми ногами на землю.

— Я так и подумал, что это вы. Сразу догадался, чья это бритая лысина, — весело приветствовал он монаха, вытаскивая из воды и вскидывая себе на плечо легкую лодчонку, сплетенную из ивовых прутьев и обтянутую кожей. — Что там у вас стряслось? Уж я знаю, что вы по пустякам не позовете.

— Какие тут пустяки! — ответил Кадфаэль. — Кажется, я нашел то, что вы искали.

Мотнув головой в сторону лужайки над заводью, он без лишних слов пошел вперед, показывая дорогу. Подойдя к распростертому телу, оба остановились над ним в молчаливом раздумье. Мадог тотчас же обратил внимание на то, как лежит голова, и, обернувшись к реке, окинул взглядом песчаное дно под тонким слоем воды. Он увидел отпечатавшиеся на мягком дне очертания тела и отметил про себя напор свирепого потока, бегущего на расстоянии, равном приблизительно длине человеческого роста, мимо тихого затона.

— Ага, понимаю! Он упал в воду выше по течению. Пожалуй, что недалеко отсюда. На том берегу, немного выше того места, где мы стоим, у подножия замка очень сильное течение. Оно могло его подхватить и потом выбросить сюда именно так, как он лежит. Вес как раз подходящий, основательный, его и уткнуло головой в берег, и тут он и остался.

— Я тоже так подумал, — сказал Кадфаэль. — Вы как раз его искали?

Прибрежные жители обыкновенно сразу шли к Мадогу, если у них пропадал кто-нибудь из близких, и только потом к провосту или сержанту.

— Нынче утром меня вызвал этот — как его там — его работник. Говорит, его хозяин ушел вчера еще утром, но тогда никто не удивился — для него это было привычное дело, он часто уходил, когда ему вздумается. Нынче утром спохватились — его все нет как нет. Там у него есть мальчишка, который ночует в мастерской, тот первый забеспокоился, а когда Бонет пришел на работу и увидел, что хозяина нету, он уж послал мальца за мной. Нет, этот дядя любил поспать в своей постели, хотя, бывало, иной раз укладывался чуть ли не на рассвете. Опять же, он не тот человек, чтобы ходить целый день голодным и не опохмелиться, но в пивной, куда он всегда ходил, его тоже не видели.

— У него ведь есть лодка, — сказал Кадфаэль. — Он заядлый рыбак.

— Слыхали, как же! Лодки не оказалось на месте.

— Но вы-то нашли ее! — уверенно предположил Кадфаэль.

— На полмили ниже по течению, там она запуталась в ветках плакучей ивы. А удочка зацепилась крючком и плавала рядом. Лодка была перевернута. У него был такой же коракль, как у меня. Я оставил ее там, где нашел. Коракль — лодка капризная, — бесстрастно пояснил Мадог. — Может, он поймал здорового молодого лосося. Сейчас как раз начался весенний лов. Но он привык плавать в такой лодке, и рыбак был отменный.

— Мало ли что! И с такими иной раз беда приключается.

— Пожалуй, надо его забрать отсюда, — сказал Мадог, как всякий настоящий мастер, думая о своем ремесле. — Может, в аббатство? Туда ближе всего. И Хью Берингара надо бы оповестить. Место отмечать не будем. Мы с вами и так хорошо знаем, где было тело, а его отпечаток сохранится надолго.

Немного подумав, Кадфаэль принял решение.

— Лучше всего будет, если вы отвезете его в лодке. Я отправлюсь берегом, и мы встретимся возле моста, времени нам потребуется примерно одинаково. Кладите его так, как он лежит сейчас, лицом вниз, и обратите внимание, Мадог, какие следы он оставит в лодке.

Мадог не хуже Кадфаэля знал, что обычно происходит с утопленниками. Он задумчиво посмотрел на своего собеседника, но не стал высказывать своих мыслей, а молча наклонился, чтобы поднять покойника за плечи, предоставив Кадфаэлю держать ноги. Вдвоем они пристроили тело в легкое суденышко. За каждое христианское тело, которое Мадог вылавливал из реки, ему полагалась определенная плата, и он зарабатывал ее честным трудом. Он исправно выполнял трудную и полезную работу, и много людей было ему только благодарно.

Весло Мадога равномерно погружалось и взмывало над водой, лодочка пересекла стремнину и, пользуясь встречными течениями, поплыла вверх по Северну. Кадфаэль в последний раз бросил взгляд на заводь и лужайку над откосом, стараясь как можно лучше запомнить это место, а затем бодро пустился вперед по прибрежной тропе, чтобы встретиться у моста с лодкой.

Кадфаэль, идя быстрым шагом, первым оказался у цели. К тому времени, как Мадог пригнал свой челнок к условленному месту, Кадфаэль успел собрать несколько помощников из числа послушников. Они принесли с собой сооруженные на скорую руку носилки и, уложив на них Болдуина Печа, понесли его по дороге, ведущей к Форгейту, а затем повернули к воротам аббатства. Самого быстроногого из молоденьких послушников спешно послали к помощнику шерифа сообщить, что его просит прийти в аббатство брат Кадфаэль.

Между тем неведомо как весть о случившемся разнеслась по городу. Когда приплыл Мадог, его уже поджидала дюжина праздных зевак, облепивших перила моста. А когда носильщики со своей ношей свернули к аббатству, вместо одной дюжины там собралось уже две; в зловещем молчании они потянулись через мост, а следом за ними из городских ворот набежало еще много народу. Когда носилки внесли в ворота, их уже невозможно было затворить перед этим нашествием, поскольку пришедшие вели себя вполне пристойно, выказывая только мирные намерения; перед монастырем набралось человек сорок или пятьдесят, которые неотступно следовали по пятам и тоже вошли в ограду. Глухое недовольство толпы, ее несокрушимая уверенность, что они-то уж знают правду, словно тяжелый гнет, давили на затылок брата Кадфаэля всю дорогу, пока носилки несли от ворот на главный двор, вызывая гнетущее предчувствие неотвратимой беды. Обернувшись лицом к врагам, ибо в их враждебности у него не было никакого сомнения, он сразу же встретил набыченный мстительный взгляд Даниэля Аурифабера.