Воровка. Ты не убежишь
Шрифт:
Он шепчет это вновь и вновь, покрывая поцелуями каждую черту моего лица.
— Мирон, — выдыхаю поражённо, откидывая голову назад и заглядывая в красивое лицо, — что ты такое говоришь?
— Украла сразу, когда только подошла ко мне там. На вокзале, — шепчет тихо, целуя меня в висок и втягивая с жадностью запах моих волос. — Ты лишила меня всего — сна, покоя. Как ты будешь возвращать долг, девочка? Что дашь мне в ответ, звёздочка?
Я долго молчу, обдумывая свой ответ и не веря собственному счастью.
— Думаю, — поднимаю руку и нежно провожу пальцами по его щеке, — я
— И как же? — поворачивает голову и целует в центр ладошки.
— Я уже отдала. Моё сердце уже в твоих руках, а каждая моя мысль принадлежит тебе. Каждая чёртова мысль! — говорю чуть громче, чем следовало.
— Мало. Мне этого мало, Аврора, — говорит Мир, большими пальцами поглаживая по плечам.
— Что? — я удивляюсь.
— Чертовски мало. Я хочу тебя себе! — говорит вкрадчиво.
— Только если это будет взаимно, — мой голос срывается от чувств, а пальцы, которые Мирон жадно целует, сильно подрагивают.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает тихо, пальцами поглаживая мою поясницу.
— Все твои девчонки, которые вьются вокруг тебя, — в голосе слышатся ревнивые нотки. — Которые каждый день были возле тебя…
Мирон обхватывает моё лицо обеими ладонями, склоняется и лбом вжимается в мой лоб.
— Скажи, почему в такой момент тебя снова съедают сомнения изнутри? Почему? Я говорю тебе о том, что люблю тебя, а ты ревнуешь.
— Ревную, потому что люблю! — выкрикиваю громче, чем следует.
— Любишь? — руки моего любимого сильно дрожат, и я понимаю, что парень прячет от меня взгляд.
— Больше, чем себя, — говорю тихо. — Чем кого-либо на этом свете.
Признания слетают с губ, хотя, казалось, что признаться я не смогу.
Мирон целует моё лицо. Быстро и прерывисто. Я чувствую его прерывистое дыхание на лице, улавливаю дрожь сильного тела.
— Убегала от меня? — спрашивает молодой человек, прижимая к себе и стягивая с волос резинку.
Они волнами падают на спину. Мирон тут же запускает пальцы в пряди и начинает их перебирать.
— Да, — признаюсь ему честно.
— Почему? — молодой человек целует меня в ухо, прикусывает мочку.
— Прости меня. За то, что тогда сказала. Я… соврала. У меня никого и никогда не было. Только ты. Только ты один, — я вжимаюсь лбом в его грудную клетку, втягиваю запах Мирона.
— Так в чём проблема, малышка? К чему всё это было? — спрашивает строго молодой человек, сжимая волосы на моём затылке и запрокидывая мою голову назад, чтобы посмотреть в глаза.
— Я… Расскажу, — киваю ему и улыбаюсь.
Я рассказываю ему всё и впиваюсь пальцами в плечи молодого человека, когда он с рычанием намеревается идти искать Олега, чтобы его поколотить.
— Разорву его на части. Уничтожу!
— Тише, любимый. Прошу тебя, — я подпрыгиваю, руками и ногами обхватываю его, мешая двигаться.
— Аврора, он домогался тебя.
— Мы с ним поговорили. Всё хорошо. Последний месяц он не прикасался ко мне, — говорю торопливо. — Он совсем не плохой человек, любимый. Просто запутался. Сейчас мы пытаемся наладить с ним отношения.
— Зачем? — рычит ревниво, сжимает руки на ягодицах,
из-за чего наша поза выглядит слишком провокационной.— Он мой брат, как ни крути. Пусть сводный, но он всё равно моя семья.
— На кой чёрт нужна такая семья, звёздочка? Чтобы он причинял тебе боль? Заставлял плакать? — хмурит свои смешные брови.
Я глажу его по затылку, пытаюсь успокоить.
— Родной мой, я хочу объяснить, почему я такая… почему я так тянусь к людям, которые меня отвергают.
Мирон направляется к дальней лавочке, опускается на неё, пряча нас от чужих глаз.
— Ну, я жду твоего рассказа, звёздочка, — располагает на своих бёдрах лицом к себе, не давая мне сдвинуться.
— Мои родители женились рано, когда они были студентами. Они были такого же возраста, как и мы с тобой. Папа любил маму до безумия, а она… Мама всегда была слишком холодной, безразличной и отстранённой. Я всегда просила её поцеловать меня перед сном, мать говорила, что не хочет. Что не любит, когда к ней лезут. Даже в моменты, когда мне было особенно сложно, она отмахивалась. Не навязывайся. Не будь назойливой. Будь гордой. Будь отстранённой. Это то, что я слышала постоянно. Я делала всё, чтобы получить от неё похвалу, а не критику. Я пыталась добиться её расположения. Поэтому, Мирон, я такая. Поэтому я всегда пытаюсь добиться расположения от тех, кто ко мне безразличен. Вот так, как-то, — я пожимаю плечами.
— Спасибо, — Мирон давит мне на затылок, чтобы уложить голову себе на плечо.
*****
Любит. Аврора меня любит. В грудной клетке взрываются фейерверки. Смотрю в расстроенное лицо, провожу пальцами по складке между бровями. Целую её приоткрытые губы, хочу забрать всю её обиду и боль.
— Ты прогуляла пары, — говорю тихо, поглаживая тонкую шею, видя, как по её коже бегут мурашки.
— Да. Я испугалась почему-то. Я так боялась, что снова увижу твоё безразличие.
— Но ты каждый день приходила ко мне, — улыбаюсь, когда глаза девчонки широко распахиваются, а губы забавно округляются.
— Ты не спал? — спрашиваю изумлённо.
— Не спал. Делал вид, — признаюсь, получая удовольствие от того, что она смущается.
— Ты всё… слышал? — в изумлении распахивает глаза ещё шире.
— Конечно, слышал, — целует меня в висок.
— Но почему же… молчал? — опускает длинные ресницы.
— Потому что я понимал прекрасно, что ты совсем не хотела говорить мне это в лицо, — я пожимаю плечами.
— Как и ты, когда посылал мне стихотворения, да?
— Какие стихотворения, Аврора? — я напрягаюсь всем телом.
— Мне казалось, что почерк не твой. Но я всё гадала… Кто может их писать.
Аврора говорит сбивчиво, кусая губу и глазами бегая по моему лицу.
— Я не писал стихотворений, — я отвожу волосы с её лица.
— Но когда же тогда?
— Мне тоже очень интересен этот вопрос, — ревнивое рычание вырывается из грудной клетки.
— Но… А ты помнишь, кто на тебя напал?
Я закрываю глаза и откидываю голову назад, ударяясь затылком о стену. Я знаю, что видел лицо напавшего на меня человека. Но как я не пытаюсь напрячь память, всё смазывается. Одно сплошное серое пятно.