Восемь шагов по прямой

– Да?
– не поверили они и в избытке чувств толкнули друг друга.

– Вы местность знаете?
– спросил Рогов.
– Где сворачивать?

– Там башня, мы покажем, - ответил маленький.

Разговор оборвался, мальчики зевали, сонно терли глаза, потом он услыхал сзади сопение и в зеркале увидел, что они спят. Они спали в неудобных позах, привалившись друг к другу, рты их были приоткрыты, и лица выглядели совсем детскими.

Рогов доехал до поворота, притормозил, погасил фары и вылез, тихо прикрыв дверцу, чтобы не разбудить мальчишек. Он стоял, слушая тишину; вокруг была такая кромешная темнота, что, казалось, глубокая ночь окутала всю землю. Постепенно глаза привыкли, он различил далекие огни. Где-то лаяли собаки, доносились звуки гармони. Потом вдали запели девушки, пели протяжно, по-деревенски. Песня и гармонь удалялись в непроглядную черноту ночи. Рогов стоял и слушал, словно вспоминая то, что знал когда-то, но давно забыл.

Мальчишки спали на заднем сиденье, он постучал им и спросил:

– Здесь, что ли?

Они встрепенулись, заспанно выглянули и подтвердили:

– Здесь.

Рогов заметил вдруг неподвижные красные огни, необъяснимо висящие в темном небе. Он сел в машину и свернул на проселок. Свет фар скользнул по строительной площадке и осветил металлический вагон, увешанный плакатами по технике безопасности, штабеля труб и балок, железные бочки, лебедки; четыре массивные опоры поднимались из земли и уходили вверх.

– Здесь мы работаем, - сказал маленький.

– Наверху, - добавил высокий.

Рогов притормозил и посмотрел вверх, но ничего, кроме красных огней, не увидел. Он опустил стекло и высунул голову: лицо обдало вечерним полевым холодом. Рогов погасил фары и сразу же как будто окунулся в ночь. Кругом лежало темное поле, над которым высоко в небе неподвижно висели красные сигнальные огни.

– Хотите посмотреть?
– неожиданно предложил маленький и вылез.

Следом за ним вылезли высокий и Рогов.

В легкие попал холодный воздух. Рогов глубоко вздохнул, чувствуя его чистоту и свежесть. От дороги в сторону башни шел ухабистый проселок с глубокими колеями, выбитыми грузовиками.

Высокий подошел к сараю и дернул рубильник: сильные фонари осветили всю башню. Она стройно уходила вверх, вонзаясь в небо.

– Вы ее собирали?
– спросил Рогов.

– Мы, - ответили они в один голос, а маленький добавил: - Это ретранслятор для телевидения. Выше будет, мы еще монтируем.

– Не страшно наверху?

– Нет, - улыбнулись они.

– Хотите, мы вам покажем?
– спросил вдруг высокий и, не дожидаясь ответа, побежал к лестнице.

За ним побежал маленький.

– Не стоит, - сказал им вслед Рогов, но высокий уже лез вверх. За ним полез маленький.
– Ребята, не надо! Бросьте!..

Они лезли быстро и проворно - казалось, лестница сама течет вниз, а они лишь перехватывают перекладины. Рогов отошел, чтобы лучше видеть. "Вверх, вниз, да не один раз на день, приличная нагрузка", - подумал он.

Они дважды добирались до маленьких угловых площадок, но не остановились, а продолжали подниматься. Он представил ту высоту, расстояние до земли, открытое стылое темное пространство вокруг... "Черт меня дернул отпустить их!" - подумал он зло. Он вдруг почувствовал холод и пустоту в груди: по узкой балке, казавшейся отсюда лишь темной полоской, они перешли пролет, оказались с другой стороны и полезли дальше. Рогов выругался. На самом верху они сели отдыхать на перила.

У него перехватило дыхание, а ноги ослабли. Он отчетливо представил их наверху, как будто сам забрался туда, ощутил высоту и почувствовал головокружение.

Передохнув, мальчишки принялись бегать по балкам над пролетом. Рогов хотел закричать, остановить их, но боялся отвлечь их криком: он застыл, сжался и оцепенело смотрел вверх, не двигаясь. Весь он был точно скован морозом.

Некоторые балки не были видны, и казалось, мальчишки сами по себе носятся в воздухе; вполне верилось, что они ненароком могут отбежать в сторону и вернуться.

Сверху доносились неразборчивые оживленные голоса и смех. "Веселятся", - подумал Рогов. Страх отпустил его, и теперь он испытывал зависть: сверху им открывался ночной простор, разбросанные огни, а до звезд в разрывах облаков было подать рукой.

Рогов бросился к башне, схватил на бегу металлический прут и принялся бешено колотить им по толстой опорной трубе.

– Прекратите! Прекратите!
– кричал он, матерясь.
– Сопляки! Балбесы! Слезайте, к чертовой матери!

Он еще продолжал стучать, а они уже торопливо лезли вниз; в тишине, как камертон, звенела башня - протяжным угасающим звоном.

Рогов повернулся и зашагал к дороге. Он влез в машину и включил печку: его знобило. Мальчишки подошли и сконфуженно остановились.

– У вас мозги есть?
– хмуро спросил Рогов. Они виновато молчали. Цирк устроили. Что, жить надоело?

Они потупились, словно он был их начальником и распекал по работе.

– Я вас спрашиваю!

Они молчали. В тишине с шоссе донесся гул машины.

– Можно, мы пойдем?
– тихо спросил маленький после долгого молчания.

– Садитесь, - мрачно приказал Рогов.

– Нам тут близко, - сказал высокий.

– Садитесь. А то еще куда-нибудь заберетесь. Я из-за вас спать не буду.

Они въехали в поселок и проехали по улице мимо темных окон. Свет фар скользил по заборам и отражался в черных стеклах.

– Здесь, - сказали они.

Машина остановилась возле большого рубленного дома. Теперь нужно было проститься, на этот раз окончательно. Все долго молчали.

– Ну, что ж...
– сказал Рогов.
– Прощаемся?

– Чаю хотите?
– неожиданно предложил маленький.

Рогов посмотрел на часы: к отбою он уже опоздал.

– Хочу, - сказал он.

Втроем они вошли в темный дом, за дверью слышался многоголосый храп.

Вспыхнул свет, осветил бревенчатую кухню с большой печью, от которой несло теплом; на веревке сушились портянки и носки, у печи шеренгой стояли сапоги.

– Садитесь, - пригласил маленький.

Рогов сел к дощатому столу, высокий достал термос и кружки и налил всем крепко заваренный чай. Маленький нарезал большими кусками хлеб, намазал сгущенным молоком. Было тихо.

– Я на шахте работал, тоже в общежитии жил, - сказал Рогов.

Они ели, посматривая на него, и не решаясь говорить.