Восход Черной луны

— Ну что ж, — вставая, подумала она, — если удача не приходит сама, придется брать требуемое штурмом, без ее участия. Капризная эта дама и раньше меня не баловала, так что ситуация вполне привычная.

В голове девушки родился план, детали которого она, с присущей ей обстоятельностью принялась обдумывать. Поглощенная этим занятием, Ирина остановилась у подъезда своего дома и, постояв еще немного, приняла окончательное решение: она поступит в медицинское училище, закончит его с отличием, станет медсестрой, а через два года, имея специальное образование, возьмет институт штурмом вне конкурса.

— Так даже лучше, — повеселев, подытожила Ирина. — Практика, которую я получу в училище, пригодится мне, будущему врачу, в дальнейшей жизни. Во всяком случае не помешает.

Определив таким образом свою судьбу, она стремительной спортивной походкой покинула двор своего дома. Уже через полчаса девушка вышла из раскаленного троллейбуса, в который успела заскочить на ходу (бывают и в ее жизни маленькие удачи), уверенно направляясь на улицу Тельмана в медицинское училище.

Когда вечером девушка рассказала родителям о своей неудаче и принятом затем решении, отец ее, мягкий и уравновешенный человек, военный летчик, успокаивающе сказал:

— Что ж, доченька, так или иначе ты движешься к намеченной цели, а профессия медсестры, особенно операционной, сама по себе подразумевает квалификацию, порой не меньшую, чем у оперирующего хирурга. Можно считать, что все в порядке.

«Ну это он хватил в своем желании подбодрить меня», — критически отнеслась к словам отца Ирина.

Мать молчаливо согласилась с отцом, ничем не выразив особого своего отношения к принятому дочерью решению.

Глава 3

Несколько месяцев, в течение которых Ирина постигала азы медицинской науки, она почти ни с кем не общалась. В ее небольшой комнатке медицинские учебники самым необычным образом смешались с произведениями классиков французской беллетристики, перемежающимися трудами Фрейда или Аристотеля.

Девушка поглощала знания жадно и бессистемно. Казалось, разнородные сведения, смешавшись в сознании Ирины, не принесут ей никакой пользы, однако, вопреки логике, потоком поступающая в ее очаровательную головку информация сама собой сортировалась, систематизировалась, и девушка порой поражала глубиной своих знаний и оригинальностью суждений не только сверстников, но и людей гораздо более сведущих.

По своему характеру и привычкам Ирина была схимница и молчунья, что не мешало ее остроумию озорно разворачиваться в самой шумной и разнородной компании.

Там, где появлялась она, царили шутки и смех. Но язычок ее был так боек, а порой и так безжалостен к представителям сильного пола, что несмотря на весьма и весьма красивую внешность: высокий рост, длинные ноги, точеную спортивную фигуру, румяные щечки и пунцовые пухлые губки — ну чего еще, казалось бы, надо этим не таким уж и разборчивым мужчинам, — «сильный пол» в ее присутствии терял свою самоуверенность, что тут же сказывалось на успехе самой Ирины в его,этого пола,среде.

Самые наглые его представители опасливо поглядывали на девушку глазами припертого рогатиной зверя, поеживаясь в ожидании очередной шутки, выставляющей их на жизнерадостное посмешище всей честной братии, — что может быть приятней эгоистичного самоутверждения за счет ближнего своего.

По этой причине ребята соглашались ограничиться обществом пусть менее красивых, но зато и не столь задиристых подруг, в присутствии которых можно запросто распустить хвост павлином и не бояться быть пойманными с поличным, если случится вдруг перепутать Бабеля с Бебелем или Гоголя с Гегелем.

Но Ирина, озабоченная жадным «пожиранием» наук, вовсе не страдала от отсутствия мужского внимания. Она просто не замечала его, считая все эти пошлые поцелуйчики на ободранных скамейках и прижимания в благоухающих подозрительными запахами подъездах пустым времяпрепровождением.

С избытком начитавшись Фицджеральда, Тургенева и Грина, она претендовала на любовь такого сказочного принца, который будет достоин ее лишь тогда, когда количество заумных собраний и фолиантов, помещенных в его голову, сравняется с той разнородной библиотекой, которую удалось «проглотить» ей самой.

К тому же претенденту на ее сердце, по мнению Ирины, вполне подошли бы внешность Сильвестра Сталлоне (хоть и от него она была совсем не в восторге) и автомобиль «порше» (который, кстати, тоже мог бы быть и поприличней).

А пока упрямая девушка в ожидании этой прекрасной встречи продолжала вгрызаться в Сенеку, Платона и Кампанеллу, отказываясь от общения с очарованными ею поклонниками, о существовании которых она чаще всего и не догадывалась.

Однако дальнейшие события ее жизни показали, что Ирина пребывала в счастливом — а может, и в несчастном — неведении по отношению к собственным желаниям. Оказалось, что ее радикальные представления о сердечных делах держались больше на отсутствии соблазнов, чем на моральных барьерах и нелепых принципах, выстроенных ею же.

Стоило Ирине на дне рождения своей подруги «заболеть зубом» настолько, что она, терзаемая немыслимыми страданиями, вынуждена была держать рот на замке всего каких-то часа два, как новый возлюбленный виновницы этого торжества самым подлым образом переметнулся в число активных поклонников Ирины, прельстившись ангельским видом настолько, что весь вечер не отходил от нее ни на минуту.

Больной зуб и связанные с ним мучения, помешали Ирине дать достойный отпор этому нахалу, нагло расточающему пошлые комплименты типа: «Даже не верится, что это натуральный цвет волос, я думал вы их красите», — или: «Трудно поверить, что еще существует натуральный румянец», — и опять: «Я думал, вы их (это щеки-то! брр!) красите».

В результате временно онемевшая Ирина, не успев даже этого осознать, обзавелась сразу двумя неприятностями: непримиримым врагом, еще несколько часов назад пребывавшим в числе ее лучших подруг, и пламенным поклонником, намертво увязавшимся провожать девушку домой. От его неуместного внимания Ирина страдала даже больше, чем от зубной боли.

Удивительный этот наглец, млея под ее недоумевающим взглядом, клялся в любви так, словно они знакомы не каких-нибудь три часа, а по меньшей мере сутки, принимая ответное протестующее мычание измученной зубной болью Ирины за поощрительные междометия, стимулирующие дальнейшие душеизлияния.

Нахал оказался обладателем звучного (но ставшего в результате небогатой фантазии многих родителей назойливым) имени Роман. Утомленная его непрерывной болтовней, щедро перемежаемой бесконечными комплиментами в ее адрес, Ирина приняла решение, которое вполне бы одобрил Иван Сусанин: она долго водила новоявленного поклонника проходными дворами и в конце концов решительно распрощалась с ним в подъезде совершенно незнакомого дома, приветливо кивнув в ответ на его смелое предложение продолжить их приятное знакомство завтра и с обворожительной улыбкой сообщив, что будет несказанно рада видеть его на этом же месте в шесть часов утра.